Андреевский спуск Страница 9

Она и выслушает, и даст совет, и заступится. Ни один вопрос в университете не решается без её согласия. Она доступнее, умнее и деловитее, чем её напыщенный муж.

Именно она выдернула его из-за границы, когда почувствовала, что проректор замышляет каверзу. Началось с того, что он взял в аспирантуру свою бывшую студентку и стал её научным руководителем. Но и жене ректора эта студентка понравилась, поэтому она предложила ей перейти на кафедру педагогики. Аспирантка отказалась. А ректорша не любила, когда ей перечили, поэтому бухгалтерия несколько раз "забывала" начислить аспирантке стипендию, а секретарши всё время "теряли" её отчёты и планы.

Мужчина посоветовал аспирантке в следующий раз сделать копию плана, пойти к заведующему отделом аспирантуры и сказать: «Вот, пожалуйста, мой план. Вам — оригинал, а у меня — копия. Если план снова потеряется — скажите, я предоставлю копию». Так она и сделала. Но когда мужчина попал в больницу, на аспирантку посыпались неприятности. Дошло до того, что нашли какую-то статью, спрятанную в примечаниях, на основании которой сейчас и собираются выгнать её из аспирантуры.

Она обратилась к адвокату, и тот пошёл прямо к ректору. Ректор был за границей, проректор болел, а на жену ректора, крутившуюся в приёмной, адвокат не стал тратить время. Его тёмно-синий костюм и такие слова, как «мой клиент», «юрисконсульты министерства» и «повестка с подписью» произвели на неё впечатление. Она немедленно села за компьютер и настрочила мужу депешу, в которой так запутанно изложила суть дела, что испуганный ректор в тот же день за свой счёт вылетел тушить пожар.

Ты звал? — вторично спрашивает у мужа ректорша.

Иди, — машет он, — мы сами разберёмся.

Она уходит, но оставляет щёлочку. Ректор вскакивает, топает к двери и устраняет отверстие. Прежде чем сесть, он дважды обходит заместителя по кругу.

Значит, вот так, — выдыхает он.

О чём ты?

О чём я?

Да. Что это за шутки? Пистолет, маска…

А ты мне не указывай!

Я не указываю, я спрашиваю.

Здесь спрашиваю я! А ты обязан честно ответить, как есть.

Мне не за что оправдываться.

Я не говорил «оправдываться». Это уже твоя совесть говорит.

Это — какой-то абсурд! Безумие. Что происходит?

Ректор долго сопит.

Зачем ты наслал на меня прокурора?

Какого прокурора?

Хотел всадить мне нож в спину? Друг, называется…!

Не понимаю…

Давай, выкладывай весь компромат, что собрал на меня!

Ты, по-моему, с ума сошёл! Про какой…

Вы звали?

В кабинет без стука врывается взволнованная секретарша.

Что такое? — рычит на неё ректор и взглядом выдувает вон.

Короче так, — поворачивается к мужчине ректор, — или ты, или я!

Мужчине некуда уложить такую новость.

Ну? — спрашивает ректор, — чего молчишь?

Я думаю.

К культу личности, который устроил ректор, мужчина относился как к досадной причуде, не представляющей для него угрозы. Ведь у него есть стиль, он знает языки и, если уж на то пошло, является визитной карточкой университета.

Придумал?

Так ты это, — спрашивает он у ректора, — серьёзно?

А как же.

На каком основании?

По собственному желанию.

Ага!..

Мужчина представляет, как на очередном собрании коллектива он просит слова. Как ректор пытается его игнорировать. Как он влетает на трибуну и приводит факты. О том, что только за последние два года, благодаря его усилиям, университет вышел на первое место в стране по четырём из десяти категорий. О том, что именно он разработал новую, прозрачную систему оценки знаний. О том, что за последние пять лет в университете появилось немало новых подразделений и кафедр, не имеющих аналогов в мире, таких как лаборатория синтеза типологии, кафедры духоведения, юриспро-менеджмента, био-психо-компьютерных технологий и прочее. Из зала и коридоров несётся возмущение. Из аудиторий слышны требования избрать его ректором, а если нет — все готовы начать сбор подписей. Студенты составляют обращения, идут с палатками на площадь, грозят митингом, забастовкой и голодовкой.

Ректор знает, что его заместитель вспыхнет. Поэтому он тоже мысленно взлетает на трибуну и заявляет, что ситуация вокруг дела проректора переросла в скандал. Что некие силы замыслили сорвать нам учебный год. Мы все знаем, кто за этим стоит. Это — отдельные представители всех тех, кто так и не подтянул свой менталитет до уровня требований. Поэтому встаёт вопрос: сколько мы можем это терпеть?!

Есть у вас ко мне, — переходит на «вы» мужчина, — ещё какие-то вопросы?

Не надо нам, — предупреждает его ректор, — тут угрожать!

Мужчина встаёт, кивает и уходит.

Ректор запирает за ним дверь и не пускает свою жену в кабинет. Ректорша тарабанит по дерматину.

Да ну её, — отмахивается ректор и по привычке идёт к бару. Но после недавней ревизии жены в баре представлены лишь образцы минеральной воды разных стран мира.

Вот напугала! — бурчит ректор, отодвигает свой портрет кисти лауреата национальной премии и достаёт из потайного шкафа картонную коробку с неоткрытой бутылкой крепкого напитка янтарного цвета. Чтобы не пачкать стакан и не оставлять следов, он вливает огненную жидкость прямо в горло.

Хороший розлив, — говорит он вслух.

Ничего, — мысленно заявляет он проректору, как будто тот сейчас сидит напротив и тоже потягивает импортный напиток. — Ничего. Никуда ты не денешься! Завтра приползёшь, извинишься как следует, мы за это выпьем, будто ничего и не было.

Ректор знает, что широты души ему не занимать. Да, для кого-то он — бык. Но под этой шкурой и рогами скрывается стеснительный, битый шпано́й школьник, который вовремя понял: лучшая защита — это нападение. Иначе не выживешь.

Ректор лезет в карман якобы за носовым платком, но на самом деле хочет незаметно почесать там, где чешется. Добравшись до цели, он, понимая, что его никто не видит, с удовольствием, по-молодецки расслабляется и чешется от души. Затем тянется за скрепкой, разгибает её и ковыряется в правом ухе, пока не тычет себе в барабанную перепонку.

Йо! — говорит он и тут же гасит боль глотком янтарного напитка.

Ха-роший розлив, — вторит он себе.

* * *

Утром солнце лезет в комнату, и та трещит по швам. Мужчина, не завтракая, едет на дачу, чтобы полить сад. Потом, в тишине, за кофе он хочет обдумать план действий. Глупо сдаваться без боя. У него есть союзники — в ректорате, на кафедрах, даже в министерстве.

На повороте к мосту в него с левой полосы врезается бензовоз городского управления водоканализации. Водитель сразу связывается со своим начальством, те давят на полицию, и та составляет протокол, по которому мужчина, как виновник аварии, обязан оплатить ремонт бензовоза.

Мужчина обжалует решение полиции. — Посмотрите! — кричит он. — Я стоял в поворотной полосе, у обочины. Он пошёл на таран с левого ряда. Видите? Иначе как бы он мог раздавить мой левый бок и помять правый угол своего бампера? Это же — главное доказательство!

Для кого? — спрашивают у него.

Как — для кого? Вообще!

«Вообще» не проходит. Судмедэкспертиза — вещь конкретная. Виноват — плати!

В тот же день у него начинают неметь рука и нога. Ему трудно выговаривать длинные слова. Мысли тяжелеют, становятся чугунными и отказываются двигаться. В ректорате это замечают и делают выводы.

— Идите домой и отдохните как следует, — советуют ему по-доброму, а о каждом его неуверенном шаге докладывают ректорше. Её муж после учёного совета лёг на обследование с разрывом барабанной перепонки и теперь управляет всем из палаты. Услышав о здоровье проректора, он вызывает его в больницу.

— Ты, — говорит он мужчине, — наверное, думал, что я тебя уничтожу. Выгоню. Ты бы так и сделал на моём месте? Так вот знай: я — незлобивый. Я добрый. Я дам тебе с достоинством уйти на пенсию. По инвалидности. Только принеси нам справку. У тебя ведь есть связи в медицине?

Мужчину накрывает тошнота. С трудом проглоченное ректорское предложение не переваривается.

— Но за это летом, — продолжает ректор, — ты вместо меня возглавишь приёмную комиссию. Мне надо подлечиться. Ну как? Согласен? А осенью мы тебе устроим торжественные проводы. По высшему разряду.

Ректор подмигивает. Заставить мужчину работать в приёмной комиссии придумала ректорша — чтобы было легче найти на него нарушения. На всякий случай.

— Ну что ты об этом думаешь?

— Ничего, — говорит мужчина.

— Вот как ты…

— Да.

— Почему?

— Трудно думать.

— А воспринимать можешь?

— Да.

— Тогда слушай. Осенью Президент подпишет указ, по которому особо ценные профессора будут приравнены к госслужащим и получат пенсию в размере девяноста процентов от оклада. Я сделаю всё, чтобы ты попал в списки. Хотя это, как ты понимаешь, очень и очень непростая задача. Даже сверхзадача… Что молчишь?

— Ничего.

— Вот такая у тебя благодарность?

— Что?

— Благодарность!

— Да.

— Что — «да»?

— Ничего.

Гримаса боли на лице мужчины успокаивает ректора. Почувствовав прилив сил от его слабости, ректор интересуется, что у него болит.

— Спасибо, — говорит мужчина.

— Сильно?

— Терпимо.

— Голова?

— Она тоже.

— Ну ладно. Иди домой. Попей молока с мёдом, а лучше — водки с перцем. И под одеяло. Проснёшься — всё как рукой снимет.

Мужчина уходит. У двери квартиры он шарит по карманам, но ключа не находит. Ему открывает дочь. Она говорит, что маме лучше. На следующей неделе дочь собирается ехать к своему поэту в деревню.

— Я, — говорит мужчина, — отвезу тебя.

— Не надо. Я сама. Туда же автобус ходит.

— Нет, я отвезу. Мы все поедем. И мама тоже. Правда?

Жена говорит — правда.

— Нам интересно. Осмотримся. На кручу поднимемся, реку увидим. Заодно купим молодой картошки, зелени, мёда…

— Рано для мёда.

— А мы и прошлогодним не побрезгуем.

Дочь спрашивает, как он себя чувствует.

— Не знаю, — говорит он.

— Температура есть?

Дочь встаёт на цыпочки и прикасается губами ко лбу. От неожиданности мужчина вздрагивает, сразу жалеет о движении, хватает дочь за плечи, хочет всё объяснить, но слова слепаются в кашу, а глаза наполняются влагой.

— Всё будет хорошо, — говорят женщины и укладывают его в постель.

— Машина, — вспоминает он, — ведь она разбита! Как же нам теперь…

— Лежи. Никуда она не денется.

Но ремонтные хлопоты закрашивают сны и отравляют рабочие часы. У него хоть и не новая, но надёжная иномарка. Произведение немецкой инженерной мысли. «Честный механик» — эти два слова не сочетаются. Либо — либо. Кто-то вчера посоветовал ему кого-то. Но кто? И кого именно? Надо было записать. Потому что голова такие вещи не держит.