Захар Беркут Страница 28

Медленным шагом продвигался отряд вперёд, и уже Бурунда начал терять терпение.

— Не гневайся, великий бегадире, — сказал Максим. — Вчерашний пожар уничтожил все следы человеческой жизни в этой долине. Трудно мне сразу сориентироваться. Вот сейчас подойдём к двору моего отца.

Любопытным взглядом окинул Максим поток. Господи, слава тебе! Берега уже полны — ещё немного, и вода разольётся по всей долине! Ба, ниже села, у теснины, уже видны широкие реки и заводи, красные, как кровь, от багрового восходящего солнца. Значит, теперь можно. Быстро повёл Максим монголов к отцовскому огороду, быстро нашёл место, где земля глухо гудела, а Бурунда, дрожа от нетерпения, крикнул монголам, чтобы копали. Только теперь он оглянулся вокруг и увидел разлившуюся по равнине воду.

— Га, а это что? — вскрикнул он, охваченный смутной тревогой.

Тугар Вовк тоже задрожал. Лишь Максим стоял спокойно, безмятежно.

— Ничего, бегадире! Этой ночью в горах прошли дожди, а после каждого ливня наш поток выходит из берегов. Но это пустяки — сюда вода никогда не доходит.

— А, так, — сказал Бурунда, подавляя тревогу. — Ну, если так, копайте дальше!

Но Максим сказал неправду. Вода всё шире разливалась по равнине, и только невежественные и напуганные монголы не могли понять, что это не паводок, что вода в потоке совершенно чистая, не течёт вперёд, не шумит, а поднимается вверх и выходит из берегов.

Тем временем копка шла медленно, хотя монголы трудились изо всех сил. И вот ломы зазвенели о что-то твёрдое. Плита! Но плита оказалась шире, чем яма, выкопанная монголами. Пришлось расширять яму или разбивать плиту. Максим тревожными глазами следил за уровнем воды. Вся часть долины ниже села уже была затоплена. Валом вода катилась вверх по долине — как раз в противоположном направлении от привычного. И вот в монгольском лагере раздались страшные крики. Вода вышла из берегов и потоками хлынула в лагерь.

— Раб, что это значит? — закричал на Максима Бурунда.

— Что ж, бегадире, — ответил Максим, — видно, большая туча пролилась в горах, и наш поток разлился сильнее обычного. Но неужто вам бояться воды по щиколотку? Разбивайте плиту! — крикнул он монголам. — Пусть увидит великий бегадир, что я его не обманул!

Загремели монгольские топоры по плите, но плита была толстой и крепкой — её было трудно разбить.

— Ударяйте сильнее! — кричал Бурунда, уже не в силах скрывать тревогу при виде воды, заливающей всю тухольскую долину и катящейся прямо на них. Но плита была, как и весь тухольский народ, стойкой и сопротивлялась до последнего. И вот она треснула; ещё один мощный удар — и она, разбитая на куски, рухнула вниз, а вместе с ней рухнули и монголы, стоявшие на ней. Тёмное горло подземного хода открылось глазам собравшихся.

— Видишь, бегадире! — сказал Максим. — Скажи сам, обманул ли я тебя?

Но Бурунда как-то не обрадовался открытому выходу. Волна подскочила и зажурчала у ног монголов. Ещё миг — и с весёлым всплеском вода хлынула в новооткрытую яму.

— Остановите воду, остановите воду! — закричал Бурунда, и монголы кинулись затыкать яму. Но было уже поздно. Вода покрыла землю, глина размякла и растекалась в руках монголов — такая преграда не могла остановить воду, которая всё сильнее со всех сторон вливалась в яму, долго булькала и исчезала в ней, пока, наконец, не наполнила её полностью. Оцепенев, стояли монголы над ямой и смотрели, как вода заливает их последний выход из долины!

— Раб! — сказал Бурунда Максиму. — Это твой выход?

— Бегадир, разве я могу приказывать водам? — ответил Максим.

Бурунда ничего не ответил, только смотрел вокруг на воду, которая всё толще покрывала долину. Уже гладким зеркалом сверкала она по всей равнине, только кое-где выглядывали, как островки, куски сухой земли. В монгольском лагере поднялись крики и паника, хотя вода едва доходила до щиколоток.

— Бегадире, — сказал Максим, увидев, что тот собирается вернуться в шатёр, — напомню тебе твои слова. Ты сказал, что если я покажу тебе выход — я свободен. Я показал тебе выход.

— И выход обманул меня. Свободен будешь, когда все выберемся из этой долины — не раньше!

И Бурунда пошёл наводить порядок в своём растерянном войске, а за ним последовала и его свита.

Монгольское войско стояло длинными рядами, по щиколотку в воде, угрюмое, безнадёжное. Хоть и неглубокой была вода, но вся эта масса, покрывшая долину, гладкая, прозрачная, словно растопленное стекло, и тот водопад, который, словно световой столб, стоял над водой и без конца доливал свежие струи, — всё это пугало монголов. Но стоять без дела было невозможно! Одна только тревога, один лишь вид грозной опасности подталкивали этих людей к действию, пусть даже бесплодному. Нужно было что-то делать, попробовать счастья, иначе — Бурунда это чувствовал — вся масса разбежится, охваченная страхом. Он велел собрать всё войско вместе, сбиться в плотную массу.

— Что вы, мужи или коты, что так боитесь нескольких капель воды? Какие реки мы переходили! Что нам этот ручей по сравнению с Яиком, Волгой, Доном и Днепром? Не бойтесь — вода по щиколотку не утопит вас! Вперёд к выходу! Нападём все вместе, плотной толпой! Не жалейте потерь! Победа будет за нами!

Так кричал Бурунда и пошёл вперёд. Двинулась за ним монгольская сила, бредя по воде с громким всплеском, от которого гудели горы и стонали леса. Но в ста шагах от выхода их встретил убийственный град камней, метаемых из метательных машин. Огромные булыжники, острые камни и речной песчаник — всё это сыпалось на плотную толпу монголов, дробило кости, разбивало головы. Вода под их ногами окрасилась кровью. Несмотря на крики Бурунды, войско рассыпалось, большинство отступило назад — туда, где не доставали камни. В конце концов и сам Бурунда с горсткой своих смельчаков-туркоманов вынужден был отступить, потому что каменный град становился всё сильнее, а монгольские стрелы не причиняли тухольцам никакого вреда. Тугар Вовк внимательно взглянул на вражеские позиции и увидел, что у самой мощной метательной машины, которая беспрестанно метала то тяжёлые глыбы, то целые пригоршни мелких камней, стояла его дочь Мирослава среди нескольких стариков-тухольцев и руководила всеми движениями страшной машины. Максим давно уже увидел её и не сводил с неё глаз. Как бы он хотел сейчас стоять рядом, слушать её смелые, разумные приказы и поражать врага по её указанию! Но, увы, не суждено! Вот он стоит сам посреди врагов, пусть и без цепей, но всё ещё безоружный, пленник, и желает только одного — чтобы хотя бы камень, брошенный её рукой, покончил с его жизнью и его мукой.

Тугар Вовк дёрнул его за рукав.

— Хватит глазеть, парень, — сказал он. — Сошла с ума моя дочь — вот что вытворяет! А нам, тем временем, приходится несладко. У вас часто бывают такие паводки?

— Такие? Никогда.

— Как это — никогда?

— А вот так — потому что это не паводок. Ведь видишь: вода чистая.

— Не паводок? А что же тогда?

— Неужто ты ещё не догадался, боярин? Тухольцы перегородили поток, чтобы затопить долину.

— Перегородили! — вскрикнул боярин. — Значит...

— Значит, вода будет всё прибывать, пока...

— Пока что?

— Пока не затопит нас всех. Вот что!

Боярин ударил себя кулаком по голове.

— И ты знал это заранее?

— Знал — от твоей дочери. Это, боярин, выдумка моего отца.

— О, проклятие! И почему же ты не сказал мне этого раньше?

— Зачем?

— Мы бы хоть вдвоём спаслись.

— Ещё есть время, — спокойно сказал Максим. — Только держись рядом, и если вдруг что — не дай, боярин, чтобы меня, безоружного, обидели.

— Это само собой, — сказал боярин, — но что же нам делать?

— Пока что бояться нечего, — ответил Максим. — Поток мал, долина широкая, вода прибывает медленно. Но так будет недолго. Может, через полчаса придёт из гор настоящая волна, и она быстро зальёт всю долину. К вечеру воды будет выше самого высокого человека. А нам надо продержаться до этого времени. Пока монголы живы — они нас живыми не отпустят.

— Но за это время они могут нас перебить.

— Не бойся, боярин. Человек в опасности очень смиренен — думает о себе, а не о смерти другого. Надо только найти для себя безопасное место, куда вода не дотянется, когда придёт большая волна.

Пока шёл этот разговор, монголы уже совсем отступили от берега и стояли в воде, не зная, что делать. Вода доходила уже до колен. Бурунда с яростью смотрел на этого неожиданного врага, который не боялся ни его грозного крика, ни могучей руки. Он пинал его ногами, плевал, ругался самыми грязными словами, а враг спокойно журчал по долине, тихо колыхался, и рос, и рос всё выше. Уже доходил монголам до колен, мешал двигаться, отбивал охоту сражаться, ослаблял дисциплину. Что всё это значило? Неужели вода и дальше будет подниматься? Когда дойдёт до пояса, тогда всякое движение станет невозможным, и тухольцы расстреляют их камнями, как уток! Но вода всё ещё была чистой, прозрачной; только там, где ступали монголы, стояли широкие грязевые лужи.

Тугар Вовк приблизился к Бурунде.

— Великий бегадире, — сказал он, — мы в большой опасности.

— Почему? — грозно спросил Бурунда.

— Эта вода не отступит. Наши враги перегородили поток, чтобы затопить всю долину и уничтожить монгольское войско.

— Га! — вскрикнул Бурунда. — И ты, поганый раб, смеешь говорить мне это, когда сам завёл нас в эту западню?

— Подумай, великий бегадире: я ведь не мог привести вас сюда нарочно — ведь то, что грозит вам, грозит и мне.

— О, я тебя знаю! Ты и этой ночью ходил к ним, чтобы договариваться о гибели монголов.

— Если бы я с этой целью ходил, то, думаешь, вернулся бы умирать вместе с ними, зная, что вас ждёт?

Бурунда немного успокоился.

— Что же нам делать? — спросил он. — Неужели погибнем?

— Нет, нам нужно обороняться. Ещё немного, бегадире, и с гор придёт настоящий паводок, и он быстро наполнит долину. С ним в первую очередь надо бороться.

— Но как?

— Прикажи своему войску, пока вода прозрачна, собирать со дна камни и складывать в кучи, высоко, выше уровня воды. Стоя на них, мы сможем отбиться даже от слабого врага — тухольцев.

Не раздумывая, Бурунда отдал приказ войску собирать камни и складывать их в кучи, каждый отряд — для себя.