Да и если удалось бы перехватить свободную комнату – а как, спрашивается, быть с красками? Как оправдаться перед комендантом за измазанную простыню? Или матрас?
Наши художественные попытки меркли, особенно грустила Василина. Я, как мужчина, должен был бы что-то придумать, но на гостиницу у меня не хватало, ведь всё съедали не слишком дешёвые краски...
Дошло даже до того, что она вдруг решила измерить мне длину, наверное, ища причину ослабления ощущений, однако делала это уже постфактум, когда почти нечего было мерить, то есть начались сомнения. Иными словами, наша обоюдность начала угасать, особенно моя в силу некоторых её физиологических особенностей в плане продолжительности стартовых возможностей, то есть постоянное напряжение, что кто-то может подглядывать, угнетало такой серьёзный акт, каким, без сомнения, является половой.
Каждый раз на природе она была печальна, а когда я пытался её отвлечь, поднимала на меня свои небесные глаза:
– Там кто-то есть, – кося их на кусты.
Я кидался туда, однако, как и всегда, напрасно. Так долго продолжаться не могло, и однажды, с трудом преодолевая судороги в горле, она мне призналась:
– Только пойми меня правильно, умоляю, но я дошла уже до того, что замечаю за собой нечто странное, пойми, у меня возникает такое странное желание убедить себя, что когда я не чувствую кого-то за теми кустами, ну, кто на нас глядит, я уже без него не ощущаю достаточно, ну, счастья...
Кто не слышал грома среди ясного неба, тот меня не поймёт. Василинка. Не какая-нибудь столичная холёная краля, а девушка из глухого полесского села – вот такое говорит. Кто её до этого довёл, не я ли?
Ужас, кошмар, особенно если добавить, что и сам ловил себя на ощущениях отсутствия наблюдателя, как на некоторой пустоте, недостатке каком-то, что ли, назвал бы это некоторым ослаблением азарта.
Спасать. Спасаться. Но как?
Пока мы однажды с Василинкой не оказались в переполненном вестибюле, где теперь стоял телевизор, ведь наш красный уголок был плотно заставлен двухъярусными кроватями под новое студенческое пополнение. Так вот, по какому-то каналу показывали "Антихантера-2", там двое стрелков-напарников никак не могли подкрасться к мафиозному боссу, пока одному не пришло в голову, что большинство хищников охотится не днём, а в темноте, вот они, замаскировавшись под ночь, всё-таки выполнили своё задание. Это меня аж дёрнуло.
– Что такое? – испуганно прильнула Василинка.
– Ломать стереотипы, – голосом искусствоведа ответил я.
Разумеется, прятаться от вуайеристов теперь уже в ночном Гидропарке – дело пустое, потому что теперь не они, а комары закатают. Надо искать место сухое и без растительности, открытое пространство, где бы ни один извращенец не смог подкрасться незамеченным. Что-то меня мучило, пока я не вспомнил о восстановленном капище на бывшем огромном пустыре, где ещё не поднялась декоративная растительность.
Уже в сумерках мы отправлялись туда, в небольшой выемке расстилались, раскладывали краски – и это оказалось недурственной новейшей концепцией – лишь к утру мы могли наконец рассмотреть необычные, невиданные человечеством картины: из серых тонов рассвета проявлялись полные цвета. Нежность вновь возникала между нами, правда, стирать подстилки приходилось уже не в реке, а под водоколонкой, но неважно, главное – это была полная свобода от эксгибистических призраков, которые уже понемногу энтропизировали наши чувства.
А что может быть лучше для любви, чем свежий ночной воздух, ласкающий разгорячённые тела? Дыхание трав, пронизанное ночными цикадами, ну, может, не цикадами, а простыми украинскими сверчками, но! Теперь нас окружали не круги подглядывателей, а магические очертания восстановленного святилища, что тоже немало добавляло для нас, писанкарей, особенно когда небо звёздами имитировало невиданные доселе узоры, а созвездия всякий раз складывались в новые орнаментальные лабиринты.
Иногда между нами мерцала в выемке маленькая свечечка, её сияние давало перспективу на возобновление писанкарства по живым яйцам, однако дальше завязывания ритуальной ленточки это дело снова не двигалось.
Я был снизу, когда вдруг увидел против Луны, как оттуда медленно к нам скользит странный летучий призрак.
Я очень медленно и нежно остановил Василинку, прижался изо всех сил и показал на ночное небо, откуда налетал, сказать бы, парашют, если бы он не был треугольным, воздушным змеем его также не назовёшь.
– Что это? – шептала Василинка, а я в ответ мог лишь поцеловать её.
Внезапно из-за соседнего дольмена блеснул фонарик, кто-то им махал, привлекая внимание на небе, пока тот тихонько не опустился на траву. Оказалось, что им управляла удивительная женщина, невиданной красоты, но такой какой-то, словно у Снежной Королевы, иначе не скажешь.
Тот, небольшой человечек с фонариком, передал ей в руки свет и начал снимать с себя одежду, что-то вроде обтягивающего скафандра.
– О, – прошептал я, – ещё одни концептуалисты.
Ещё бы, использовать для росписей блестящий скафандр мы с Василинкой не догадались. Каково же было наше удивление, когда те двое, вместо того чтобы любиться, повели себя довольно странно – мужчина передал ей свой чемодан, она тщательно заглянула внутрь, а сам он прицепился к "парашюту", и тот, пренебрегая законами физики, бесшумно и плавно воспарил вверх к Луне, потом резко ускорился и исчез среди звёзд.
... Нас с Василинкой пробило, особенно от обнажённой красоты пришелицы, она пыталась влезть в тесный, сказать бы, скафандр, если бы это не напоминало переодевание в блестящую змеиную кожу, так та красавица изгибалась неземной пластикой, а орнаменты её походили на многослойную вытинанку, ни один этнограф, ни одна писанкарка не смогли бы вообразить этих узоров. Фонарь, который мотался у неё вокруг руки, неожиданно выхватил нас с Василинкой.
Луч остановился, взгляд пришелицы тоже. Её красота ощетинилась, краски на коже побежали в обратном порядке, она решительно оттолкнула свой чемодан, не успел я провести аналогию между змеиной эстетикой и писанковой, как понял, что тот острый кинжал в правой руке предназначен вовсе не для писанкарства. Василинка вцепилась в меня, мы, голые и разукрашенные, гипнотически оцепенели перед нечеловеческой красотой, которая медленно двигалась к нам, таща за собой скафандр.
– Вас тут не должно было быть, – с усилием произнесла она, очевидно, она лишь начинала овладевать земной речью, однако и без этого было понятно, чего она хочет.
– Нет! – вскрикнул я, заслоняя Василинку, однако неземная красавица уже издали наставляла острие против нас и неумолимо продолжала свой пластично плавный ход, я, идиот, поймал себя на том, что не могу оторвать взгляд от колебания её совершенных грудей. Наверное, именно это слегка тронуло уголки её губ, они изогнулись в брезгливой улыбке, нет, это не было обидой, а предчувствием какой-то будущей, однако явно не плотской радости.
Вдруг сбоку, прямо из-за водоколонки, выскочила ещё одна ночная фигура. Я опустил глаза и с удивлением узнал юношу, того, из Гидропарка, кого видел там с рюкзаком, пришелица также повернула к нему свой совершенный бюст, а также взгляд, а затем и кинжал.
Однако именно он не произвёл на молодого человека никакого впечатления – привычным жестом он закинул руку себе за шею и выхватил из рюкзака немалый двуствольный обрез. Это удивило не только её, но и меня – откуда он здесь взялся?
– Брось, – спокойно кивнул обрезом на кинжал парень, – брось, пока ещё можешь это сделать.
В доказательство своего предложения он взвёл оба курка, выразительно щёлкнув.
– Я не... – начала говорить та, хотела, наверное, произнести "не понимаю вас", однако юноша применил более понятный аргумент:
– Двенадцатый калибр, – красноречиво качнул он обоими стволами.
И она осторожно откинула кинжал, узоры на ней остановились.
Тут ко мне медленно начало возвращаться чувство обиды, ведь мы с Василинкой были одеты разве что в размазанные краски.
– Так ты и тут подглядывал?.. – с удивлением оглянулся я по плоскому капищу, где не было места ни одному гнёздышку.
– Можно и так сказать, – ничуть не смутился парень, как это полагалось бы пойманному вуайеристу. – За вами подглядывали другие субъекты, а я, ну, словом, вы ж даже не представляете, какие бывают среди них.
– А ты, малолетний, выходит, представляешь? – не удержалась Василинка.
– Выходит, – ответил тот, не отводя оружия от неземной красавицы, а та медленно и картинно кланялась, приседая на колено, что ещё больше завершало композицию.
– Ты кто такой? – я, правда, хотел спросить иначе: "ты что себе позволяешь?" однако ситуация была не из тех, что подходила бы для педагогики.
Тем временем он, скользя лишь ступнями словно ниндзя, пересунулся к кинжалу, поднял и ловко закинул себе за спину в рюкзак.
– Вообще-то я рыбак, – сказал он, и добавил: – Профессиональный.
– Профессиональный? – удивился я.
– Ага, – не смутился он. – Как захочешь есть, станешь профессиональным. А на мне ещё отец и младшая сестра, так приходится серьёзно этим заниматься.
Тут глаза пришелицы блеснули, это она умоляюще подняла их к нам, наверное, так же смотрит рыба, пойманная на крючок. Постепенно и взгляд парня на неё начал меняться, становился примерно таким, каким бывало кто смотрит в его возрасте на экран компьютерной игры. Ещё бы, "попинс" у этой "Мэри" был несравненно лучше, чем у прототипа.
– А это тебе для чего, рыбак? – указала на обрез Василина, она уже понемногу приходила в себя, даже прикрылась подстилкой.
Парень улыбнулся, но не виновато, как бы следовало, а снисходительно:
– Вы даже не представляете, что там, на Гидропарке творится – а вот когда вас несколько раз отлупят, рыбу заберут, то начнёшь думать, как её ловить профессионально.
– Оружие откуда?
– Отцовское. Отец выточил, когда у него ещё не отобрали токарный станок, как знал. Если бы вы хоть немного представляли, кто там по Гидропарку шныряет, прячется, то вы бы там... не вышивали.
– А ты там... не вышивал? – Василинка уже овладела собой. – Тоже мне, святой да божий, а ты там ангелом-хранителем, ага?
– Можно и так сказать, просто мне было ужасно интересно, кто вы такие, так странно краски переводите, понтово, то есть рисуете, я даже рассказать никому не мог, чтобы кто-то поверил.
– Так ты за нами от метро шпионил?
– От общаги, – наконец смутился парень, но ненадолго. – Потому что там, в кустах, не только те, кто подглядывают, там много и с другими развлечениями, страшно сказать, что они делают со случайными людьми...
Мы начали собирать одежду, он стоял и не отводил глаз от красавицы.
– Ну и что дальше? – спросил я.
– Да ничего.