Вещий Олег Страница 44

— Говорили же, что Лебедя своего навеки в конюшню поставил. — Разве не видишь — это другой, это молодой конь. Говорят, будто Симеон наш ему подарил. — Кто знает ромейский язык или болгарский? — послышался издали оклик бирича. — Наш владыка нуждается в толмачах! — Вот он знает! — закричали разом собеседники Степка. — Иди туда!.. Он чисто всё ведает по Писанию... Все пророчества о нашей войне, — рассказывали гордо всем, кто тут же их окружил. — Здесь живёшь или пришёл откуда? — спросил Олег у Степка, пристально вглядываясь ему в лицо. — Из Киева я. Здесь был наукам, — Степко радовался, что этот совсем поседевший старый ворон ни за что не вспомнит его. Смотрит на него настороженно, словно принюхивается. — Его отец — наш плотник Гомон... Тот, что скитался... — Слепец тот? Знаю его. — Олег с удовлетворением оглядел Степка.— Будешь при мне толмачом. Степко часто-часто заморгал небесными девичьими глазами и покраснел. Он, ненавистник Олега с детства, должен ныне ему служить!.. Но — зачем ему? Служить будет русской земле... Людный берег Варны постепенно утихал — заходила тёплая звёздная ночь. Царьград отсюда был уже близко. Море пахло золотом... * * * Киевский владыка Олег ждал послов от царя Симеона уже неделю. Но снова минали дни, а его, великого государя, что своими ратями заполонил всю Варну и побережье вокруг, не звали в стольную Преславу. Царь болгарский презирал его невниманием. Но почему? То ли передумал идти с ним вместе, как обещал через епископа Климента, на Царьград, то ли сговорился с кесарем Львом и хочет теперь расплатиться головами русичей? Олег терялся в догадках. Больше всего тревожило, что никто не приходил из Преславы и ничего не сообщал. Душа Олега сжималась в недобрых предчувствиях. Внимательнее окидывал оком своё шумное воинство, которое отсыпалось и отъедалось на солнечном побережье и всё чаще поглядывало на море. А море так пахло золотом! Гордый, надменный Царьград не хотел отдать его русичам. Князь Оскольд прибил свой щит на воротах вселенской столицы как знак своей победы. Так что обязаны, обязаны с тех пор ромеи держать ряд — и отдавать Киеву должное. Воины всё чаще и громче вспоминали о том золоте, которое должны кесари платить за черленый щит Оскольдов. Всё настойчивее поглядывали на горизонт, где море сливалось с небом. И сердитее смотрели на Олега — чего молчит? Чего не ведёт дальше? Убоялся? Или ждёт, пока ромейские галеры обступят их со всех сторон и изобьют? Думали и о братьях-болгарах. Куда делось обещание помочь в походе — ни слуху ни виду никакой рати, что шла бы к русичам на помощь. В воздухе пахло предательством... Над гомонливым ратным станом то и дело падала тревога. И вдруг новость: царя Симеона и его рати нет в Болгарии! Бьётся он со враждебными ордами угров-мадьяр! Ромеи подкупили их вождя Арпада и германского короля Арнульфа — и те с двух сторон зажали болгарскую землю на севере Дунайской долины. Царь Симеон и его союзники печенеги сражаются с ними на реке Саве. Уже враги разгромили Моравию... Погибла Хорватия... Исчезло болгарское княжество Салана... Симеон окружён мадьярами в Белграде. Он вынужден просить мира... Согласен на всё!.. Эти тяжкие вести привёз наконец из Преславы сам боярин Георгий Сурсубул. Этот настоящий правитель Болгарии был словно поднят из гроба. Невысокий, плотный, подвижный, он то садился, то будто замирал перед Олегом. То запускал в отчаянии свои короткие ухоженные пальцы в копну седых волос. Говорил низким хрипловатым голосом и, казалось, на глазах седел. Мадьяры!.. Этот дикий жестокий меч, что они вонзили в сердце славянского мира, разъединил государства, отгородил болгар от сербов и хорватов, от Польши, Моравии и Руси. Но, собственно, Моравии уже нет!.. Осталась сожжённая, разграбленная равнина и дикие табуны мадьярской орды на ней... Откуда взялась эта напасть? Откуда они обрушились на славянские государства? — Они пришли из-за великой реки Итиль. Я знал отца Арпада — хана Альмоша... Георгий Сурсубул долго и пристально всматривался в восковое лицо Олега. Знал? Как и когда? Сумеет ли сейчас уговорить Арпада отступить от Белграда и выпустить Симеона? Ведь если Симеон погибнет, погибнет и Болгарское государство: ромеи сокрушат его на следующий же день. Боярин чуть не плакал. Его чёрные маленькие глазки увлажнились. Он лелеял для себя надежду на венец царя, ибо был наставником Симеонова сына-наследника Петра... И готовился быть его соправителем. — Княже, скажи своё слово Арпаду. Погибнет Болгария — и мадьяры погибнут от ромеев, — умолял боярин Георгий. — Арпад не станет слушать моего слова. Киев и поляне-русы заплатили ему большую дань за мир… — Тогда веди свою рать к Белграду. На помощь Симеону! Без него тебе всё равно не одолеть Царьград. — Белград... Олег задумался. Сумеет ли он спасти Симеона, или же поднимет против себя тех угров снова? Опасное это дело. Но правда и то, что без болгар ему не согнуть в поклоне Царьград. — Да будет так. Я пойду на помощь Симеону. Но болгары мне помогут? — Чего хочешь от Царьграда? — схватился боярин Георгий. — Золото... и серебро... и паволоки — и всю дань за все годы, что не платили ромеи Руси... — Хорошо. Я тебе помогу прямо сейчас. Смотри, что сделаю: пошлю в Константинополь свою просьбу и скажу кесарю Льву, который ныне бьётся с сарацинами, что русичи придут и тоже будут с тобой сражаться. Там сарацины — тут русичи. Отдай русичам всё, что они хотят взять по правде и по ряду. Он всё тебе отдаст! Соглашайся же... За шатром галдела многоликая рать, ждала зова своего предводителя и рвалась к Царьграду. Она жаждала богатства и славы и тем хотела утвердить себя, свой Киев и его, нового владыку Киева. И он, Олег, может легко, без крови и усилий дать этой черни всё, чего она хочет!.. Боярин Георгий Сурсубул говорит правду. — Где твоя харатья, княже? — настаивал Сурсубул дальше. — Дай её мне, отдам послам. Ведь ромеи любят порядок: скажут, ничего не знаем — ни о какой договорённости с Киевом. Их надо ткнуть носом в пергамен. — Какой пергамен? — растерялся Олег. — У меня ничего нет! — Он никогда не думал ни о каком пергамене. Не знал никакой харатьи! Кто видел когда-нибудь какую-то запись? Об этом знал разве что князь Оскольд да его бояре. Где они теперь?.. — Тогда... ге-ге… никаких переговоров и начинать не стоит. Греки — народ хитрый. Скажут, ничего не ведаем и ничего не было._И ты ничего от них не получишь. Зачем и начинать разговоры! Сурсубул рассердился, засопел, зашмыгал носом. Этот дикий варвар морочит ему голову. Не знает, с кем хочет сойтись в поединке. Не будет с ним возиться. Но кто же тогда поможет Симеону? У Олега здесь тьма ратников. Нет, не будет он ссориться с этим дикарём. — Тогда так. Не будем терять времени. Я пока пошлю к кесарю своего гонца от твоего имени. А ты пошли кого-то в Киев, пусть разыщут пергамен князя Оскольда. Без него будет трудно. Тем временем помоги здесь Симеону. Дай свои рати, и мы пробьёмся к Белграду. Олега передёрнуло от тех слов. Пергамен Оскольда... Может, это тот, что хранился в той церкви, что он спалил? Может, он порубил его? Хотелось аж свистнуть от удивления на самого себя... Вот так жизнь перекручивает!.. На миг дохнуло сырой тьмой из той церквушки, дрожит одинокая свечечка... Однорукий священник... И пожар... Олега обожгло от адского огня, в котором горела Оскольдова церковь... Обожгло у сердца — и он рухнул на руки боярина Сурсубула. На помощь подбежали князю охранники и знахари. Что с ним случилось? Что сказал ему боярин? Наконец Олег вздохнул — всё будто миновалось. — Найди ту Оскольдову харатью, — вёл снова Сурсубул. — Без неё не заплатят за минувшие годы. А рати дашь в помощь? — Подумaю...— вздохнул Олег. — Думать некогда, княже. — Пусть идут только охочие. Скажу ныне воеводам и сотским. — И на том спасибо...— обрадовался Сурсубул. И выкатывается из шатра. Степко перехватил последние слова Сурсубула: — А какую харатью нужно иметь, боярин? Сурсубул презрительно посмотрел на этого слугу. — Не твоего ума дело, парень. — А может, и моего! — Степко хоть и покраснел, но упрямо смотрел прямо в лицо надменного властителя. — У меня есть пергамены Оскольда. И договор какой-то, какая-то харатья. — У тебя? А ты кто? — поразился Сурсубул. — Я Степко. Был учеником у пресвитера Григория... Ныне драгоман нашего владыки. Сурсубул ещё раз оглядел его с недоверием. — Так и драгоманствуй себе... — скривил уста. Смотри-ка, что мелет языком этот оборванец! Хочет, наверное, мзду какую-то получить от своего князя. А впрочем... Пусть бы тот Олег скорее дал Симеону ратную помощь. Он, Сурсубул, сам бы повёл его воинов. Ох, этот мадьярский меч! Эту новую жестокую орду наперегонки покупают и ромеи, и германцы... Что же решит этот дикий варвар — Олег? * * * Болгарская весна коротка — сплыла быстро. Лето набирало высоты. Царь Симеон всё ещё сдерживал орду Арпада, что теперь утверждала свою государственность на землях двух уничтоженных ею славянских государств — Моравии и Хорватии. Потеряв задунайские земли, Симеон сдерживал натиск мадьяр на другие свои территории. Русские охочие ратники помогли ему, но уже время было им идти на Царьград. Олег собрал дружину и сказал: — Ждать больше не можем. Пойдём сами на Царьград и прибьём меч к его Золотым воротам. Как то сделал Оскольд. — Оско-о!..— закричали ратники. Им не терпелось добыть для себя честь и богатство. — А где вои болгар? — спросил кто-то из старшин. — Придут позже — вслед. Но мы первыми должны забрать все богатства и золото! — бросил Олег. Олег рассчитывал: Симеону теперь некуда деваться — его держава оказалась зажатой между двумя хищниками — коварной Ромеей и хищной Мадярией. Исчезли Хорватия и Моравия. Отрезаны Чехия и Польша. Русы для него ныне стали единственными союзниками!.. Русские воины воодушевлённо готовились двигаться дальше. Что может сильнее объединить толпу жадных до чужого богатства и славы, как не обещание забрать их у других! Огромное множество русских воинов, что осело на побережье вокруг Варны, уже раздражало и болгар. Было продано всё, что хотели продать, съедено всё, что куплено, а дальше начались кражи, разбои, насилие. Ратники добывали себе пропитание. Боярин Сурсубул снова прибыл к Олегу — подталкивал, чтобы скорее выводил свою рать из Болгарии. Дальнейшее пребывание здесь было уже опасным.