Вещий Олег Страница 53

Тот присел — и повалился в пламя. Ольга на миг застыла, но тут же обернулась к Мстише и подняла над ним меч. Юноша прыгнул, как рысь, в сторону. Заворошилась челядь — в воздухе запахло палёным: обгорала борода старого волхва и одежда. — Моей крови захотели? Пейте свою! — она стала подступать к вооружённым лакеям — те отступали. Их вождь-волхв умирал в пламени... Боги карают его и накажут их, если пойдут за тем неправедником... Челядь отодвигалась всё дальше. Где-то неподалёку ударили в клепало. Вдруг заплакали дети. Княгиня бросила меч и полезла к ним. Схватила на руки и скрылась в палатах... Снова били в клепало... Свенельд и бояре оглядывались — откуда-то должна прийти ещё одна неожиданность. И вправду, по высокой круче со стороны Подола карабкались сюда, на Гору, подольские мужи. С дубинами, топорами или камнями в руках. Разметав полы рясы, в кольчуге поверх неё, шёл Степко-книжник. Над головой держал гасило. Свенельдовы варяги мигом кинулись в бегство. За ними бояре. А челядь боярская рассыпалась во все стороны. Запутавшись в длинных полах жупана, под гасилом свалился вечный смутьянин и тройной предатель боярин Олий. За ним сложил голову старый лукавец Радко. А люди всё шли и шли — уже заполнили двор и всю Княжью Гору. Княгиня прижимала детей к груди, а слёзы ручьями текли по щекам. Смывали пыль и сажу с лица. Это были слёзы победы матери. Женщины, что дарует земле жизнь. * * * Три дня и три ночи княгиня металась в горячке. Наконец она попросила пить. Служанка метнулась в сени, и оттуда Ольга услышала её приглушённый голос. Кому-то она запрещала видеть княгиню. Мужчина настаивал. Похоже, то был пресвитер Григорий. — Пусть войдёт,— попросила Ольга. Тёмной тяжёлой тенью священник стал возле её ложа. Перекрестил её, перекрестил углы опочивальни, уселся на стул. Из-под густых седых бровей смеялись его тёмные глаза: — Весёлая история, княгиня, ныне творится в Киеве. — Что ж может быть весёлого на свете, отче? — у княгини всё ещё в глазах полыхало пламя, в котором корчился онемевший от ужаса волхв Перуна. Ей всё ещё чудился его беззубый рот, только что изрыгающий проклятья на неё и на её род, тот рот, что так ненавидяще жаждал напиться кровью её детей, а теперь с обгорелой бородой змеино скручивался и обугливался в огне. Небесная кара настигла лютого нечестивца внезапно. Сломила безчестного его же безчестность! Возмездие пришло мгновенно... Княгиня всё ещё не могла отрешиться от страшных видений. Отец Григорий качал головой и посмеивался: — Воистину дети человеческие умны на зло, а добра не умеют творить. Кто, думаешь, побил смутьянов и Свенельдовых варягов? Боярыня Гордина и бояре! Вот так. — Как это? — свела вместе светлые брови.— Она стояла в толпе изменников-бояр. — Авжеж, они там были. А их вооружённая челядь повернула копья и ратища против варягов, когда уже прибежали подоляне со Степком. Так что бояре эти себе победу над Свенельдом приписывают, Челядь ведь ихняя! — О Господи, спаси нас. Пусть беззаконников и лукавцев уловят их же беззакония и лукавства,— шептала Ольга. — Когда то ещё будет, княгиня. А эти отступники ныне на всех перекрёстках кричат, что они спасители Киева. И что ихняя власть ныне в Киеве... — Боярыня Гордина всё ещё жаждет власти? — А с нею и её новый дворский Ловсль. — Откуда взялся? — Прибежал из Новгорода, говорят. Боярское вече изгнало его. Хочет тут поживиться... Набирает уже себе дружину. Видно, скоро и на Гору придут. — А Свенельд с ними? — Где там. Ещё той ночью подался в своё волчье логово в Древлянскую землю. Надо за ним зорко смотреть. — Что же думает себе боярыня Гордина? — Наверное, придёт к тебе. Будут просить признать их. — Меня? Зачем? Они же могут и не просить меня — брать власть, и всё. — Э-э, так уже не выйдет у них. Тебя ныне чтит народ киевский, как святую, чтит. Ведь того лютого волхва поборола. И всегда добра к киянам. Боярыня Гордина хочет, чтоб Ловель стал тысяцким вместо Щербила. А боярин Толстое Источник — это из-под Чернигова, — тот хочет быть постельничим у твоего князя. Вот и ухватят тогда бояре всю власть на Княжьей Горе и в Киеве. — Но что они принесут Киеву? Огонь в пазухе... Я не хочу их видеть! — она так резко поднялась с ложа, что сердце её забилось... Всё ещё слышала ненавистный визг боярыни Гордины, что подталкивала свою челядь убивать её.— Я выгоню их, отче! — вскрикнула она. И в ту же минуту упала на спину — новая жизнь рвалась на свободу, давила ей в живот и в грудь. Григорий перекрестил её. — Усмири свою ненависть, княгиня. Знаешь ведь: сдержанные уста всегда разумны. Тем более у владычицы столь великой страны. — Хорошо... Но позовите Степка. Он знает, что делать с ними. Не слышно, где князь с дружиной? — Говорят, до Хортицы дошли — загнали аж туда печенегов...— Григорий ушёл. Горячая волна трясла её тело изнутри. Снова она в Киеве одна. Сама должна защищать себя, и детей своих, и Киев. Ведь она княгиня киевская, которую чтит и бережёт народ. Вот так и должна жить, борясь. И другой жизни у неё нет, а только та, что имеет... И другого хлеба у неё нет, а только тот, что родит эта земля, что кормит её. И другого дома у неё тоже нет, а только этот, — имя которому Киев... Кому же, как не ей, стать на защиту этих людей? "Как ты поступил, так и будет поступлено с тобой",— сказано в святых книгах. Ольга верила в это: твоё воздаяние обернётся на тебя... Но диво: эти зловещие властолюбцы, что всю жизнь гоняются за властью и славой, почему их не карает небесная сила? Почему подпирает их гордыню, и в руки даёт им силу, и в сердце вселяет слепую жадность? Почему вокруг столько беспечных и немых рабов, что молча едят хлеб и смотрят, как те злонамеренные бездари ножом бьют в спину своим истинным благодетелям и защитникам?! Будет ли когда конец этому? Княгиня растирала тонкими пальцами виски — усмиряла в душе тяжкие думы. Не время тебе, женщина, мутить свой покой. Дитя твоё просится в мир — прими его в свои тёплые руки... И ради него она возведёт великий храм в Киеве — во славу Спасителя нашего... И великую церковь Богородицы — покровительницы страждущих... А в это время пресвитера Григория остановила в сенях служанка. — Отче! Там... дети княгини... — Что с ними? — Беда...— Служанка вцепилась в его плечо и крепко зажмурила глаза.— Они хрипят... Нежить их душит. Спаси... — Где они? — Григорий кинулся к дверям детской светлицы. Но тут уже побывала лютая Морана...