Произведение «Андреевский спуск» Владимира Дибровы является частью школьной программы по украинской литературе 11-го класса. Для ознакомления всей школьной программы, а также материалов для дополнительного чтения - перейдите по ссылке Школьная программа по украинской литературе 11-го класса .
Андреевский спуск Страница 13
Диброва Владимир Георгиевич
Читать онлайн «Андреевский спуск» | Автор «Диброва Владимир Георгиевич»
Зачем тогда всё это?
После того как дочка уехала в лагерь, квартира превратилась в изолятор. Зато прекратились и ссоры. Неужели весь этот шум был ради дочки? Чтобы она услышала и встала на чью-то сторону?
Ну давай! До дна!
Друг детства — гинеколог, но пьёт водку, как сантехник. Освобождает лёгкие от воздуха, вливает в открытый зев все двести грамм, не морщась, проглатывает порцию и мощным выдохом прочищает трубу. Помимо работы в ведомственной поликлинике, у него большая практика на стороне. Он — известный в определённых кругах специалист по женским болезням. Его коронная фраза: «О женщинах я знаю всё». Его отец — партийно-медицинский деятель и крупный начальник, из тех, кто ездит с министрами на охоту. А после стрельбы отдыхает в баньке, с бассейном и прислугой.
Ну и где ты сейчас, чем занимаешься?
Мужчина отвечает, что он всё там же, в университете. В феврале этого года он стал заведующим кафедрой. Эта должность далась ему нелегко. Его главный конкурент — грубая доцентша, протеже декана — стучала на него, где только могла, и даже бегала в ректорат. Как член парткома, она била тревогу, чтобы все знали, что мужчина позволяет себе высказывания, несовместимые с высоким званием члена нашей партии. Он делает это и перед студентами, и среди преподавателей. У неё всё записано.
— Какое вы имеете право возглавлять коллектив, — как-то спросила она его при свидетелях, — если у вас такая суть внутри?
— Откуда вы знаете, какая у меня суть? У вас что, рентген?
— Мне не нужен рентген. Я по глазам вижу.
— Ну и что вы видите?
— Что вы — глубоко чужой нам человек.
— А я, — сказал он, — по вашим глазам вижу, что вы — блядь!
Общий хохот заставил доцентшу выбежать из кафедры в коридор. Конечно, мужчина рисковал. Но об этом разговоре сразу же донесли ректору, и тот назначил его завкафедрой. Потому что он — опора надёжности. Его каждую осень посылают следить за тем, как студенты собирают остатки урожая. Он дежурит в общежитиях почти на все красные праздники, включая трижды — на Новый год. Он выполняет все партийные поручения. Отвечает за факультетскую стенгазету. Он — порядочный, интеллигентный. И не стукач. Его уважают коллеги и любят студенты, особенно девушки. Он без отрыва от производства защитил диссертацию, является соавтором двух методических разработок, а одну из его статей напечатал столичный журнал.
В октябре прошлого года первокурсников их факультета отправляют в крымский колхоз на сбор томатов. Мужчину назначают руководителем. Под ним — сто студентов и пятеро преподавателей. Что бы сделал любой начальник на его месте? Запретил бы выходить из лагеря. Обязал бы старост вести поимённый учёт. Наказывал бы тех, кто не выполняет норму. Закрывался бы каждый вечер в комнате и пил бы с физруком.
А что делает он? Договаривается с председателем колхоза о поощрении лучших сборщиков, и не когда-нибудь, а каждую пятницу. Следит за тем, чтобы его детей кормили свежими продуктами. Сам отбирает для столовой самые спелые помидоры. Давит на местных, чтобы те привели в порядок баню, а потом трижды в неделю в окружении студентов размахивает в парной пышным веником. Играет на гитаре, организует футбольный чемпионат, сам забивает голы. Лично подводит итоги каждого трудового дня.
Другая проблема — выходные. Рядом — море, курортная зона, соблазны, опасность. Мужчина объявляет: в выходные можете ехать куда хотите. Но не поодиночке, а группами. Сами формируйте группы, выбирайте старших. Они лично отвечают за всех. Вот журнал. В субботу утром старшие записывают, кто и куда едет. Вечером все возвращаются и отчитываются. В случае нарушений виновные лишаются права выходить из лагеря.
В результате — все возвращаются домой загорелые и довольные. Каждый что-то заработал. На сто человек — ни одной травмы, ни одного срыва, ни одного инцидента. Кроме одного.
Однажды посреди недели, после работы, четверо преподавателей выбираются в ближайший город. Магазины, книжные лавки, кофе по-турецки в полупустом ресторане над морем. Обратно идут по пляжу, вдыхают насыщенный морем воздух. Солнце на их глазах то и дело подливает в воду новую краску. Там, где с трассы уходит в сторону их деревни разбитая дорога, они видят парочку. Это их первокурсники. Обнявшись, целуются, пьют вино. В будний день? В десяти километрах от лагеря? Преподавательница с кафедры педагогики смотрит на мужчину, но тот даёт понять, что берёт воспитательный момент на себя. Первокурсники замечают преподавателей, когда уже поздно прятаться. Паника: за такое могут выгнать. Но преподаватели во главе с мужчиной молча обходят нарушителей стороной.
— Мы, — бегут за ними студенты, — не знали, у кого отпроситься. У моей мамы день рождения. Мы поехали в город, чтобы позвонить и поздравить. А тут автобус сломался. Мы вышли, увидели море, а тут вы идёте…
— Ну и что теперь вы собираетесь делать? — спрашивает их мужчина.
— Возвращаться в лагерь!
— Хорошо. Пошли вместе.
Они выходят на трассу как раз, когда там гремит автобус. Водитель не тормозит. Мужчина помогает его остановить. Водитель пускает первокурсников и двух преподавателей. Как только нога мужчины оказывается на ступеньке, водитель прищемляет её дверью.
— Не видишь? Нет мест! Отойди и не ломай мне автобус!
Мужчина и молодая преподавательница какое-то время стоят на пустой трассе, потом спускаются к морю. От песка тянет холодом. Они садятся на разбитый топчан, на котором только что нежились первокурсники. Кто его сюда притащил? До ближайшего пляжа километра три. Наверное, море попользовалось — и выбросило сюда на радость влюблённым парочкам.
Солнце, выжав все тюбики, закрывает на ночь свою лавку. Мужчина и преподавательница, не отрывая глаз от горизонта, обсуждают влияние известного писателя на творчество известного режиссёра.
— Но как такое может быть? — удивляется она. — Он ведь ничего этого не знал. Он не мог читать ни одного его романа. Они были под запретом.
Она когда-то была его студенткой и старалась не пропускать ни одной лекции. Она не уверена, помнит ли он её с тех времён.
— Во-первых, — говорит он, — и фильм, и роман — это вариации на одну из вечных тем.
О, он её помнит. Она всегда сидела у окна, в углу. А он всегда держал её в поле зрения. Ориентировался по её глазам. Если она чего-то не понимала или слышала незнакомое имя, то в первую очередь корила себя. Будто это её вина, что у мужчины такая звенящая эрудиция. Он тогда делал лирическое отступление и растекался в комментарии. Её глаза вспыхивали. Оттуда на него лилась благодарность и радость познания. Что ещё нужно учителю? Чистые, пытливые глаза. Человек с такими глазами, как правило, не знает себе цену. И рядом с ней никогда не бывает хороших целующихся. А ещё в её взгляде таился щем. И скрытая драматичность. Что это могло быть? Развод родителей. Смерть матери. Детство провинциальной Золушки. Поступление в университет, наверное, стало для неё освобождением. Но за свободу надо платить. Жизнью в общежитии на одну стипендию. Все они на первом курсе начинают курить. У неё были длинные, прямые волосы. И два свитера ручной вязки — белый и бордовый. Правда, к концу семестра у неё появилась импортная кофточка, в которой ходило полгорода. Мужчина никогда не мог разглядеть её фигуру. После звонка она всегда терялась в толпе. Значит, что он помнит, кроме её волос, глаз и прямого профиля? Губы! Они спасали её от чрезмерной строгости. И то, что его тянуло к ним не меньше, чем к глазам. Он смотрел на неё и мог представить, как на четвёртом курсе она выйдет замуж за курсанта и через год родит сына. Что они уедут на Север, будут жить в военной части за колючей проволокой. Что она будет писать домой письма, в которых будет умолять родителей прислать макароны и сухое молоко. И что, дослужившись до капитана, её муж окончательно сопьётся.
— А во-вторых, — говорит он, но не заканчивает мысль.
Преподавательница лезет в карман за сигаретами. Мужчина достаёт спички. Он не курит, но полевой набор руководителя — спички, блокнот и ручка — всегда при нём. Моря уже почти не видно. Вместо него до самых звёзд тянется тёмно-влажная стена. Преподавательница затягивается. Огниво на кончике сигареты подсвечивает её вишнёвые губы.
— А во-вторых, — говорит он, — влияние — вещь загадочная. Кто и чем их может измерить? Вы согласны?
— Д-д-да, — стучит она зубами.
Мужчина снимает куртку.
— Не надо, — говорит она.
— Надо, — говорит он.
— Мне не хо-л-одно.
— А мне-не, — передразнивает он её, — ж-жарко.
Его рука невольно касается её груди, но, вместо того чтобы отдёрнуть её, замирает. Она кладёт свою руку поверх его, но, вместо того чтобы оттолкнуть, обвивает его пальцы. А после поцелуя им уже некуда отступать. Вкусы табака и кофе смешиваются со вздохами и плеском моря.
Если бы кто-то их спросил, что с ними случилось, они бы, не кривя душой, признались: их накрыла волна. Девятый вал, который и унёс их туда, где играет музыка.
— И что же вы там делали? — спросили бы их.
— Танцевали.
— Где именно? На дне моря? На разбитом топчане? Или вам расчистили площадку? Нет? На дороге? Волна выбросила вас на дорогу? И вы всю ночь плясали среди машин? Может, у вас был с собой магнитофон? Или в кустах прятался оркестр? И что вы чувствовали во время этого, как вы говорите, танца?
— Мы чувствовали, — сказали бы они, — восторг и страх.
— Ага! — сказали бы им. — Так почему же вы не сопротивлялись?
— Мы сопротивлялись. Как могли.
— Но вы же взрослые люди. Вы же понимаете, куда такая волна может вас унести!
— Да.
Когда они, голые, разгорячённые и покрытые холодной пеной, выпрыгивают из штормового моря, на небе выплывает луна.
— Что это, — удивляются они сами себе, — было?
Спросить не у кого, хотя они и чувствуют на себе чей-то взгляд. На пляже — ни души. Луна куда-то спряталась. Вместо глаз на них сонно мигает горсть звёзд. Но ни поощрения, ни осуждения от них не дождёшься.
— Это — какое-то чудо природы.
— Да. Чудо.
— И как же нам теперь быть? — спрашивает она.
— Легко и радостно, — говорит он.
— А разве так можно?
— Так нужно.
— Эй! Ты чего филонишь? Давай! Пей!
Она развелась почти два года назад. Её бывший муж — художник, книжный график. У них шестилетний сын. Жили они у его родителей. После развода родители не захотели делить квартиру и выгнали невестку с внуком в коммуналку.
— Подумать только, — говорит мужчина своей любовнице, — если бы твой художник не был идиотом, я бы так никогда и не встретил тебя! Вот где ужас!
Он называет её бесценной находкой, сокровищем, десертом и жемчужиной.



