Захар Беркут Страница 26

Мёртвая тишина царила на сходке — лишь огонь потрескивал да неумолчно раздавалось цоканье топоров, что вырезали орудия для боя с монголами.

— Отец! — вдруг вскрикнула Мирослава пронзительным голосом. — Отец, вернись! — И она побежала за ним и схватила его за руку: детская любовь вновь заговорила в её сердце — сильно, непреодолимо. — Вернись, батюшка! Останься здесь, со своими людьми! Встань рядом с ними против захватчиков, как брат рядом с братьями — и они простят тебе всё прошлое! А там... чего ты там ждёшь? Они тебя обманут, напоят обещаниями и зарежут! Батюшка, не иди больше к монголам — там тебя ждёт смерть!

Боярин, очевидно, заколебался, но всего на миг. Затем он прижал Мирославу к груди и тихо, наполовину строго, наполовину ласково сказал:

— Глупая девочка, мне ещё не время! Не вся надежда на монголов пропала. Нужно использовать то, что имеем в руках. Но если бы и там не сложилось...

— Нет, батюшка, — прошептала сквозь слёзы Мирослава, — оставь эти мысли! Кто знает — может, тогда уже будет поздно!

— Не бойся, не будет поздно. Оставайся здесь и, если хочешь, братайся с тухольцами — а я должен идти. Не забывай, девочка, что там... он... твой Максим, и кто знает — может, мы друг другу ещё пригодимся. Прощай!

Тугар Вовк скрылся в перелеске, спеша тропой к кострищу над обрывом, чтобы по склону спуститься в монгольский лагерь. У костра он ещё раз осмотрел почти готовую метательную машину, проверил тетиву и, покачав головой, сказал: «Слабая», — а затем, сопровождаемый тухольской стражей, спустился по узкой тропе в долину.

Тем временем на Ясной поляне было тихо, тягостно, печально, словно в середине сходки лежал дорогой всем покойник. Только Мирослава громко всхлипывала, вытирая слёзы, что катились по лицу. Наконец она подошла к Захару и сказала:

— Отец, что вы сделали?

— То, что должен был сделать. Иначе было бы нечестно, — ответил Захар.

— Но ваш сын, ваш сын! Что с ним будет?

— Что Бог даст, дочка. Хватит, не плачь! Пора нам думать о деле. Вон уже Воз к закату клонится, и тетерева кричат в чаще — рассвет близится. Ну что, громада, пойдём готовиться к защите... нет, к нападению, к последней битве с захватчиками! Помните, какой ответ я им передал? Пошли, пусть никто не остаётся! И старые, и малые — каждый пригодится. Покажем дикарям, на что способна громада!

С гулом поднялись старые тухольцы и направились с Ясной поляны к обрывам — смотреть на труд мастеров, на метательные машины. Машины почти везде уже стояли готовые — грубо сколоченные из сырого дерева, скреплённые кольями, но сделанные не ради мастерства, а ради срочной нужды. Но не ради осмотра машин звал Захар народ. Лишь на миг они задержались у орудий, а потом группами пошли всё дальше вдоль утёса, вниз по долине, к тому месту, где тухольский поток через теснину выходил из долины и где у берега стоял огромный каменный столб — четырёхгранный, массивный и наклонённый над потоком, именуемый Тухольским Сторожем. Туда — за Захаром и Мирославой — спешила вся тухольская громада: молодцы несли на плечах тяжёлые ели и лестницы, девушки — венки из зелени и еловых веток, старшие — свёртки верёвок и канатов. Огни в том направлении погасили, чтобы враг раньше времени не догадался, что тут происходит. Молча, осторожно, без шума, словно тихая вода, громада по крутым тропам начала спускаться вниз. Впереди — сильный отряд вооружённой молодёжи, выстроившийся тремя рядами в долине, лицом к монгольскому лагерю, отстоящему отсюда шагов на тысячу. Далее шли молодцы с лестницами, верёвками и деревьями: лестницы прислонили к утёсам и по ним осторожно спустили ели в долину. Девушки передали свои венки молодцам — им не следовало спускаться вниз, где в любую минуту мог напасть враг. Последними сошли в долину старики с Захаром Беркутом, осмотрели позиции и все приспособления, а затем поспешили к теснине, через которую с гулом катились чистые воды тухольского потока.

Захар остановился перед Сторожем и пристально всмотрелся в него.

Вокруг было тихо. Захар молился:

— Великий наш Стороже! Ты, кого деды наши почитали своим покровителем, кого и мы чтили праздниками каждый год! Трижды ты — ночь за ночью — являлся мне во снах, будто падаешь и придавливаешь меня. Я верю: ты добрый и милостивый. И если ты зовёшь меня к себе — я рад твоему зову и охотно пойду за тобой. Но если и ты сам хочешь сдвинуться со своего вечного поста, то сокруши, владыка, своим весом этого поганого врага, детей Мораны, что снова покрыли благословенное твоё наследие — тухольскую долину! Разбей злую силу ещё раз, как разбил её впервые, когда могущественной рукой разрушил каменную стену и дал воде путь, даровав людям эту прекрасную долину! Загради её теперь вновь — пусть исчезнет гордая вражеская сила, что теперь издевается над нами!

В тот миг огненная молния рассекла тёмное небо с юга на север, и вдали в горах прогремел гром.

— Да, это твой могучий голос! — радостно сказал Захар. — Ну, дети! В последний раз увенчайте этот святой камень!

Четверо молодцев вскарабкались по лестнице и обвили вершину Сторожа зелёными венками. Снова загремело на юге.

— Его воля, дети! — сказал Захар. — Обвязывайте его верёвками! А вы, остальные, — за ломы! Подкапывайте снизу, подставляйте рычаги! Живо, дети, живо!

Тихо, без стука работали десятки рук у Сторожа. Сверху его опоясывали канатами, снизу подкапывали основание, а в появившуюся под землёй щель вкладывали еловые брёвна косо — как рычаги, чтобы опрокинуть камень поперёк теснины. Ловкие молодцы скоро всё подготовили, убрали лестницы, подложили камни под рычаги.

— Беритесь за верёвки, все, кто может дотянуться! За рычаги, парни! — командовал Захар, и сразу сотни рук принялись за дело.

— Вперёд, всем миром! — крикнул Захар. — Тяните, давите!

Народ ухнул от натуги, заскрипели тяжёлые рычаги — но камень не шелохнулся.

— Ещё раз! Сильнее давите! — кричал Захар и сам схватился за канат. Огромный камень закачался.

— Двигается! двигается! подаётся! — закричал радостно народ.

— Ещё раз, изо всей силы!

Снова ухнул народ — и вдруг верёвки ослабли, огромный камень сдвинулся с места и, колыхнувшись в воздухе, с жутким глухим грохотом рухнул вниз, поперёк потока и теснины. Затряслась тухольская долина от страшного удара, далеко брызнули перловыми каплями воды, и радостный, громкий крик наполнил воздух. В монгольском лагере завозились, закричали часовые, загомонили начальники, зазвенело оружие — но вскоре всё затихло. Монголы ожидали нападения и были готовы к обороне, но тухольцы вовсе не собирались нападать. Они осуществляли совсем другой — настоящий — удар.

Захар, бодрый, словно юноша, осмотрел положение рухнувшего камня. Он упал так удачно, будто с веков стоял здесь. Остриями он упёрся в выступы скал по обе стороны теснины, а своей массой лёг мостом поперёк потока. Правда, сам он воду не задержал — она текла по более глубокому руслу, — но уже тухольские молодцы несли в руках каменные плиты, другие расчищали дно от ила и валунов, чтобы замуровать поток наглухо. Ещё другие возводили вторую стену за камнем, снаружи теснины — из грубого камня, толщиной в три сажени от одного берега до другого. Та стена — с громадным Сторожем в основании — могла выдержать любой напор воды.

— Живо, дети, живо! — подбадривал Захар, стоя у потока, помогая то советом, то руками. — Затыкайте, замуровывайте поток, пока ещё вода не поднялась. В горах, видимо, пошли сильные дожди — скоро будет паводок, а тогда работа будет сложней. А стену нужно довести до уровня этих обрывов — посмотрим, что сделает сила Чингисхана против силы воды.

Работа шла быстро. Вскоре поток был полностью загорожен. Разгневанно закрутилось на месте остановленное течение, будто не понимая, зачем его останавливают. Волны злобно плескались о громадный камень, пытались подмыть нижние плиты, искать щели между ними — но всё напрасно, везде камень, сплошной и крепкий. Вода загудела, затихла и остановилась, спокойная с виду, но гневная в глубине. Словно бык, перед рывком опускающий голову и рога, так и поток затаился, собирая силу, будто пробуя стену на прочность. Но преграда стояла — холодная, гладкая, гордая в своей непоколебимости. Неустанные руки тухольцев укрепляли её всё больше, накладывая камни, плиты, скрепляя их липкой глиной. Как новая, всемогущей волей воздвигнутая скала, поднималась каменная плотина всё выше и выше. Вооружённые молодцы давно уже сменили оружие на кувалды и трамбовки. Радостно взирал Захар на дело своих рук и труд громады — в его глазах сияла уверенность в победе.

Тем временем на востоке, над монгольским лагерем, зарево загорелось в алых облаках. Светало. Розовый свет залил шпиль Зелеменя и всё ниже сыпался искрами. Облака разошлись, и медленно, будто боязливо, выкатилось солнце и взглянуло на занятых работой тухольцев. Полный чистой радости, Захар глянул на восток и, простерев руки, торжественно произнёс:

— Солнце, великий светлый владыка мира! Вечный покровитель всех добрых и чистых душ! Воззри на нас! Видишь, на нас напал дикий враг, разрушил наши дома, опустошил наш край, зарезал тысячи наших людей.