Захар Беркут Страница 29

Тот приказ, что не грозил никакой опасностью, понравился монголам, а надежда стоять на сухом месте и не шастать по колено в воде подняла им дух. С радостным криком они бросились врассыпную по долине, собирая камни и сгребая их в кучи. Тухольцы стояли на своих укреплениях вокруг озера и смеялись, глядя на их работу.

— Сюда, сюда! — кликали они монголов. — У нас камней полно, на всех хватит!

Но когда некоторые монголы подходили слишком близко к их позициям, сразу скрипела метательная машина, и камни с грохотом летели на бедолаг, которые, бредя в глубокой воде, пытались укрываться, мучились, но убежать не могли. Хоть-не-хоть, теперь монголы были вынуждены держаться середины долины, подальше от тухольских метавок. Бурунда едва не сходил с ума от своего бессилия, видя гордость и слыша насмешки тухольцев.

— Нет, так не будет! — вскричал он. — Эй, ко мне, мои верные туркоманы!

Самый смелый отряд монгольского войска собрался вокруг него — парни, как дубы, как степные тигры, в шкурах зверей, натянутых на плечи. Он повёл их к одной из тухольских позиций, выдвинутой вперёд, одинокой, на крутом, зазубренном обрыве. Небольшая кучка тухольцев стояла там у новой метательной машины.

— Отравленными стрелами — на них! — крикнул Бурунда, и, как шершни, засвистели стрелы в воздухе. Завопили раненые тухольцы и смешались, а монголы с радостным криком пошли вперёд.

— Не дайте им собраться! — крикнул Бурунда. — Не дайте им бросить в нас камни. Здесь мы можем закрепиться.

Он разделил свой отряд надвое: одна часть должна была без перерыва стрелять по вражеской позиции, а вторая — собирать камни в кучу для защиты от воды. Тугар Вовк и Максим, которых Бурунда всюду держал при себе, также помогали, носили камни и сбрасывали их в кучу. Но эта работа становилась всё труднее. Вода уже доходила до пояса. Камни заканчивались, а куча всё ещё не поднималась над поверхностью. Бурунда командовал лучниками. Уже десять тухольцев были ранены; они умирали от страшного змеиного яда, попавшего в кровь — от таких ран никакие снадобья Захара Беркута не помогали.

— Оставьте, дети, эту позицию, — сказал Захар. — Пусть он стоит себе перед крутой стеной! Спастись туда он не сможет, да ещё и с водой под ногами!

Тухольцы оставили позицию. Монголы радостно бродили по воде, складывая камни в кучу. Наконец, камней совсем не стало.

— Хватит вам, парни, таскать камни, — сказал Бурунда своим воинам. — Лучники, встаньте на кучу и стреляйте в этих хлопцев! Остальные — за мной! Мы должны взять эту позицию, взобраться по скале, хоть бы небо здесь обрушилось! Вы, рабы, тоже со мной! Показывайте дорогу!

— Бегадир, — сказал Максим через уста Тугара Вовка, — туда нам зря лезть, туда нет тропы наверх.

— Должна быть! — закричал Бурунда и бросился в воду, а за ним его туркоманы. Почва в том месте была неровная. Монголы скользили, падали — вода, гонимая лёгким ветром, с силой ударялась о крутые скалы и затрудняла им путь. Хотя от монгольской позиции до берега было не больше двухсот шагов, им потребовалось почти полчаса, чтобы добраться туда. Только под самой скалой вода была ещё глубже — почти до бедер, а тропы наверх не было. Зато с соседних тухольских позиций на смельчаков сыпались камни, и хотя большая их часть с грохотом ударялась о скалу или падала в воду, всё же положение Бурунды было крайне невыгодным и опасным.

— Может, твои молодцы умеют хорошо лазить, — насмешливо бросил Максим, — по этой стене наверх можно вскарабкаться.

Но никто из туркоманов-степняков не умел карабкаться по крутым скальным стенам.

— Если так, — сказал Максим, — то позволь, бегадир, мне первому взобраться и показать путь!

Но Бурунда уже не слушал его — он обдумывал другое. Он снова разделил отряд: одну часть оставил на захваченной позиции за защитой выступающего скального ребра, а с другой частью, под руководством Максима и Тугара Вовка, пошёл дальше, искать более выгодного места. Но едва они показались из-за прибрежного укрытия, как с гор, с тухольских машин, посыпался град камней. Почти половина всей группы сразу полегла — остальные были вынуждены отступить.

— Пойдём к нашему безопасному месту, бегадир, — сказал Тугар Вовк. — Слышишь, какой шум и крик по долине — кажется, находит паводок!

Боярин сказал правду. Страшный грохот водопада, от которого дрожала земля, свидетельствовал, что пришла большая вода. Мутной волной катились от водопада огромные потоки; вся поверхность озера взбудоражилась, покрылась пеной. Вместо чистого, спокойного зеркала бушевала теперь дикая стихия, крутились с шипением водовороты, бушевало и разбивалось о каменистые берега разъярённое море. Страшно было теперь взглянуть на долину! Там и тут, словно чёрные острова, виднелись сквозь воду группы монголов. Ни следа военного порядка между ними. Как солома, рассеянная вихрем, разлетелась их сила по долине, борясь с волнами, куда-то с трудом пробираясь, крича и проклиная. Никто никого не слушал, ни о ком не заботился. Одни стояли на нагромождённых кучах камней, счастливые, что хоть на время защищены от напора воды. Другие тонули по пояс, по шею, опираясь на копья или поднимая вверх луки. Но большинство бросало луки, которые, как солома, крутились в водоворотах. Некоторые сбрасывали с себя шубы и пускали их по воде, хотя сами стучали зубами от холода — лишь бы хоть как-то облегчить своё тело. Те, кто был ниже ростом, хватались за высоких и валили их с ног, вместе с ними барахтаясь в воде. Некоторые пускались вплавь, не зная, куда и зачем плыть — ведь никакой опоры нигде не было. Кучи камней, наскоро собранные в последнюю минуту, могли вместить лишь немногих счастливчиков, и те становились мишенью смертельной зависти, проклятий от тех, кто тонул. Вокруг каждой кучи толпились тысячи, обезумевшие, с ревом требуя себе места. Напрасно те, кто стоял на камнях, уговаривали, что всех куча не выдержит, что кто-то должен погибнуть — никто не хотел гибнуть, все лезли наверх. Тем, кто стоял на куче, приходилось защищаться от напора, иначе они бы сами погибли. Гремели молоты и топоры по рукам и головам своих же товарищей. Брат не знал брата — в этот смертный час товарищ зверски убивал товарища, как злейшего врага. Те из тонущих, кто стоял сзади, ближе к неминуемой гибели, рвались вперёд; те, кто был у самих куч, под ударами от своих же, со стоном отступали назад; средние ревели от боли и страха, стиснутые со всех сторон, вдавленные передними и задними в воду. Некоторые, уже тонущие, хватались под водой за кучи камней и судорожными движениями рушили их. Пять куч обвалились, и все, кто стоял на них, упали в воду, сравнялись с теми, от кого защищались. А те, обезумевшие от смертельного страха, каждый раз радостно выкрикивали, когда очередная куча рушилась и новые жертвы падали в пасть безжалостного врага. Некоторые впадали в настоящую манию убийства. Один, великан с посиневшим лицом, с сжатыми зубами и искусанными до крови губами, вслепую рубил топором по головам всех, кто попадался под руку, а если никого не было рядом, рубил по кровавым, бурлящим волнам. Другой, истерически хохоча, сталкивал в воду тех, кому удалось встать хоть на небольшое возвышение — камень, труп товарища. Третий ревел, как бык, и сзади колотил по спинам тонущих, как рогами. Ещё один, подняв руки над головой, рыдал, скулил, пищал, как ребёнок. Некоторые, видя только смерть, лезли по головам своих товарищей, хватались за волосы, пригибали их вниз и тонули вместе. Как рыбы на нересте, тесно шипя, плескались, высовывали головы из воды, снова тонули, мутя воду, хватая ртом воздух, — так и тут, в середине огромного, мутного, взбесившегося озера кишели, терзали друг друга, тонули и снова на мгновение выныривали, махали руками и головами — и снова тонули и гибли сотни, тысячи монголов. Немые, неподвижные, как деревянные столбы, стояли на берегах тухольцы; даже самые закалённые не могли без дрожи, без вздоха, без слёз смотреть на эту массовую гибель людей.

Как вкопанный, смотрел на это страшное зрелище Бурунда-бегадир. Хотя ему самому грозила не меньшая опасность, хотя вода у его людей уже доходила до бёдер, а бурные течения валили с ног и напоминали о срочной необходимости возвращаться к своему безопасному месту — всё же долгое время Бурунда стоял на месте, вырывая себе волосы и издавая из горла страшные, бессвязные вопли при виде гибели своего войска. Никто не смел сказать ему ни слова в эту страшную минуту: все стояли вокруг него, дрожа, борясь с непобедимым врагом — водой.

— Пойдём! — наконец сказал Бурунда. И они направились к той куче камней, которую туркоманы собрали напротив захваченной тухольской позиции. И вовремя! Вода прибывала всё стремительнее. Между ними и их убежищем образовался широкий водоворот, который они могли преодолеть только, взявшись за руки. Лишь великан Бурунда шёл впереди один, мощной грудью рассекая яростные волны. Словно остров среди моря, стояла горстка воинов на их позиции, по пояс в воде, с луками, всё ещё натянутыми и направленными на брошенную тухольскую точку. У них опасность не сломила военной дисциплины. К счастью, эта куча камней была больше других, сложена из больших глыб и плит, которые только в воде можно было легко сдвинуть. Более ста человек могли удобно стоять на ней в боевых порядках — как раз столько и было людей вокруг Бурунды, не считая тех, кого он оставил под скалой. Поднявшись на эту кучу, спутники Бурунды немного перевели дух. Первым делом они посмотрели на своих товарищей, оставленных у скалы — сорок человек. В том месте теперь бушевала дикая волна, разбиваясь о зубцы скалы и взлетая вдаль серебристой пеной.