Энергоблок Николаевской АЭС белоснежно возвышался по ту сторону лимана, добавляя неподвижности и без того прозрачному дню.
– Шур', – снова прервал его старший, – лучш'е спой маю любімаю.
Шура поджал ноги, настроил гитару такую же рыжую, как и он сам, настроился сам:
Сваю пєчаль атсюдава
Унесть
Кразвалінам іново
Гасударства...
– Ну, Шур', ты – Бог! Не могу... Не пой больше! – заплакал начальник и за это поцеловал Шуру. – А вы бы, мєтёлки, – это он сквозь слёзы к девчатам, – прикрыли бы сиськи-то, в конце концов!
– Нє відітє-та, ишь, здєсь гунны ходят, пяляц'ца? – отложил гитару Шура.
Я вобрал как можно больше биополя и потихоньку двинулся мимо компании.
– Вєдь жаль так просто расставатса, – молвил про меня Шура.
– Да!.. – взъерошил ему чёлку старший, а потом вытер слёзы. – А харашо т' било здєсь, а, ребят'?
– Мясо ели, – вздохнула старшенькая, – каждый день, єслі нє палєніцца т' утром встать на базар.
Я думал, что уже проскочил.
– Эй, гунн! Гдє вы мясо бєрьотє-то? Хорошо устроїлись.
– Объелись! – сказал я, проходя мимо группы.
– Во! Точно! – обрадовались те.
– Прієзжайтє к нам ищо! – я миновал мужчин, оставались ещё девушки.
Шура заметил это и вскочил на ноги, однако начальник резко усадил его и, сорвав с ивы буробьяшков, заткнул ему горстью рот.
Экскурсоводы всегда здесь рассказывают, что от древних греков до сих пор растут их маслины, правда, уже немного одичавшие, подводили желающих и те срывали и пробовали ягодки. Это была маленькая неправда, никакие маслины тут отродясь не приживались, потому что у греков не было тогда Мичурина, чтобы маслины росли в более холодном климате. Дерево же, которое так любили экскурсанты, было местным и называлось лох. Вот так и эллины – зацепились здесь, однако не удержались, потому что местные племена боролись с ними самой совершенной методой – просто пережили их.
Византия также не удержалась, Генуя – тоже, и турки, и татары...
Потом пришла Екатерина II. Она раздарила эти земли своим дворовым, нет, не собакам, а аристократам. Здесь поселились Мусиные-Пушкины, урочище Сто Могил переименовали в Парутино, это село заселяли украинскими крепостными по нескольку раз, потому что они разбегались из-за чрезмерного количества земляных работ. Просвещённые владельцы сгоняли на те могилы отовсюду новых копателей, потому что имели большой интерес к золоту. Так было положено начало отечественной античной археологии.
Теперь уже не насчитаешь в некрополе ста могил, здесь зияют отверстиями раскопы и шурфы. Те, что копались очень давно, осели, округлились, заросли и ничем не отличаются от снарядных и бомбовых воронок. Археологические памятники всегда сильнее всего повреждаются войнами, потому что всегда возникают на важных стратегических пунктах и совсем изрыты минами, окопами, блиндажами, командными пунктами.
Некоторые древние сооружения не утратили своего значения и до сих пор – наши Змиевы Валы XI века граничили со сталинскими оборонными линиями, немцы под Кругликом обошли те доты и дзоты сбоку, так что ни один и не выстрелил, защитники были вынуждены взрывать их в воздух, а оружие перетаскивать из бетонных за земляные Змиевы Валы, построенные ещё Ярославом Мудрым, и уже оттуда яростно отбиваться, потому что они стояли целесообразнее на стратегических направлениях.
Немцы пришли и в Ольвию, наконец здешнее население приобщилось к великой культуре, наизусть учили Гёте, однако немцы тоже здесь не удержались, а также и их культура со своими прогрессивными и реакционными направлениями.
Греки, когда начали строить здесь Ольвию, не думали, что их стратегические соображения окажутся губительными, и не столько от авиабомб, а что впоследствии сюда придут новые орды, направленные наукой со всего СССР, чтобы разрыть каждое захоронение и перетрясти все косточки, то эллины бы не насыпали высокие приметные курганы, а маскировали своих покойников.
Землю разодрано и содрано. Потом после учёных дождь, снег, ветер дорушит всё, чего не забрало время, ведь памятники не засыпают обратно землёй, и хоть они густо заросли бурьяном, каждому археологу приятно окинуть всё это взглядом, обозревая пройденный наукой путь. Дырки от взрывов круглые, а от науки квадратные, их можно различить, вряд ли какой-то фугас мог сделать квадратной формы выброс. Впрочем, мог бы, если бы наука смогла сделать квадратный фугас.
– "Гунн-н-н", – гудело из бутылки.
Не наступить на коварный черепок... Затаив дыхание, я потихоньку продвигался, чтобы не спугнуть голых девушек, то есть не встретиться с ними глазами, так что даже я свои зажмурил.
– Тань, а, Тань, а ч'т со мной било т' вчера, а?
– Портвяш взяли, вот.
– Это я знай'... А потом?
– Ты эт... Ну, пошла с Андрєй'м, Лєн.
– Ну-у? Да брось. С малолетком?
– Да, Лєн.
– Точьн' помнишь? С Андрєй'м... Во. Портвяш – помнь', во – голова т' болит-то. По рубль восемь.
– А болит как за рубль девять? Ха-ха-ха. Голова твоя, Лєн, болит совсем не от портвяша-то.
– Как эт'? А от чего тогда?
– Это Андрюха-то тебя потом по голове-то бил.
– Ка-ак?
– Как-как... Бутылкой-то бил.
– За что? За что меня било бить-то?
– Да за тот самый портвяш, ты ведь его оскорбила.
– Я-а? Кого? Портвяш или малолетку?
– Того-то. Меньше половины ему оставила, вот он и обиделся т'.
– Да-а... Хорошо, что меньше половины оставила, вот если б он полной бутылкой ударил, тогда б' беда...
– Во-о, беда, вот малолеташники, понимаешь, они очень молодые, и, когда они рядом со взрослыми, особенно с женщиной, они всегда очень хотят казаться взрослыми, понимаешь, ты пойми это, Лєн.
Странно устроенная история, потомки тех местных племён, которых прогнали отсюда эллины и которые потом прогнали эллинов – теперь бережно ворошат землю, тщательно исследуя поселения греческих колонистов. Иногда они достают из грунта какой-то предмет, о котором ни Геродот, ни Гомер, ни Маркс ничего не записали, тогда учёные собираются на симпозиум и начинают вместе рассуждать. Симпозиум – это такое древнее слово, которое тоже придумали греки. Когда они собирались вместе, чтобы хорошенько хильнуть, они так называли это мероприятие. Так вот, собираются теперь вместе наши учёные, смешивают пиво с водкой, а загадочный предмет всё равно не желает раскрывать свою тайну. Тогда учёные записывают: "Предмет имеет культовое значение". "Культовое значение" – это рефрен, который проходит через все научные труды.
Например, как-то выкопали бронзовую находку неожиданной квадратной формы, копья ломали над ней лет тридцать, потому что там было выцарапано что-то загадочными вензелями, которые не совпадали ни с какими античными. Потом, когда уже защитили все кандидатские и докторские диссертации, случайно оказалось, что та загадочная находка – стандартная табакерка царской николаевской поры, которую, видимо, потерял, копаясь в кургане, какой-то здешний помещик или вор. Тут-то и удалось расшифровать на ней надпись:
"Васілійъ Курчакъ".
То же самое произошло и с историей гуннов. Древние византийцы зафиксировали своим письмом фонетические звучания нескольких древних гуннских слов, столетиями ломали над ними научные копья... Лучшие лингвисты планеты спорили, к каким языковым группам их отнести, наконец решили: "Слова имеют культовое значение". Пока не применили ближайшую языковую группу, потому что те слова были такими:
"мёд", "пчёлы", "тризна"...
Греки презирали варваров, особенно тех, из которых делали рабов. Однако, когда к Ольвии подступал новый цивилизатор (например, Александр Македонский), тогда они быстро освобождали всех рабов, наделяли всеми правами гражданства, а за это вкладывали им в руки оружие, чтобы они гордо умирали за родной город. Мало того – Ольвия вступала в союз с окрестными местными вражескими племенами, щедро открывая для этого все винные подвалы...
Если же нашествие отбивали – освобождённые снова становились рабами, попадали в ярмо, а местные племена снова отгонялись от прибрежной линии.
Словом, ольвиополітам жилось неплохо, сколько бы здесь мы ни копали, сколько бы ни искали, а не удалось-таки найти дом меньше трёхсот квадратных метров, что и по нынешним меркам совсем недурно, значит стоило всё-таки здесь жить и обороняться, и такую жизнь им обеспечивал общественный строй, который назывался просто и ясно – демократически-рабовладельческий.
И мы теперь можем довольно точно установить количество этих счастливых горожан – оно прямо пропорционально количеству битого черепья от амфор, когда-то наполненных счастливыми напитками.
Этот культурный слой такой мощный, что каждый раз, куда-то идя, приходится внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не пропустить какого-нибудь артефакта. О, что-то блеснуло, такое медное и привлекательное, вынимаю из пыли, тру пальцами, поплевав, и выступает надпись:
"3 копейки 1983".
То есть всё время напрягаешься, всё время беспокоит мысль: что-то упустил, потому что едва ли ещё когда попадёшь в этот благословенный край на Бугско-Днепровском лимане. О, так и есть, я забыл сфотографировать панораму пейзажа.
– Ну, чьво тут стал? – неожиданно насторожилась Лена. – Забыл зась чего?
– Сколько раз твердить: иди отсюдава! – начинал снова закипать Шура. – Гуняра плохой!
"Гу-у-у-н" – пьяно пробасила муха из бутылки.
"Мёд – это тризна по пчёлам", – мысленно продзижжал я в ответ.
– Вали, парень, – утер неожиданную слезу старший, – ты что, по-хорошему не видишь: люди пришли к колодцу проститься с ним. А ты стал здесь с этим фотоаппаратом, напрягаешь, – доброжелательно проводил он, – не понимаешь, что ли?
Я догадывался, почему начальник толерантнее других – его наверняка ещё заранее предупредили об историческом событии, которое случилось здесь этой весной на праздник Победы. Тогда в клуб на торжества прибыла целая рота десантников, после торжественной части начались танцы, а там, как водится между местными и военными, вспыхнула драка. Такая неожиданно яростная, солдаты дрались тяжёлыми пряжками на ремнях, крестьяне же в ожесточённой борьбе отделали всех, ещё и один десантник погиб, так что те, едва живые, поспешно отступили. Это была первая и единственная победа колхозников СССР над военными на танцах.
Ольвия – значит счастливая, так теперь называется колхоз села Парутино, здесь теперь живут преимущественно переселённые лемки, которых насильственно депортировали из Польши после победы над фашистскими захватчиками, а также бандеровцы, амнистированные Сталиным в 1952 году, есть среди них и настоящие эсбисты, которые должны еженедельно ездить в Николаев и отмечаться в органах, почему-то именно Одесскую и Николаевскую области выбрали для изгнанников, так что ничего удивительного нет в том, что десантники столкнулись здесь не с простыми хлеборобами.
Их усадьбы крепко стоят прямо на древних подземных сооружениях и на культурном слое, щедро оставленном после себя древними греками.