Поэтому позволяет лишь дозированные эксперименты.
В животе снова начиналось, что он Леся спутал с Леся, лифт качнуло, и Анатолий Степанович с трудом удержал кишку, все тросы в нём натянулись, но не лопнули. Она покраснела, стала вся рыжей, потому что увидела любимого артиста таким, каким его согнуло на сцене во время монолога Офелии...
Кокетливо вставила ключик в дверь. В прихожей он чуть не кинулся в санузел, однако прекрасная незнакомка загородила дорогу:
– Вы же джентльмен? Сначала дама, – игриво пригрозила пальчиком и закрылась там.
Будь он проклят, Хрущёв, кто придумал совмещённый туалет с ванной! Заскрипела вода, и Анатолий Степанович с яростью понял: хозяйка принимает душ.
– Есть время! – воскликнул он.
Схватив в сенях газеты, джентльмен, зажав анус, вскочил в тёмную комнату, щедро расстелив, впустился, всё мыслимое изверг туда, до последней капли томата и разбавленной им воды, поспешно подтерся, распахнул окно и скопом всё забросил далеко в скверик. Не переводя дыхания, скинул пиджак и быстро начал размахивать им в сторону улицы. Вытащил из пакета и, набрав в рот коньяку, быстро брызгал, а, подумав, рассыпал ковром букета, нюхал, снова принимался за пиджак.
– Что вы делаете? – раздался смех.
На пороге стояла она, Офелия, роскошное декольте завершало пеньюар, пылала свежим душем и "L’Instant de Guerlain".
– Мухи, – с мукой объяснил он, потому что коньяк жгуче стекал по бороде, – комары.
– Вот это джентльмен, – поверила она, щёлкнула выключателем и стала ещё эффектнее.
Однако лишь на миг.
Потому что свет выхватил рядом на застеленной тахте парочку – голую и юную сестру, одетую лишь в ядовито-зелёный "ирокез", и бледного вытянутого мальчика, на котором не было и того, он стеснялся, потому что с него медленно сползал презерватив, то есть они давно замерли друг на друге, то есть прикрывались друг другом. Медленно и с ужасом наконец узнавая известного артиста, у которого из рук так же выпадал пиджак.
Снято
Я имею право раз в неделю, но, правду сказать, пользуюсь раз в месяц, правда, бывает, что и того не бывает, просто очень много работы, а это такое дело, что один раз от неё откажешься, то её станет меньше, до такой степени, что вообще прекратится, так что приходится вкалывать, как седой жеребец, потому что если постепенно все заказы исчезнут, то тогда, кроме свободного времени – ничего у тебя не будет. Моя бывшая каждый раз делает вид, что не хочет этого, когда я прихожу забирать сына погулять, потому что когда-то это у неё был рычаг влияния, однако быстро поняла, что уже не действует, то есть все её подруги давили своими детьми на своих бывших мужиков, а со мной, режиссёром, этот номер не прошёл, потому что было очень много работы, реклама – это такая проклятая стихия, что большинство творческих усилий отбрасывается, не доходит до производства, наполняя так называемую шкатулку неиспользованных идей, где, кстати, сюжеты куда интереснее, чем те, что идут в эфир, и это проклятие для креативного человека, её беда в том, что чем тупее реклама, тем больше продаж предлагаемого товара, эта закономерность имеет и страшнее продолжение: весь остальной телеэфир должен быть ещё тупее, чтобы рекламные ролики не выглядели дегенеративными, поэтому вся остальная, лучшая продукция обзывается специалистами загадочной формулой "не в формате", таким образом опуская зрителя, они увеличивают эффективность рекламы, а сами для вида по всем каналам жалуются на бездуховность, примитивизм, упадок вкусов и так далее.
– Наконец-то, – недовольно сказала она, когда я появился на пороге.
Я всматривался в её довольно молодое, то есть изрядно ухоженное личико, однако искал там правды: неужели когда-то я мог такое любить?
Когда я забывал об этом, друзья напоминали, что наша пара когда-то была образцом влюблённости и семейного счастья, что все ходили к нам в гости, чтобы снова и снова убедиться, что настоящие чувства всё-таки существуют. Может, так и было, но какие признаки остались?
– Чего уставился? Заходи, – из этого тона я должен был понять, что она, видишь ли, отрывает от себя сына с большим усилием, и что ей, мол, вовсе не нужен собственный свободный час на йогу или косметический салон, или на свидание.
Если бы она знала, куда я поведу нашего Толика, то уж не наигранно скривилась бы. Он начал брать с собой Кена, я отобрал игрушку, хотя заметил, как он снова сунул его под куртку, ну уже пусть, хотя меня всё время раздражала его привычка таскать с собой множество игрушек.
Снаружи ждал автобус, даже с электроподстанцией, это чтобы не терять время на поиски силового кабеля – мобильность, вот главная идея.
Страх потерять работу навёл на простую мысль: применить шкатулку неиспользованных идей наоборот – ловить в камеру сюжеты, а уже потом искать под них заказчиков. Потому что когда работаешь по привычному порядку, то приходится долго потеть, пока выжмешь из себя дельный сюжет.
Я гордился, что моё ноу-хау не каждому рекламисту по зубам, однако сумел для съёмочной группы превратить такой процесс в игру, ба, в забаву, поэтому все были заранее веселы.
И нам нужно было место, где также полно расслабленных персонажей, однако алкогольный дух в салоне уже напугал моего Толика, такой, что им запотели окна, ведь я пообещал ему сегодня свежего воздуха, и поэтому я немного нервничал, пока мы доехали Андреевского спуска.
Выглянув, сердце изо всех сил жаждало марта, ведь был январь.
Увидев снова город, Толя смутился, у него свежий воздух ассоциировался с Гидропарком, где множество детских площадок с новыми аттракционами, однако натолкнулся на папину коварную цель – я хотел показать ему свою работу, хотел, чтобы заразился этим азартом, ну, по крайней мере почувствовал, что папа не идиот.
Начиналась оттепель, Спуск становился цвета седины, то есть покрывался конденсатом, на солнце проступала такая фактура, что ни за какие деньги не купишь.
Атака на действительность началась:
– Фужер! – приказал я реквизиторше, и вмиг тот оказался в руках Трохименко, актёра, тот неподдельно обрадовался, когда туда плеснули.
– С радостью, ну! – кричал я, ему не нужно было приказывать, он с искренним удовольствием опрокинул, оператор выхватил искрение хрусталя и напитка, также поймал отблеск и в глазах Трохименко, тот это прекрасно умел, ведь ещё не пропил свой взгляд – а солнце заискрилось, завертелось в бокале и проглотилось Трохименко.
– Дубль! – приказал я, от чего актёр стал ещё вдохновеннее. Однако я успел заметить непонимание у Толика, и потому крикнул редакторше:
– Записывай: "Свежий воздух? Он станет намного свежее, потому что – (вино, водка или виски) такой-то фирмы!". Напиток переделаем в компьютере, в зависимости от заказчика. А сейчас доснимите ещё конденсат на хрустале, снимите поток жидкости сквозь солнце, вокруг солнца, брызги и струю в свежем воздухе, закрасим потом, в студии!
И таки заметил удивление на личике сына, он ведь знал из телепередач, что съёмка рекламы – это длительный, изнурительный, напряжённый процесс.
Тут один дядька поскользнулся и упал, мы кинулись к нему, я поднял его на ноги и спросил:
– Повторить сможете?
– Что? – опешил тот.
– Свой каскадёрский трюк, – и прошептал на ухо сумму гонорара.
– Без проблем! – радостно согласился он, а осветители уже тянули кабели, штативы, приборы, добродетель сразу хотел падать.
– Стоять! По команде! В камеру не смотреть! – остановил я его, а когда оператор нацелился и кивнул, что готов, я отпустил дядьку, да ещё и подтолкнул в кадр – тот так картинно грохнулся, что все чуть не попадали со смеху.
– Дубля не надо! Всем спасибо!
Пока администратор выписывал дядьке договор и отсчитывал деньги, я диктовал редакторше:
– "Больно? Больно падать? А вот в наших ботинках (сапогах, башмаках, туфлях, чунях, калошах) фирмы такой-то – никогда не упадёшь!" Каскадёра переобуем уже на компьютере, снято!
И увидел удивлённые глаза Толи:
– Как это компьютер переобувает?
Все снисходительно улыбнулись.
– Понимаешь, сынок, мы возьмём изображение других, нужных нам ботинок и поставим в картинку, вместо тех, что на дяде.
– Зачем? Разве у дяди плохие?
– Ну мы же ещё не знаем, кто у нас будет заказчик, сынок, когда узнаем, тогда и подберём нужную обувь, понимаешь?
– А-а, – ответил Толя.
Я не хотел объяснять, что заказчика в тысячу раз легче уговорить на сюжет, когда сразу показываешь снятый, а уже потом добавить ко всему этому титры и прочее, даже изменить действительность вокруг персонажа – это уже не проблема, в зависимости от пожеланий. Если этот заказчик откажется, то легко найдём другого.
"Каскадёр" радостно смотрел на пачку денег, не верил, моргал:
– Люди добрые, ну можно – я ещё раз упаду?
Все заржали – вот чем хороша такая работа, что она весёлая.
– Как хотите себе, так падайте хоть сто раз, – отряхнул я ему со спины снег, – а мы своё отсняли! Спасибо вам большое!
– Я бы вот так всю жизнь падал, я вам дам свой телефон, – не унимался тот, – как нужно будет что-то снять, позвоните!
В ответ – смех.
Мы потихоньку продвигались по Спуску, там где-то продолжалось фольклорное действо, оно сулило нам не столько колоритных исполнителей, сколько любителей праздников, всё это были хорошие весёлые люди.
Атака на действительность продолжалась, вот чем она хороша, что всё, что бы ни увидели глаза вокруг, можно прорекламировать, потому что каждый товар так или иначе имеет своего производителя. Съёмочный день начинался совсем неплохо.
Спуск стоял цвета седины, способствовал нам всем, чем мог, в категории зимних товаров, это факт.
Мы ещё не досмеялись с каскадёра, потому что я заметил молодицу с необычайной фактурой: белоснежное лицо с неподдельным румянцем, таким красным, что аж свекольным, добавить чёрные натуральные её волосы вокруг голубых глаз, то есть тут не нужно и никаких сюжетов, над объективом камеры мы держали её гонорар, что неслыханно подняло её внутреннее состояние, отсняли про шоколад, хрустящие хлебцы, майонез, тараньку, потом решили доснять и про товары летнего сезона, поэтому поставили её на фоне неба, попросили скинуть шубку, а говоря, не выпускать пар из уст, облака вверху были лучше реальных, то есть натуральных июньских, отсняли про морковь, подсолнечное масло, спаржу; видишь, секрет в том, что когда на холоде женское лицо неподдельно пышет, светится, сияет изнутри, то такого убедительного эффекта не достигнешь ни в каком павильоне, ни под каким гримом.
– Простите, что немного подморозили вас, – попросил я прощения у измученной женщины, подавая шубку.
– Да вы о чём говорите, люди добрые – да за такие деньги я вам тут голой станцую! Голой, убей меня Бог! – неожиданно выпалила она, оттолкнув одежду – я взглянул на огонёк камеры, он ещё светился.
– Снял это? – сдерживая волнение, спросил я.
– А то, – самодовольно ответил оператор Валик.
– Класс, мы тут звук уберём...
– А какой текст подставим? – нацелила перо редакторша.
– Какой? Да любой, под такую бабскую искренность каждый слоган работает железно, ты же видела, как блеснули её глаза? Никакая актриса так не сделает!
Тут уж я выпросил у женщины телефончик, правда на всякий случай не сказал, чтобы её не испортить, что она, если сохранит и зафиксирует вот это своё состояние, то легко станет звездой рекламы, хоть про духи, хоть про бульдозеры.
И тут на беду я увидел сани с цыганами.