Андреевский спуск Страница 6

Нужно уже начинать шевелиться. А то не успеете!

Чего я не успею?

Врач сжимает зубы и отводит взгляд.

Всё то, — говорит он, растягивая слоги, — что по какой-то причине не решается при жизни, решается смертью.

Как называется, — спрашивает мужчина, — эта философия?

Что?

Эта теория.

Это не теория и не философия.

А что же?

Медицинский факт.

Врач даёт понять, что в курсе всех последних веяний и открытий. При определённых условиях он мог бы применить их к мужчине.

Возьмём хотя бы холестерин, — поясняет он. — Наша медицина демонизирует его. А зря. Потому что он бывает двух типов — хороший и плохой. Хороший холестерин очень полезен для организма. Он поставляет энергию, способствует циркуляции, выводит лишние жиры. А ещё он является строительным материалом для половых гормонов. Вы меня понимаете?

Да.

Но не все об этом знают.

Нет?

Нет. Вот скажите мне, что он делает?

Кто?

Хороший холестерин.

Что?

Он бросается туда, где воспаление или пробоина, и, так сказать, тушит пожар. Естественным путём. Так вот… Вы же не пугаетесь, когда видите пожарную машину?

Что?

Врач и мужчина в полном молчании уставились друг на друга. Минуту они сосредоточенно тянут невидимую верёвку.

Распишитесь, — первым сдаётся врач и подаёт мужчине бланк, — вот тут. Зачем?

Потому что без этого я вас не отпущу!

* * *

Это какое-то чудо, — качает головой жена.

Мужчина снова объясняет ей, что это вовсе не чудо. Во-первых, у него был хороший врач. Во-вторых, он глотал всё, что тот прописал. Причём тут чудо?!

Жена говорит, что это — предупреждение.

Какое ещё предупреждение?

Последнее.

Прекрати!

А ты сделай выводы.

Какие?

Что надо менять жизнь.

Она и так изменилась.

Я не это, — говорит она, — имею в виду.

На что ты намекаешь?

Может, ты бы пошёл и крестился?

С чего бы это вдруг…

Хуже не будет.

Мне уже лучше. Инсульты — штука коварная. А вот если бы ты крестился…

С каких это пор ты уверовала? Может, ты даже в церковь ходишь?

Я бы ходила.

Что ж тебя не пускает?

А хочешь, я узнаю, как это делается?

Не говори глупостей. Попы ещё темнее нас с тобой. Какая у них вообще образование? Я не представляю, чтобы они хоть что-то читали.

Это неважно.

Врачи всё мне объяснили. Про диету, про режим, про то, чего избегать. Я буду соблюдать. Вон люди с инсультом марафоны бегают.

Ты и до инсульта никогда не бегал.

Оставь меня в покое!

Покой, — взрывается жена, — покой?!

Словесные осколки летят мужчине в лицо. Но он к этому привык. Новым среди её проклятий и слёз разве что трёхкратное «в жопу». Пагубное влияние матерщинницы-дочери.

Ну надо же, — цедит мужчина, — что это тебя так…

Но жена уже заперлась в спальне. Он стоит посреди коридора и колеблется. Почему он не идёт в свой кабинет? Там его книги, проигрыватель, компьютер, телефон. Зачем он, вместо того чтобы лечь на диван и разглядывать кусок неба в окне, поворачивает назад и тянется за плащом? А может, он что-то почувствовал или увидел? И куда он так спешит, что на перекрёстке кидается под машину и останавливает её?

Надо, — бормочет он, сам удивляясь себе, — принять таинство крещения. Немедленно!

К кому по этому поводу обращаться, он ещё не придумал, поэтому едет туда, где рядом, не касаясь друг друга, возвышаются три церкви. Если откажут в одной — пойду в другую. Такой у него план.

Он заходит в первую. Там как раз идёт служба. Окрутят ли его сегодня? Наверное, надо договариваться заранее. Какие документы им нужны? У мужчины в кармане только кошелёк. Он останавливается у дверей. Все новоприбывшие отодвигают его, покупают свечи и короткими рывками движутся к алтарю. Мужчина делает то же самое. Какая-то женщина объясняет, видно, незнакомому человеку что-то о свечах. Мужчина зажигает свою и втыкает её поверх ещё живого огарка.

Женщина говорит, что по тому, как плавится воск и какие формы он принимает, можно увидеть, кто смотрел на тебя злым глазом или навёл порчу.

Вот, пожалуйста, видите, целая фигура. Голова, грудь, нога… Это надо же! Это не ваша свеча? Только тут и можно узнать правду о людях.

Мужчина спешит к выходу. Во второй церкви как раз допевают конец службы. Священник выходит из алтаря. Мужчина не уверен, стоит ли покупать свечу. За прилавком стоит монах, или дьякон, или семинарист, с бородой и в рясе. Мужчина спрашивает у него, можно ли у них окреститься. Монах спрашивает, кто хочет принять обряд — младенец или взрослый?

Взрослый.

Во время поста?

А что?…

Поговорите с батюшкой.

Мужчина приближается к священнику, которого обступили три женщины — две в платках, третья в зеленоватом берете.

— Да не давайте вы им ни копейки, — говорит он им. — Они не беднее нас с вами. Я всех их знаю. У них своя нищенская мафия. Я всё время предлагаю им поработать на церковь. Вот нам надо и забор покрасить, и листья сгребсти. А внутри — сколько работы! Я им говорю: я вас и накормлю, и копейку дам, и тряпьё найду. Нет! Не хотят. Им лучше с протянутой рукой. Не давайте им ничего! Как прижмёт — придут ко мне.

Священник перехватывает взгляд мужчины и сворачивает разговор. Когда женщины идут поклоняться иконам, мужчина излагает суть своей просьбы.

— Во время, — переспрашивает священник, — поста? Подождите до страстной субботы.

— А когда это?

— Что?

— Страстная суббота.

— Как когда? За день до Пасхи!

— Я знаю это, — говорит мужчина, — я просто забыл, когда именно в этом году…

— А вы хоть, — хмурится священник, — поститесь? Вы когда в последний раз исповедовались?

Мужчина молчит.

Священник говорит, что искренняя исповедь — это первый шаг. Потому что сейчас все повалили в церковь и каждый несёт свою грязь. Поэтому сначала надо, так сказать, умыться.

— Вот вы же, наверное, ходите в баню?

— Нет, — говорит мужчина. — Я дома моюсь. В ванной.

Священник говорит, что сейчас развелось слишком много «рождественских христиан». Он их так называет, потому что они приходят в церковь только дважды в год.

— Ну что это за христиане? Они ведут жизнь, недостойную человека. Скотскую жизнь. А некоторые из них прямо с улицы валятся к чаше. Без исповеди! А если и исповедуются, то я из них должен всё по кусочкам вытягивать! Что это такое? Как это так?

Мужчина молчит.

— Так значит, — говорит он, чтобы заполнить паузу, — если бы вы могли, то когда?

— Когда я мог бы что?

— Окрутить меня.

— После поста и исповеди. Я же сказал вам!

— А когда она?

— Кто?

— Исповедь.

— Исповеди у нас по субботам. Без исповеди — нет причастия.

Мужчина смотрит на часы, не видит там субботы, благодарит и уходит.

У дверей его останавливает дьякон, он же семинарист.

— Видите, — указывает он пальцем на соседнюю церковь, — вон то здание? Туда не ходите!

— Почему?

— Потому что на них нет благодати!

Мужчина кивает и идёт туда. Внутри церкви высокий, худой священник вместе с несколькими хористами хлопочет вокруг иконостаса. Для попа он стрижён чересчур коротко. Зато борода у него начинается от глаз и сливается с рясой. Ему не может быть больше, чем мужчине.

Мужчина подходит к попу и говорит, что он не знает всех правил, но очень хотел бы окреститься. Он понимает, что этот обряд включает исповедь, но он не может ждать до субботы. Он знает, что к этому надо готовиться, но не знает как. Например, что сейчас разрешено есть, а чего нет.

— Главное, — говорит ему поп, — молитва.

— Молитва, — повторяет мужчина.

— Это, — говорит поп, — наш единственный способ обратиться к Богу. Как ещё человеку установить контакт? Без неё мы пропадём! Поэтому нужно всегда читать молитву. И не только языком и губами, но и сердцем.

— Как часто?… Потому что вот у мусульман, я знаю…

— Всё время.

Мужчина объясняет, что у него нестандартная ситуация. Потому что буквально вчера он выписался из больницы, где довольно успешно боролся с инсультом и частичным параличом, но инсульт — вещь коварная, поэтому он просил бы войти в его положение.

— Вы хотите исповедаться?

— Да. Когда можно было бы?

— Да хоть сейчас.

— Сейчас? Прямо здесь?

— А где вы предлагаете?

— Я не знаю. Где скажете. Если это ускорит. Чтобы вы меня окрестили.

Поп направляет мужчину в угол, под икону.

— Простите, — говорит ему мужчина по дороге, — что я так неожиданно на вас… Но вы, наверное, лучше меня знаете ситуацию. Потому что я не один такой. Люди растеряны. Речь идёт о серьёзных социальных сдвигах!…

Поп не спешит соглашаться.

— Вы же меня понимаете?

— А вам, — спрашивает поп, — что до этого?

— До чего?

— До всех этих сдвигов.

— Ну как же… Сказано же: жить в обществе и быть свободным от общества…

— Не только можно, — радостно подхватывает поп, — но и нужно! Это ваш долг!

— Как так?

— А так, что с кого потом за всё спросят? С социума? Нет! С вас!

Он ставит мужчину на колени, накрывает чем-то его голову и произносит молитву, из которой ясно, что он здесь не для того, чтобы судить.

— Говорите! — поощряет он мужчину, который закрывает глаза и долго собирается с мыслями.

— Всё это как-то, — говорит мужчина, — произошло так неожиданно и так быстро… Я даже не знаю, что в таких случаях делать…

— Вытаскивать на свет Божий, — говорит поп, — все свои грехи. Иначе они вас утянут на дно.

— Это я понимаю.

— Ну так начинайте.

— С чего же…

— Начните с сегодняшнего дня и идите назад. Если так вам проще.

Мужчина открывает глаза, но видит только пол.

— Ну, вообще-то, — выдыхает он, — у меня в жизни было много разного… И, думаю, многое из этого можно считать грехами… Ну, например… ну, скажем…

Вместо общепринятых грехов на поверхность всплывает мерзкий воспоминание времён студенческой юности. Его родственник-профессор куда-то уезжает с семьёй, даёт ему ключ и просит хотя бы пару раз в неделю поливать цветы. А он вместо этого зовёт друзей, те приводят девушек, вино, музыку, по дороге к ним примыкают ещё какие-то типы, и это кодло за несколько часов умудряется разрушить всё, что профессор собирал всю жизнь. Наконец, его, тогдашнего второкурсника, вытаскивают из постели и говорят: тебя кто-то спрашивает. Он, как есть, вместе с новой подружкой, наступая на бутылки и тела, пробирается к двери. На пороге — полупритомный профессор. Из-за его спины выглядывают жена, дети и соседи, готовые к самосуду.

Но мужчина не знает, как обобщить такую ситуацию и к какому греху её отнести. Пауза затягивается.

— Начинайте с самого тяжёлого, — советует ему поп.

— Да я вроде, — мнётся мужчина, — никого не убивал…

От непривычки у него болят колени, и он ёрзает, пытаясь найти удобную позу.

Поп спрашивает, знает ли он христианские заповеди.

Мужчина говорит, что заповеди по всем доктринам и религиям одинаковы. Потому что это — универсалии или же основы морали. Не убий, не укради, не пожелай. Хотя с этим и не всё однозначно.

— Вы женаты?

— Да, но…

— Изменяли жене?

— Да, но…

— Что?

— Не я первый, не я последний.

— Речь не о них.