Вещий Олег Страница 51

Гай-гай! А что, если князь Малко сговорится с варягами и пойдёт на Киев? Свенельд слишком опытный и мудрый змей, хорошо знает, что творит. Обвёл скудоумного князя Игоря вокруг пальца! Сегодня Игорь отдал варягу ради своего спокойствия древлян в полное полюдье, завтра так же не пожалеет и полян... Ольга это понимает. Но у неё нет силы. Царская Болгария не даст помощи — сама увязла в распрях с боярами, ромеями и мадьярами. Царский трон в Преславе качается. Кто поможет княгине? Только они, разумные кияне. Да их пешее войско. Без рати не обойтись. Но и тут досада: княжеская дружина велика и закалена в битвах на баралищах. Киевские же пешцы и мечами толком не умеют владеть, то всё люди ремесленные и ратайские, что сеют и жнут хлеб, куют крицу, строят дома... Впрочем, в Киеве ещё есть дружина Щербилы. Щербила!.. С кем он ныне будет? Игорь Рюрикович только что вернулся из-за Джурджанского моря в слабой силе. Так он и потянет к себе Щербилу с дружиной. Если бы снова в какой поход пошёл Игорь, они дали бы себе совет, набрав новых мечников. А так... Впрочем, надо советоваться. Что скажет Ольга? Что пресвитер Григорий? Надо бы, чтобы Малко и Свенельд перессорились — тогда Киеву будет покой... Степко быстро перебежал двор возле гридницы, где гремела княжеская пирушка... Поравнялся с хижиной отца Григория и услышал там женский голос. Ольга!.. Молится за Киев там или за свой род? Родила уже двух дочерей, ждёт третьего ребёнка — наследника-сына... Решил подождать, пока княгиня окончит беседу с Богом. Ему так хотелось поддержать её в этот трудный для неё час. И он посмотрел на звёздное небо и начал шептать молитву, чтобы небесные силы были милостивы к княгине Ольге и дали ей наследника-сына. И ещё просил у Бога даровать княгине мудрость защитить и свой род, и полянский народ от пришлых захватчиков. Вот хлопнули двери — и на крыльцо вышли Ольга с Григорием и... Щербила... Почему он здесь? Степко не любил этого надменного гордеца. Нюхом чуял его натуру — ловца богатств и женских сердец. Не любил за его осторожную осмотрительность по отношению к нему — никогда не подошёл и не сказал ни слова. А ведь были оба одного поля ягоды, из простолюдья. Щербила возносил себя выше Степка — ведь имел дружину, мечи, был опорой властителей на Горе. А что этот книжник — собрал отроков на учёбу, обучал и обеих дочерей княгини Ольги. При встречах не замечал Степка, будто тот был невидимкой. А может, боялся, что этот книжник прочтёт тайну его замыслов. Каковы же они, те его замыслы? Были ли честными? С тех пор как вернулся из далёкой Ладоги, куда отвёз умирающего Олега, что-то новое появилось в осанке киевского тысяцкого. Стал ближе к княгине, в отсутствие Игоря был её опорой. Или, может, вознамерился занять место Игоря как мужа, как о том судачат челядницы в боярских покоях. Но, как и прежде, Щербила сторонился всех, а более всего не желал знаться со Степком. И вот опять какая-то тайна. Игорь да Свенельд пьют-гуляют, меды распивают, а Ольга и Щербила вместе с отцом Григорием беседуют... Степко не решился подойти ближе. Они ещё постояли на крыльце и разошлись. У него вдруг пропало желание о чём-то говорить с княгиней. Значит, она отослала его с Горы, чтобы никто не догадался, как будет тайно встречаться с воеводой у пресвитера. Так нужна ли та церковь для молитвы за свой народ? Утром Степко пошёл не в схолу, что помещалась в небольшой челяднической хижине, а к пресвитеру. Дорогой сбивал длиннополой рясой росу на спорышах, шептал слова, которыми надумал ночью выведать про тайную встречу у Григория. Отец Григорий встретил его настороженным, выжидательным взглядом. Уже поседела его чёрная борода, седина густо рассыпалась на висках, но от этого священник казался моложе. Даже глубокие морщины на лбу, подсвеченные белизной седины, словно разгладились. Редко какому мужу седина к лицу. А вот отцу Григорию она шла. — Какие новости, отче Степане? — Так...— опустил взгляд Степко.— Челядь на Горе разносят слухи по Киеву... про Щербилу... — А, челядь... Что слушать несмышлёных! — Нехорошо всё...— он не решался сказать, что княгини Ольги это тоже касается. Но Григорий догадался. — Щербила подпирает княгиню, Степко. Без него ей не устоять. Сам видишь, что творится на Горе. Он поддерживает Ольгу,— твёрдо повторил. — А Игорь? Он ведь забрал к себе Щербилу с дружиной. — Забрал, конечно. Но тот Игорь раздаёт страну всем варягам. Его наследникам ничего не останется. Княгиня же думает о его потомках. И о государственной целостности. — Щербила служил всем властителям, кто его одаривал. Князь Игорь тоже может купить его службу золотом-серебром, что привёз из похода. А что имеет княгиня? Чем благодарить сребролюбца? Не верю я ему. Григорий развёл руками — мол, этого уж не знаю. — А тебе что до того? У тебя своя схола — и не лезь в душу княгини. — Душа княгини?.. Это мы, кияне! — горячо воскликнул Степко.— Они и поддержат княгиню, если что... — Мечи киян чего-то будут стоить, если будут под рукой опытного воина. — А что, если он воспользуется ими для себя? — Будем просить всемогущего Бога... Вот если бы нам церковь добрую здесь поставить! И помолиться негде. Говорят, твой отец... — Слепой он, не сможет. — Ищи других мастеров. Веру нашу христианскую надо ширить среди здешних людей. Она укрепит их сердца в любви к княгине. Велико нужно сие!.. Степко почему-то дрожал всем телом. Горячий пот словно ошпаривал изнутри его нутро. Всё спуталось, смялось в его мыслях. И страх за княгиню, что может попасть в лукавые сети тысяцкого, и боль за Киевскую землю, которую вот так могут разорвать пришлые варяги, и потеря чего-то великого, сокровенного, что было для его души наибольшей святыней, о чём боялся даже до конца думать,— и всё то было связано в его ощущениях со светлым и сияющим именем — Ольга! Та, что творит... — Пойду я...— тяжело дыша, произнёс он отцу Григорию. — Да благословит тебя Бог... Не успел Степко пройти и половины пути, как увидел, что из Ольжины палат выбежали трое челядников и бегом помчались к конюшням. Что-то случилось, какая-то внезапная беда стряслась... От радости люди так не мечутся, не бегут сломя голову! Направился к схоле с тревогой в душе. Развернул книгу, пытался что-то читать. Придёт ли Ольга со своими дочерьми? Ученицы не приходили. Вышел во двор, прислушался к гомону Княжьей Горы. Что-то её всколыхнуло. Гудела, как встревоженный рой пчёл. Ольга издали увидела Степка, позвала к себе. — Что-то случилось, княгиня? — Случилось,— вздохнула Ольга.— Печенеги прикатили в Поросье. Хан Рогдай. — Что же будет? — Князь и тысяцкий собираются туда идти, — пригляделась внимательнее к Степку. — Ты словно больной. С тебя пот ручьями... — Пройдёт! — он зажмурил на миг глаза, и вдруг его осенила догадка: — А где Свенельд? Ольга встрепенулась. — Ты думаешь — он... — Почему бы и нет? — ответил Степко.— Игорь и Щербила выведут своих мечников из Киева... А где дружина Свенельда? — Будто утром ушла в древлянскую землю. — Бери детей и запирайся в палатах. А я пойду созывать киян. — Думаешь... Свенельд возьмёт Киев? — Может статься... А может, вместе с печенегами... — Ох!.. Похоже на то...— вскрикнула княгиня и побежала в свои каменные палаты... Времени было мало. Лукавый варяг мог соединиться с ордынцами. Но Свенельд и не собирался выходить из Киева. Он ещё с вечера знал, что орда Рогдая двинулась в Поросье, что утром будет у Стугны, а к полудню — на Желяни. Свенельд стоял с дружиной за Угорской горой, выжидал, пока Игорь выведет против печенегов всех воев. Знал хорошо седой волчище, что сила-силенна ордынцев не выпустит Игоря из своих когтей. И беззащитный Киев упадёт к его рукам. Варяжская дружина стояла на вершине Угорской горы, смотрела, как могуче Днепр-Славута расправляет свой синий хребет, будто подставляет волны для его лодий, что затаились в прибрежных лозах. Отсюда было слышно, как на Княжьей Горе играли роги, что созывали дружину князя в поход, как бряцали тяжёлые мечи. Витязь широко расставил ноги, крепко вонзился в землю, и никто, казалось, не мог сдвинуть его с места. Скинул с себя меховой плащ и заревел смехом. Заливисто, грозно, полно, будто хотел выплеснуть из груди давно собранную и затаённую силу, что так долго давила его. И вдруг сквозь собственный хохот он услышал какие-то новые звуки. Что-то звенело жалобно, печально, потом тревожнее, призывнее. Этот звон клепала стлался над рощами, над плёсами вод, выпархивал в небо. И вдруг превратился в бешеный боевой клич, который поднимал на ноги каждого, кто его слышал. Неизвестно, откуда взялся этот клич. Громкий, отчаянно-призывный. Для кого он давал свой знак? Конечно же, не для него. Для киян! Душа витязя съёжилась, глаза сузились настороженно, как у охотника, что шёл на ловлю неизвестного зверя. — Прячьтесь! — кинул он своим мечникам, что ждали его внизу. Варяжские длинноносые лодии зашуршали в зарослях. А он всё ещё слушал тот неизвестный призывный звук Киева. Не знал могучий витязь, что то клепало собрало своим встревоженным звоном всех киян в полки, что Степко-книжник сменил свою рясу на сетчатую кольчугу и шлем. Поздно вечером, когда старый месяц закатился за горизонт, Свенельд с дружиной подошёл к подольским воротам. Ошеломлённо остановился: на валах города горели костры, часовые переговаривались на заборолах; ржали кони в ночной темноте, пытаясь сбросить с себя непривычные для их крестьянской жизни седла и подпруги. Кто привёл этих ратников на охрану города? Какой воевода? Свенельд не мог того постичь. Как не мог понять и народ, которым хотел владеть... * * * Рассвет был разбужен шумом вёсел на волнах реки. Свенельдова дружина застыла: видно, кияне решили обойти их рекой и пленить всех. Проплыло несколько лодок, покрутились на изгибе реки — и повернули назад. Слишком мало людей при вёслах. Может, разыскивали их эти неизвестные лодки? Почему кружили возле Угорской горы? Свенельд послал к берегу Мстишу. Юноша, недолго думая, разделся и, как только лодки снова закружили на изгибе, крикнул: — Эгей! — плюхнулся в воду. Мощно поплыл к незнакомцам. Они перестали грести, подняли пловца на борт. А вскоре он снова размашистым гребком рассекал чёрную воду — плыл назад. Лодки же направились к Почайне. — Кто такие? — нетерпеливо спросил Свенельд, как только Мстиша вышел из воды.