Так вот же вам! Тут с пересчётом гонорара пришлось подождать, потому что заказчик должен был точно перевести тексты, чтобы там не оказалось придирок к их вере, однако вот они, денежки, пока они набегали, камера со штатива тем временем снимала общий план, который годился на любой вкус.
Пришлось прикрывать аппарат, потому что несколько возмущённых пытались доказать, вскакивая в кадр, это тоже оживит, главное, чтобы не плюнули в оптику, вообще-то бывали и реальные угрозы, ведь камера стоит денег, как-то Гордей с СТБ приобрёл классную камеру за свои кровные, "отнимут", все говорили ему, однако тот носил её в герметичном титановом кофре, "положи кофр в потерянную сумку" советовали ему коллеги, ведь кофр такой был дороже камеры, "я не идиот", Гордей откидывал полы куртки, показывал кобуру
с револьвером, "пусть попробуют отнять", смеялся он, однако когда пришёл поздно домой, его ждали, ударили в подъезде дубиной по шее, очень удачно, что он грохнулся под лестницу, очнулся уже без камеры и кофра, "твоё счастье", говорили ему потом, "что ты не успел вытащить свой дурацкий револьвер, потому что тогда бы тебя убили к чертям", об этом следует всё время помнить, ведь внимание во время съёмок очень концентрируется в визире и совсем не видишь, что тебя кто-то уже пасёт.
Ещё один сюжет для Москвы, она любит, чтобы были суровые усатые люди с криками "позор!", обязательно несколько стариков со старыми орденами, на фоне парочку красных полотнищ и какого-то лояльного оратора, из русскоязычных – таких тоже хватало, особенно удачно вышли оппоненты, они чуть не перевернули охрану, однако активисты не допустили, тут надо распахивать локти, чтобы защитить от давки аппаратуру, ведь это нелёгкое дело, неутомимо превращать живых людей в виртуальных.
В целом нужен и дополнительный тайный финансовый счёт, чтобы потом "добрые люди" не вычислили автора, – как-то Иван снимал стационарно с крана крупную потасовку возле Банковой, и уже завершал, когда сверху увидел аж за три квартала непонятное скопление – навёл туда сверхмощную телеоптику и увидел, как на ладони, что солидная тётка по списку раздаёт деньги участникам демонстрации протеста. Никто из них, расписываясь за плату, и не подозревал, что может быть прекрасно снят за этим процессом "в упор" – роскошный материал для монтажных перебивок, однако Иван смекнул откатать его на собственную кассету, потому что понял, что может ухватить и кое-что другого гонорара, и потому продавал сюжет через подставные счета, тут же сменив номера банковских счетов, ведь тот заработок мог дорого обойтись. Купили все телеканалы, но далеко не каждый показал. И что? Все штатные стукачи потом сбились с ног, рыскали по телеканалу с бесконечными разговорами о ловкаче, который близко подкрался со скрытой камерой к неосторожным активистам и продал их на весь белый свет, так что Иван тоже делал вид, что ищет автора, и тоже расспрашивал всех "кто" это может быть.
Потому что имел опыт коллеги Петрыниенко, тот ещё в далёкие чернобыльские времена снял ужасающий кадр, как вертолёт, зацепившись винтом за леса, рухнул в реакторную бездну, догадался спрятать эту кассету, пятнадцать лет выжидал, пока не толкнул тайно материал в Белоруссию, теперь только эти кадры начали своё триумфальное шествие, транслируются всеми мировыми сетями, принося авторскую копейку через сложную систему перекрещенных счетов сквозь офшорные зоны, ведь и поныне за такую правду могут не погладить по головке. А с другой стороны – что, разве человек с камерой там зря облучался? Ни для кого не секрет, что много телекамер пришлось закопать в землю из-за облучения, "а нас ещё не закопали, и нескоро закопают!.."
Да что Чернобыль – идеалом для всех является и останется тот ловкач, который вычислил номер в отеле, куда приедет на брачную ночь венценосная парочка, напичкал объективами без трансляторов, чтобы секьюрити не вычислили – а с накопителями, чтобы всё скачать потом за какой-то миг ускоренно. Многокамерная съёмка чем полезна в таком случае, что из нескольких минут секса можно растянуть за счёт разных планов час такого действа, то есть чем дольше, тем дороже, слить один микроплан в "сфинктернет", чтобы накрутить цену, а уже потом спокойно устроить для каналов аукцион, такой, что никакому Sotheby’s с Рембрандтами не приснится, опять же позаботившись о лабиринте денежных переводов, ведь до гонорара можно и не дожить, тут уже были примеры, когда и самые ловкие папарацци "без вести пропадали", так пусть лучше без вести пропадают гонорары, чтобы никто не узнал, куда, а главное, чьи.
Чёрт его знает, а может там варианты: например, может позже в том же отеле парочка похожих, хорошо загримированных актёров за небольшую плату изобразила те аристократические страсти? Или и сами настоящие молодожёны устроили такое телешоу, чтобы набить карманы деньгами по самую крышу
на всю будущую жизнь, ведь где же им ещё взять, где заработать? Второй-то свадьбы у них обоих не будет, это факт.
– Я бы смонтировал, но продавал кусками, – не заметил, как проболтался Иван.
– Что? – отозвалась испуганно бабка, подумав, что бормочется про "разчленёнку", старушка не заметила, как попала на колоритный крупняк.
– Говорю, что каждый товар нужно уметь фасовать, – объяснил, не объясняя, он, а она ещё долго настороженно-испуганно украшала неподдельными глазами сюжет.
Тут подкатился Толя из "News", классный парень, бывший оператор, а теперь продюсер:
– Ваня, подкинь полчасика.
– В каком стиле?
– Чтобы было похоже на правду.
– Для кого? – Ваня уже снимал.
– Тебе какая разница? Плачу налом, на флешку скачаешь.
"Хорошая у тебя флешка", – думал Иван, выхватив из толпы, как двое мужиков сцепились за флагшток, дёргали, пока не сломали, Толя увидел, куда Иван направил камеру и довольно заржал, потому что, считай, уже отработал свои деньги. Ещё несколько планов с окружением, а ещё седовласый оратор, который в такт словам размахивал Конституцией, Иван встал к Толе вплотную, чтобы тот незаметно сунул в куртку конверт с купюрами.
Жатва, жатва!
Тучи, вися над головами, добавляли драматизма там, где его даже не было, вдруг брызнул дождик, люди подняли головы "с надеждой глядя в будущее" – снимал Иван, ментовские же рожи в этом ракурсе имели совершенно противоположное значение, особенно, когда агрессивная красавица размашистыми жестами и такой же артикуляцией доказывала что-то одному из них.
– Эх, мне бы такие тучи под Чернобылем, – успевал вспомнить Иван, что там почему-то всё время, как назло ему, попадался солнечный радостный день, как в Майами.
Да-да, на наши каналы нужны известные отечественные персоны, но что, например, для голландского телезрителя значит наш известный народный актёр или ведущая украинская писательница, если они и своих знать не хотят?
А вот французы наоборот, любят весёленькое, чтобы на перебивках были детки, ленточки, национальные костюмчики, яркие шарики, пару собачек не повредит, а чтобы у оратора гламурная причёска и пальто наподобие карденовского, чтобы оптимизм.
Немцы же любят суровые торжественные профили, их ещё Геббельс приучил к мужественным изображениям.
Именно таким в толпе был ещё кто-то, такой же Иван, только номер два, который каждый раз отворачивался, когда фото и видео поворачивались в его сторону, странно не то, что его тоже звали Иваном, правда был он без камеры, ведь слово "камера" у него ассоциировалось с совсем другим объектом, чем у телеоператора, он тоже любил митинги за то, что они лучше троллейбусов, трамваев и даже метро в часы пик, где таких Иванов становилось слишком много; особенно на базарах их прибавилось, в результате все остальные, кто не Иван, начали беречь свои сумки, а кошельки стали прятать глубже в тряпьё, доходило даже до того, что за пазухи, что даже в лифчики; особенно в универсамах стало опасно, потому что там на это дело завели переодетых в покупателей ментов, которые тем и хороши на митингах, что стерегут там важных персон, а не простых граждан.
Тут Иван № 2 увидел замануху, его внимание привлёк аппарат у одиночного телеоператора – такого крутого и навороченного тут ни у кого ещё не было, а главное, что камермен был без ассистента, или хотя бы механика, кто бы прикрывал его с тыла, или хотя бы сбоку, а ещё привлекательным в сумке был компьютер, тоже не из простеньких – через плечо у такого себе дохляка, который нервничал лишь от того, что недружелюбно всё время косился на небо, а не вокруг себя, как и подобало бы вольному стрелку; Ивана № 2 всегда смешили эти трудяги телеэфира, потому что все они постоянно жевали жвачку во время съёмок, это у них такой ритуал, что ли? И такую же жвачку предлагая зрителям, которую, пережёванную те жуют охотно; тем временем оператор дожевался – дождь закружил над майданом, охлаждая его пыл, и к беде первыми рванули те, кто имел кошельки. Вылепив влагу, небо облачилось бензиновыми валёрами и если бы оператор смотрел не только в своё окошко, но и вокруг него, то зафиксировал бы непременно мужичка, чьи глаза постепенно налились, засияли такой же, как и на небе, мрачной радугой.
Прозрел запад и ошалело откатился за горизонт. Красноватое его сияние довершило гамму митингового действа, теперь в дело взялись ртутного света фонари, на этом собрание начало зеленеть и редеть, выяснив все загадки, но было и много таких, кто принципиально хотел добить до конца, а кто не желал здесь мокнуть, то увидит это в хрониках, которые донесёт Иван и его камера, инструмент оглашения.
"Этот чувак стоит кастета", – подумал Иван № 2, – "спасибо партии за это", – ему стало радостно, потому что он улыбнулся. – "Кто его знает, может и он меня тут снял? Кому оно надо?" – подумал он, что все эти здесь вернутся к сцене, чтобы понять, что же тут было на самом деле, и его пальцы влезли будто в перстни, будто в кольца, словно в железную перчатку, потому что именно на трибуне обновился оратор и всё общее внимание сразу сосредоточилось туда, вперёд.
Оператор сквозь окошко увидел химеру: невероятное небо величиной с девичий глаз, только чернее и проблеск солнечного взгляда, который проскочил толпящийся народ. Иван не подумал снять такой общий план, ведь он не влезал весь в объектив, потому быстро отступил подальше от спин, туда, под деревья, только какой-то дядька, кто пошёл прямо на него, портил кадр.
– Я тебе, сука, сниму, сука! – плюнул он прямо в картинку и ударил.
Иван очень хорошо увидел, что кастет фотогеничный, с шипами, рвано вдыхал скудный свой воздух, а успевал помнить, что оружие следует держать в рукаве под манжетой, а не
в разных кобурах, как иные некоторые операторы, вот; и камера увидела, как кадр по диагонали снизу перечеркнула рука с пистолетом.
"Я тогда очень удивился, что тот, сука, так легко перевернулся на спину, но сознания не потерял, однако и, лёжа, продолжал меня снимать, красный его огонёк красно косился, я был оглянулся – весь майдан стоял к нам спиной, потому что слушал очень важного оратора.