За сестрою Страница 9

Без того он не решался идти. Он знал, что в таких местах бывает гадюка. Днем она не страшна — сам Павлусь не раз убивал их в степу обычной палкой. А вот ночью — другое дело. Укусит — и человек или скот опухает, приходится ехать к знахарю. Павлусь сам это не раз видел, а здесь никакого знахаря нет.

И действительно, когда Павлусь осветил прогалину, зашипела гадюка, убегая в кусты.

— Извини, матушка-природа, — тихо пробормотал Павлусь, — что не дал тебе выспаться. Уступи местечко гостю. Утром спасибо скажу.

Павлусь развёл небольшой костёр. Комаров разогнал. Осматривая своё ложе, он заметил под обрывом пещеру и направился туда с пучком сухой травы. По земле расползались мелкие гадюки. Из пещеры вылетела сова и едва не сбила ему шапку. Прожёг пещеру огнём, принёс туда седло и стал устраиваться на ночлег.

В этот момент он вспомнил, что голоден. Все припасы съедать не хотелось. Развлекаясь, он собирал раздавленных гадюк и бросал их в огонь. На жару они корчились, раздувались, а потом трескались так, что искры летели во все стороны. Но этим с голоду не отвлечёшься. Павлусю пришло в голову: может, съесть жареную гадюку? Или лучше — жабу? Всё же жаба как-то приятнее. В реке, может, водятся. Только бы поймать. Есть ужасно хочется. Птицу можно было бы застрелить, но ведь ночь. Придётся жарить жабу. Он взял пучок травы, поджёг его и пошёл к реке. Несколько испуганных жаб действительно прыгнули в воду.

Парень залез в воду и стал себе светить, забыв про всю опасность. Такой красоты он ещё не видел. Вода доходила выше колен, была прозрачной, на дне виднелся песок. От света отбивались его белые ноги.

И тут он заметил: что-то шлёпнуло по воде рядом. Он замер. Трава горела ярко, сыпались искры, шипели и гасли на воде. Павлусь увидел, как подплыла рыба. Она глядела на его белые ноги, шевеля жабрами и поворачивая хвостом, приближалась. По пути она проглотила уголёк, но тут же выплюнула. Павлусь стоял неподвижно. Когда трава почти догорела, он молниеносно нырнул рукой в воду, схватил рыбу за голову и вцепился пальцами в её жабры. Огонёк потух — и воцарилась тьма. Он только чувствовал в руках белую, бьющуюся рыбу.

— Это, пожалуй, лучше, чем жаба, — подумал Павлусь. — Слава тебе, Господи!

Он вылез на берег и пошёл в пещеру, где огонь уже затухал. Подбросил хворосту — пламя вспыхнуло, и Павлусь стал разделывать рыбу. Он зарезал её ножом, выпотрошил и положил на угли. Потом переворачивал со всех сторон, пока она не поджарилась.

Павлусь не помнил, чтобы когда-нибудь что-то так вкусно ел. После еды он помолился, завернулся в кожух и уснул спокойно.

Проснулся он утром от того, что кто-то сильно пнул его в бок.

Открыл глаза — над ним стоял высокий мужчина с трубкой в зубах.

На нём была грязная, рваная одежда и татарская шапка. На ногах — лапти, перевязанные верёвками. Лицо чёрное, жёлтоватое, борода всклокоченная. Ни следа казацкого в нём не было. Всё оружие — длинный нож за поясом.

— Вставай, казаче, в дорогу пора! — крикнул он и сплюнул сквозь зубы...

Павлусь сел на лежанке — и похолодел. Это, без сомнения, разбойник, про таких он слышал от деда.

Однажды в Спасовке парни поймали такого при лошадях. Павлусь его тогда видел...

— А вы кто будете, дядьку? — спросил он, чувствуя, как ёкнуло сердце.

— Не суй нос не в своё дело, а то в ад попадёшь! Делай, что велено, собирайся.

— Куда же вы меня?

— Узнаешь. С собой возьму.

Павлусь схватил пистоль и взвёл курок...

Но не успел выстрелить — разбойник ударил его ногой по руке, и пистоль вылетел.

— Гляди ты, жаба, до пистоля потянулся!

Разбойник одной рукой удержал Павлуся, а другой связал ему руки верёвкой.

— Дядечка, отпустите! — взмолился Павлусь, почти плача. — Я от страха, честное слово... Я за сестрой иду... татары в ясыр взяли... Отпустите, дядечка, Бога за вас молить буду, а то я опоздаю!

— Успокойся. Я покажу тебе дорогу к татарам. Только прости, что связал — ты, видать, кусаешься...

Разбойник оседлал коня. Он сразу понял, что в седле есть деньги — и усмехнулся. Пистоли заткнул за пояс, а саблю выкинул — мол, мелкая, не нужна.

Павлусь чуть не заплакал за своей сабелькой.

Разбойник вскочил в седло и посадил Павлуся впереди себя.

— Ну, поедем к татарам!...

— Дядечка, руки болят, развяжите, а то в обморок упаду.

— Хорошо, развяжу, но гляди — если вздумаешь бежать или чего — не серчай, как воробью шею сверну.

Павлусь посмотрел на разбойника и обомлел. Глаза у того светились, как у оборотня.

— А куда вы меня везёте?

— Тебе же сказано — к татарам. У нас один путь. Ты ведь за сестрой ищешься?

— Конечно. За Ганной. Она как ангел, добрая. Татары напали на Спасовку, многих увели, и её тоже.

— А ты?

— Я сбежал на татарском коне, по дороге встретил казаков. Они потом разбили татар и многих наших освободили.

— Далеко отсюда?

— Наверное, далеко. Где-то у Самары. Знаете?

— Дядьку! — сказал он спустя минуту.

— А что?

— Вы человек бывалый. Помогите мне сестру найти и освободить. Великая вам будет награда от Бога, а я ещё и заплачу хорошо...

— А деньги у тебя есть?

— Есть, есть — и червонцы, и таляры. Всё ваше будет, только бы Ганну спасти...

Разбойник зло усмехнулся:

— Ну, ладно, посмотрим...

Про деньги он больше не спрашивал. Он и так знал, где они спрятаны.

Павлусь и правда успокоился. Хоть харциз ему не нравился, но думал: за деньги он всё сделает. Вот будет радость, если Ганну освободит и домой привезёт! Разбойник понял, что парень теперь не убежит, будет за ним держаться.

К полудню они наткнулись на небольшую группу татарских купцов, возвращавшихся из Киева в Крым.

Их было около двадцати человек. Кто сидел на конях, кто в арбах с товаром. Волоклись неспешно. Увидев харциза, остановились.

Харциз въехал в круг и стал говорить по-татарски, указывая на Павлуся. Татары сняли мальчика с лошади и стали осматривать. Щупали руки, ноги, крутили голову, заглядывали в зубы — точно как скот на базаре. Павлусю стало недобро. Он догадался: харциз его продаёт.

Убедился, когда татарин достал кошель и стал отсчитывать монеты прямо в руку разбойнику, который даже не слезал с коня. Тот сунул деньги в карман, что-то сказал — и поскакал в степь.

— Дядьку, дядечка, не бросайте меня! — закричал Павлусь, хотел бежать за ним.

Харциз обернулся:

— Ищи, дурень, сестру. Они тебе дорогу покажут.

Татарин схватил Павлуся за руку:

— Не убежишь — свяжу. Твой батя продал тебя мне...

— Какой он мне, чёрту, батя! — закричал Павлусь. А вслед харцизу крикнул:

— Продал ты меня, Иуда. Бог тебя накажет!

А харциз рад был. Достался ему конь, седло с червонцами, да ещё и деньги за мальца. Теперь поедет в город — загуляет, что чёрт позавидует. Запел — аж степь загудела.

Так он был собой доволен, что не смотрел по сторонам. К вечеру проголодался — хоть бы где поесть...

И тут увидел отряд казаков, что ехал навстречу. С ними встречаться не хотелось — вдруг кто узнает? Про него слух дурной шёл по всей Украине. Известен был как предатель, потурнак, харциз, который и отца бы зарезал. Много у него было на совести. Показывал татарам путь в Украину, крал казачьи лошади, людей — и продавал. Тут с казаками столкнулся нежданно — не скрыться. Либо поймают, либо пристрелят. А так, может, обманет. Лет пять в Украине не был, лицо изменилось — может, и не узнают.

Он снял шапку и стал кричать:

— Пугу, пугу!

То была ватага Недоли.

Харциз подъехал ближе.

— Братики-козаки! Слава Богу, что я вас встретил...

— Откуда ты?

— Из татарского плена сбежал. Пять лет мучили, но на краденом коне удалось вырваться. Десять дней еду степью, сырой рыбой питаюсь — даже огня не развести. Дайте, братцы, что поесть.

— Ну ладно, — сказал Недоля, — будь нашим гостем. Дайте ему поесть.

Казаки подали сухари и сушёную рыбу. Он ел, не слезая с коня. А казаки начали приглядываться. Особенно Непорадный смотрел внимательно.

— Хорош у тебя конь, милок, откуда взял? — спрашивает Непорадний.

— У татарина украл, прости Господи, — ответил тот, улыбаясь.

— Пане сотнику, — говорит Непорадний, — он врёт. Я этого коня знаю. На нём парень сбежал, и седло то же самое. Харциз побледнел.

— Про какого парня вы? Я ничего не знаю.

— Сейчас узнаешь, чёртов сын, — крикнул Непорадний и накинул ему петлю на шею.

Харциз стал сопротивляться, но несколько казаков тут же скрутили его.

— Смотрите, хлопцы, — говорит один, — у него и пистоли Петровы.

— Признавайся, душегуб, куда мальца дел? — рявкнул Недоля.

Харциз молчал. Казаки обступили, стали осматривать.

— Хлопцы, пора на ночлег. Разжигайте огонь. А потом — прижечь его железом, может, заговорит.

К харцизу подошёл татарин, теперь уже с казаками.

Он сказал ему по-татарски несколько слов.

Харциз молчал.

— Я его знаю, — сказал татарин сотнику. — Он потурнак, служит татарам, людей продаёт. Его зовут Карим. Харциз побелел — теперь ему конец.

— Ага, это Карый! Его вся Заднепровщина знает. Бабы детей им пугают... Вот где ты, милок, решил укрыться!

— Скажешь ты наконец, где мальца дел? — спрашивает Недоля. — А то шкуру сниму.

— Я продал его татарским крамарям.

— Панове, в седле ещё остались деньги, как были.

— Панове товариші, — говорит Недоля, — давайте устроим суд над этим безбожником.