За сестрою Страница 7

За ними погнались казаки.

Среди них был и Непорадный. Он долго не знал, что делать, держа на верёвке татарина, которого велел ему сторожить сотник. Когда его товарищи убегали от татар, он убегал вместе с ними, подгоняя перед собой и татарского коня. Ему самому стало смешно, ведь он вёл татарина, как телёнка на верёвке. Бывало даже, что если конь бежал быстрее, то чуть не стащил татарина с седла. Но теперь, когда дело повернулось иначе, Непорадный не выдержал. Он передал татарина какому-то молодому казаку, велел ему — по приказу сотника — стеречь пленного, а сам ринулся в самую гущу боя. Однако пробиться к тому месту, где казаки рубили татар, было невозможно. Тогда Непорадный обогнул с другой стороны и тут нашёл для себя дело по душе.

Татары один за другим отрывались от толпы и бежали к своему стану.

«Вот и на моей улице праздник!» — подумал Непорадный и отвязал от седла свой шёлковый аркан.

Аркан свистнул в воздухе и поймал татарина за шею, сбив его с коня.

Непорадный взял саблю в зубы, а руками сматывал аркан, пока не подъехал к татарину и не отсёк ему голову.

— А у меня дело пойдёт быстрее, — сказал рядом дед Панас, прицелился и выстрелил в самого далёкого татарина.

— Вот если бы кто заряжал вам ружьё! — отозвался Непорадный. — А я тем временем и верёвку размотаю.

Вороной унёсся вихрем, а Непорадный снова сматывал аркан, пока не бросил его на голову другому татарину.

Он повторил это ещё несколько раз. Многие казаки тоже распустили свои арканы, а некоторые стреляли из ружей.

Разгром татар был полный.

Непорадный поймал ещё одного. Конь дёрнулся, и татарин упал на землю.

Он успел ослабить петлю, чтобы не задушиться. Над ним уже стоял Непорадный с поднятой саблей.

— Не убивай, казак... Татарин даёт золото, много золота, я сын Девлет-Гирея, — лепетал он, заслоняясь руками.

Непорадный замер. Это был татарский предводитель — об этом говорила его богатая одежда.

— Вставай! — крикнул Непорадный.

Татарин поднялся, и казак связал ему руки, повёл к своим.

Битва закончилась. На поле боя лежали тела людей и коней. Казаки добивали раненых. Другие гнались по степи с арканами, ловя испуганных всадничьих коней…

Между казаками верхом на коне ехал Недоля, облокотившись рукой в бок и распоряжаясь.

— Где Тріска? — спрашивает он.

— Он пал первым, — ответили казаки. — Он на себя принял всю татарскую лавину.

— Надо его найти...

Но его уже нашли. Он лежал на дороге, по которой гнали татары, и едва дышал. Дед Панас уже ухаживал за ним. У Тріски была разбита голова, сломаны рёбра и ноги.

Сюда подъехал Недоля и слез с коня. Тріска ещё дышал. Он открыл глаза... Увидев казаков, сказал только:

— Прощайте, братцы… и молитесь за мою грешную душу.

Он скончался.

Солнце уже заходило и багровыми лучами озаряло окровавленную степь…

Казаки и их кони были так измотаны, что теперь невозможно было преследовать татар, что стояли станом над Самарой. Недоля велел искать раненых и собирать погибших, чтобы потом похоронить по казачьему обычаю. У каждого теперь была своя работа. Одни собирали тела товарищей в одно место, другие копали большую яму, третьи обыскивали татар, четвёртые стерегли коней. Больше всего дел теперь было у деда Панаса.

Засучив рукава по локоть, он переходил от одного раненого к другому и перевязывал раны.

Когда уже смерклось, работа у костра продолжалась до глубокой ночи.

В казачьем обозе всё ещё гомонили. Казаки, расставив дозоры по периметру, заканчивали своё дело. К Непорадному подошёл Недоля.

— Пан сотник, у меня татарский пленный…

— Не тот ли, что с разбитым носом? Чёрт бы его взял — мало с него теперь толку.

— Да нет! Я ему пообещал пощаду, если скажет правду, — вмешался дед Панас.

— Ну, возьми себе его…

— У меня ещё один пленник, — сказал Непорадный.

— Чего тебе волочиться с этими пленными?

— Этот особенный, пообещал выкуп…

— Веди его сюда!

Через минуту перед сотником вывели молодого татарина.

Это был красивый молодой татарин. Одежда его была богата.

— Как тебя зовут? — спросил Недоля по-татарски.

— Я Мустафа-ага, сын Ибрагима, ханского Девлет-Гирея, — гордо ответил он.

— А я скажу тебе, — влез один казак, — что ты сын чёрта, а твой Магомед и твой хан — ему родня…

— Не смей, джавре, унижать светлость хана ханов, а то он всех вас вырежет или в плен заберёт! — закричал яростно татарин и затопал ногами.

— Да ты ещё до него не дойдёшь, а уже отправишься к своему дядьке в ад, — отрезал казак, хватаясь за саблю.

— Тихо! — грозно рявкнул Недоля. — Это не твоё дело, не твой пленный, Тихоне!

К сотнику подошёл молодой красивый казак.

— Как только рассветёт — возьмёшь десяток казаков и отведёшь этого пленного в Лубны, передашь его пану полковнику. Расскажешь всё, что было, и не забудь поклониться. Смотри, чтобы не сбежал, и чтобы живым и невредимым доставили.

— А мой выкуп? — спросил Непорадный. — Это же мой пленник…

— Хорошо! Скажи, Тихоне, пану полковнику, что выкуп полагается казаку Семёну Непорадному… Тебе, Семёне, так будет лучше, чем возиться с татарином, как цыган с медведем.

— Верно! — успокоил себя Семён. Он стал считать по пальцам: «таскаться с ним, кормить, стеречь…»

— А он ещё при случае тебе и голову отрежет, — добавил кто-то из казаков.

— Ну, прощай, пан ага! — сказал Семён татарину. — Поклонись там своему батюшке… Эх, забыл, как его звать, да чёрт с ним… уж не серчай — дело военное, знаешь… — говорил Семён с уважением, кланяясь татарину шапкой. — А то ещё спасибо скажи, что ты мне, а не кому другому достался.

Казаки смеялись до слёз. — Этот татарин нам, может, ценнее сегодняшней победы, — сказал Недоля тихо деду Панасу. — Полковник приказал взять какого-то важного татарина. Думает, что от него можно узнать планы орды…

На всё это смотрел Павлусь. Он впервые своими глазами видел бой с татарами. Он убедился, что дед рассказывал правду. Теперь татары не казались такими страшными, как вчера. Казаки — сильнее. Если бы так было вчера, не убили бы деда и маму, не увели бы сестру в плен.

В его сердце поселилась надежда: может, казаки ещё освободят и отца, и сестру… Но когда это будет? Ему хотелось, чтобы казаки погнались за татарами немедленно и освободили всех.

Об этом он говорил Петру.

— Так нельзя, братец, — говорил Петро. — Пан сотник знает, что делать, и будет так, как он скажет. Потерпи до завтра. Онисько сказал, что татарский стан невелик. С нагруженными повозками далеко они не уйдут. Догоним…

Павлусь успокоился. Он прилёг у Петра возле костра и крепко заснул.

В казачьем обозе огни начали затухать. Всё стихло, лишь часовые перекликались.

Казаки вскочили, едва забрезжил рассвет.

Они помолились и начали хоронить павших товарищей. Яма с вечера уже была готова.

Тела казаков принесли и уложили рядком.

Каждый прощался с товарищем. Один казак прочитал молитву над телами, и теперь начали складывать их на дно ямы — бережно, как мать кладёт купаного ребёнка в колыбель. Голову покрывали красной китайкой. Рядом клали оружие, осеняли крестом и молча засыпали землёй. Каждый бросал хотя бы горсть.

Потом насыпали курган и обкопали его вокруг, пока не вышла высокая могила.

Татар никто не хоронил — их тела оставили волкам и воронам.

Из этой битвы казаки получили немалую добычу. У татар нашли много червонцев, талеров, поймали более сотни добрых коней и забрали оружие.

А Непорадный возился со своим татарином, который еле плёлся. Верёвка впивалась ему в тело.

Это увидел Недоля.

— Семён, да отпусти ты его к чёртовой матери. Нет у тебя другого дела, как с ним возиться? На базаре ты его не продашь — людьми мы не торгуем.

Непорадный развязал ему руки:

— Иди себе, куда хочешь!

Татарин набросился на остатки еды и вылизал все котелки. Он снова был весел, как дитя.

— Я бы остался с вами, — сказал он Недоле.

— По мне — оставайся! Только примешь ли христианскую веру и откажешься от Магомета?

— Хоть сейчас! — ответил татарин. — Бог один…

— Дайте ему, хлопцы, оружие и его коня.

Татарин был на седьмом небе от счастья. Он не ожидал такого исхода и чувствовал себя очень счастливым. Он кинулся к татарским коням и сразу узнал своего. Обнял его за шею и стал ласкать. Конь тут же узнал своего хозяина.

— Эй, кум, не тронь! — крикнул Непорадный: — Это моя добыча, не отдам!

Но татарин и не думал отпускать коня. Он оскалил зубы и сжал кулак.

— Ладно! — крикнул Недоля: — За него бери себе двух других татарских.

— В поход! — скомандовал Недоля: — Прямо на татарский стан!

V

Татарские пленники, что были в стане, сразу поняли, что что-то происходит, как только услышали тревожный свист, а татары бросились к лошадям и оружию и выскочили из шатров. Они догадывались, что где-то рядом казаки, и в их сердцах мелькнула надежда на освобождение. Они услышали боевой клич и увидели, как татары начали сворачивать шатры, запрягать повозки и арбы. Татары распределяли пленников по их «ценности»: девушек и детей отдельно, женщин и казаков — отдельно. Всех тщательно стерегли и не развязывали руки. Хуже всего приходилось тем, кого вели на верёвках возле лошадей.

Бедные пленники были страшно измучены и умирали от жажды. Когда татары разбивали стан, каждый ложился в траву, где стоял. Среди пеших пленников был и Степан Судак, отец Павлуся. Без шапки, босой, в одной свитке, с руками, связанными за спиной.

Он лёг в траву.

Татары кинули им, как псам, какие-то лепёшки и разошлись по шатрам. Степан не знал, что стало с Ганной и Палажкой: живы ли они, попали ли в плен. Он бы предпочёл, чтобы их убили. Мысль о плене сжимала сердце невыносимой болью. Такая неволя — хуже смерти. А он лежал тут, бессильный.

Лёжа, он дёргал изо всех сил верёвку, но тем только затягивал узел. Бесполезно. Тогда он повернулся на бок, потом на спину и, будто жуя лепёшку, начал зубами развязывать узел. К его радости, он понемногу ослаблялся. Степан оглянулся на стражника и продолжил. Наконец, руки стали свободны.

Не двигаясь с места, он осторожно вынул нож из кармана и перерезал верёвку ближайшему товарищу.