Ибо во время танца вдруг неожиданно ощутил, что старая боевая нелицеприятная рана вдруг отступила навсегда.
(Чем изменил давней фронтовой дружбе к фюреру, ведь в Первую мировую войну Гитлер воевал сухопутно, а Геринг не раз прикрывал его с воздуха, иногда спасая жизнь простому, казалось бы, ефрейтору. Так зародилась их дружба.
Тогда, чтобы улучшить лётно-боевые показатели, Геринг получил ранение – газовой атакой во время воздушных боёв прямо в пах и лечил свои сильные хирургические боли сильнодействующим лекарством – морфием, что после излечения позволило ему значительно увеличить количество сбитых царско-российских самолётов, ведь благодаря морфинизму он мог видеть их даже в густом тумане туч, увеличивая наркотиком прозрачность воздуха, за что и получил своего первого железного креста). Хотя уже благодаря лекарству он иногда начинал путать небо с землёй, а это для лётчика небезопасно.
А с другой стороны: как же Геринг мог каждый вечер ходить к Мане, преодолевая контроль своих органов, а особенно местных? До такой степени, что он напрягал всю свою нечеловеческую силу и даже бросил пить морфий, так его превозобладали чистые чувства над грязными. Очень просто ходил: каждый вечер к нему приходил неконтролируемый Валерий Чкалов, они менялись униформами костюмов (а лицом они были похожи и словно родные братья). Геринг беспрепятственно отправлялся к Манечке, а Чкалов всю ночь в общежитии за это мог знакомиться с самой передовой технической документацией ещё не созданного Люфтваффе.
Что Чкалову впоследствии дало возможность стать самым лучшим пилотом не только нашей страны, но и мира.
Здесь возникает ещё один нескромный вопрос: а как же могла наша Маня позволить над собой немцу то, чего даже до того не позволяла всем соотечественникам? Может, он подманил её шоколадом или шёлковыми чулками со своего офицерского пайка? Нет, не это, а форма советского лётчика, надетая на нём, перед которой устоять наша девушка не имела никакого морального права.
– О-о, Херман, о-о, Геринг! – только и успевала криками стонать она.
Словом, он сделал всё возможное, чтобы она навсегда перестала звонко смеяться с его родового имени.
За что Геринг лично Чкалову подарил единственное ценное имущество, что у него было, а именно дорогие, ещё трофейные швейцарские часы, правда, слава Богу, без подписи.
(Что само по себе берегло некоторое время жизнь советскому герою, пока он не проболтался по пьянке, что тот страшный фашистский рейхминистр авиации – на самом деле его дружбан по Липецкому лётучилищу. И боевые друзья настучали куда надо.
– Ты прозевал в училище министра рейхмаршальства? – взбесился Берия, кричал он Чкалову. – Ты, чьё имя Чкалов происходит от нашего славного бдительного слова ЧеКа? И ты бдительно недосмотрел в курсанте будущего высокопоставленного врага?
И открутил дроссель в новом испытательном самолёте Чкалова, да-да, в том самом будущем ненавистном ему цельнометаллическом моноплане. Пилот разбился, при этом спасая машину, но не признался о любовных чувствах Германа Геринга; тем самым навсегда спасая и Маню Канкину, безымянную мать незаконнорождённого арийца. Чего не случилось с другим их однокурсником, тов. Судцом, который часов от немцев не получал и потому не был расстрелян, а наоборот – стал главным фельдмаршалом авиации СССР).
Но об этом впереди. Ведь Геринг решил признаться, наконец, ей в любви.
Ибо:
– Милый, ну когда мы, наконец, поженимся? – озвучивала она свой вопрос.
Но – нацизм. Ведь здесь в Германии начинается перестройка.
Тем временем в городе Липецке настало время, когда фатерлянд быстро начал отзывать назад Геринга, потому что рабоче-крестьянская социал-национальная партия быстро шла к власти, и ей был нужен хоть один профессионал армейского типа, который бы хоть в чём-то разбирался.
– Есть такой человек! – воскликнул вдруг Гиммлер.
(А надо сказать, что он, (как и Гитлер) тоже был по происхождению незаконнорождённый еврей, только в отличие от фюрера у него мать была украинка).
– Кто это?
– Да это ж твой боевой дружбан, Адику.
– Кто? Не мучь.
– Лично Герман Геринг.
Гитлер очень хорошо понимал тыловое любовное увлечение своего израненного боевого друга, ведь и сам увлекался подобными амурами, пребывая для этого в своё время на лечении боевых ран где? В Полтаве. Для этого Брестский мир передал Украину под Германию. Но и этому, наконец, настал предел:
– Геро, приезжай назад, – умоляет Адольф. – У нас катастрофически не хватает прорабов ускорения перестройки, особенно военных специалистов – ноль.
– А ты, Адику? Ты ж боевой ефрейтор.
– Даже я сам лично, а ты же прекрасно знаешь, в душе художник-акварелист...
– Но я сильно тут занят лётной переквалификацией, – отбрёхивался Геринг, – с бипланов на монопланы.
– Если ты немедленно не вернёшься в фатерлянд, я возбуду против тебя уголовное дело за половую связь с неарийкой. Хочешь выговор по партийной линии? Получишь! – фатерляндствовал Гитлер. Геринг же знал не понаслышке, что фюрер способен и не на такую подлость.
И чувство долга перед Родиной, наконец, превозобладало в железном Герринге, и он превозмог свои чувства к девушке, как в своё время превозмог морфий, и он, крепко простившись с Маней, покинул её так крепко, зачав при этом своего незаконнорождённого сына. Внезапно бросив для этого там всё своё имущество, он молниеносно возвращается в свою так называемую Херманію.
Ибо он считал, что – ненадолго, ведь будучи кадровым военным, специально изобрёл для этого доктрину блицкрига, чтобы быстро присоединить СССР назад к Германии, как и было когда-то законно подписано прежним Брестским миром. И таким образом присоединить назад свой ещё не оформленный законно с ней брак.
... Она стояла в лёгкой косыночке, выйдя на пригорок старого ещё древнего городища, дореволюционного, встала на вал и слёзно умоляла о хоть одном бомбовом налёте немецко-фашистской авиации, держа при этом высоко к груди своего незаконнорождённого германского сыночка: "смотри, сынок, вон твой папа летит", чтобы хоть каким-то образом он мог надеяться в небе увидеть своего прославленного отца-лётчика... (А вот живы ли они сейчас, в наше время? Возможно, ведь все свидетели, которые были при этом, поклялись, что к ней тогда захаживал уже тогда покойный Валерий Чкалов).
А все остальные германо-немецкие асы тем временем, безнаказанно шастая в нашем небе, сбивали по сто и более красных пилотов, потому что научились у них мастерству, прекрасно зная все советские повадки.
Но – ни одного бомбардирования города Липецка! Ещё со времён царя Петра I, ни до, ни потом, ни после... Ни один учебник истории про такое не напишет. Ни одна его бомба не упала на этот единственный город страны, особенно в тот рабочий район, где жила безымянная Маня. Город очень удобный для бомбометания, стоит по обе стороны реки – хочешь – бомби правый берег, хочешь – бомби себе левый; так нет, хоть бы какой-нибудь плохонький разведывательный фанерный четырёхкрылый биплан залетел.
– Хотя все на свете немецкие асы, – подло стучит Гиммлер Гитлеру, – родом из города Липецка в смысле профессии, учившиеся когда-то в том городе, прекрасно знают рекогносцировку каждого военного объекта там, лучше, чем в любом городе этой страны, потому что многократно совершая тренировочные полёты довоенных времён.
Причём очень удивляясь вслух, почему рейхмаршал авиации Герман Геринг категорически запретил разнести эту наболевшую болячку в щепки?
– Почему ты никогда не бомбишь Липецк? – не раз спрашивал его Адольф Гитлер. – Вот я, например, в своё время жил в Полтаве, но за это несколько раз стёр её с лица земли...
– Адику, зачем он, тот Липецк, нам сдался? Тебе Англии мало? Бомби лучше её, сколько хочешь. Тоже мне, сравнил Липецк с Англией.
И тут же Гитлер принудительно выдал его замуж за чистокровную арийку.
И он тогда за это ожесточённее бомбил голубой Альбион, преступно возмещая на нём боль своей утраченной советской любви, тем самым оберегая её чувства от возмездия, между тем целыми тысячами альбионцы гибли, прикрывая своими телами всех жителей города Липецка, и как ни старались, не могли все вместе превзойти цифру жертв лишь в одном отдельно взятом Ленинграде, например.
Что буквально позволило СССР беспрепятственно ковать победоносную промышленность лишь в одном его небомблённом городе, значительно увеличивая этим обороноспособный потенциал.
Ведь ещё Пётр I основал в Липецке руду, металлургию, заброшенную потом царизмом. Особенно построив во время войны в 1942–43 годах забытую с времён Петра I тракторостроитель— в танкостроительность, и это рядом с Воронежем, городом-героем, трижды стёртым бомбами с лица земли, не говоря уж о том, что это с другого конца рядом с блокадным Ленинградом, на который враг почему-то бомбометания не жалел, убив за это миллион граждан, например.
А в Липецке тем временем безнаказанно возобновили прежнюю немецко-довоенную лётную школу на советскую и возродили наше лётное племя пилотов, ещё не истреблённое Люфтваффе (надо же не только ей будущих чужих фашистов учить, но и своих); не говоря уже о чёрной и белой металлургии и их сталелитейности, снова ж таки комплекс "Свободный Сокол", "Металлист", трупопрокатный, тьфу – трубопрокатный комбинат, литьё, а главное, тяжёлое приборостроение, прорвав ними всеми не только блокадный Ленинград, но и при этом отгоняя вообще с нашей земли немецко-германские орды. Ещё и до сих пор на северо-западе города Липецка между вокзалом и заводом "Свободный сокол", несмотря на перестройку новыми совсем микрорайонами, стоит на том прежнем месте и вдруг улица Авиационная...
Что свидетельствует о чём?
Исключительно о силе нежного чувства у Германа Геринга, которое превозобладало даже над его здравым смыслом фашистского убийцы.
Даже под тяжелейшими пытками на Нюрнбергском процессе он не выдал, не назвал имени Мани К., для чего напряг всю свою силу воли нелюдя и покончил с жизнью с помощью своей законной арийской жены, нелюбимой, которая пронесла на суд в прощальном поцелуе ампулу с ядом, раскусила и передала со слюной прямо в рот рейхсмаршалу, и тот уже ничего другого сделать не мог прямо посреди уголовного процесса (вот так! а вот интересно, пошла бы на такое наша советская незаконная девушка, воспитанная на совсем других принципах? никогда!) тем самым унося тайну этой безымянной девушки оттуда навсегда, взмывая собою в высокое прозрачное небо.
22 июня 2012 года.
Линза
Эдуарду Мацишевскому
Однажды из славного хутора Ленина, что рядом с шахтой Ирмино-Центральная имени Сталина (где впоследствии поставил все свои рекорды Алексей Стаханов), тайно отправились трое крестьян-стариков.
План был простой:
– Вот смотри, Донец только подмёрз, и ещё не все кинулись в Россию, то мы успеем что-нибудь выменять? – в который раз ворчал дед Антон.
Чуть не замёрзли, дожидаясь, пока Луна, наконец, зайдёт за тучу.