Вещий Олег Страница 32

Но наложили на них такие подати, что болгары онемели! И все покинули даже Солунь. Замерли торговые пути в Ромею из Моравии и Германии. Болгария беднела без торговли. Симеон посылал к Льву Философу одно письмо за другим — тот выбрасывал их, не читая... Был уверен в своей силе: ромейские легионы, хазарские наёмники, печенеги и прочие орды получали от него слишком много золота!.. Но чужими руками не загребёшь себе жару. Разъярённый Симеон напал на ромейские легионы в Македонии и сокрушил их железную мощь. Тысячи легионеров оказались в плену. Безжалостный Симеон приказал всем им отрезать носы и отослать их назад — к императору... Лев ужаснулся. И это сделал гордый варвар — Симеон? Этот дикий болгарин, выскочка, который ещё у Фотия пытался их всех превзойти (и превзошёл-таки!) в знаниях. Фотий почему-то всегда подхваливал Симеона, ставил его в пример... И теперь снова Симеон хочет показать своё превосходство!.. Кесарь кинулся к советникам. Те советовали искать новых союзников, советовали нанимать новых наёмников. В Причерноморье и Подунавье появилась новая жестокая орда — мадьяры. Купи её, император, и она тебе честно послужит... Сын Альмоша, Арпад, вождь мадьярской орды, взял много золота, и ромейские галеры перевезли орду на болгарский берег Дуная. Симеон был разгромлен. Но вскоре жестоко отомстил мадьярским ордынцам. Как мышей, передушил их в задунайских кочевьях. Орда угров-мадьяр покинула Дунайскую равнину и появилась на склонах Карпат. Перед ними открылись просторы Моравии и северных болгарских княжеств... Вот тогда-то по-настоящему перепугался кесарь Лев и попросил мира у Симеона... Вскоре Симеон снова успешно громит легионеров. В 892 году наголову разбил их в Адрианополе и заставил отдать земли на Балканах, вернуть привилегии торговцам... Теперь Симеон вспомнил коварных угров-мадьяр. Именно в это время германский король Арнульф призвал их воевать Моравию, которую сам не смог одолеть. Моравию стиснули с двух сторон — германцы и мадьяры. Великий князь Святополк успешно отбивался — вот-вот должен был победить! И вдруг он исчез. Это был 894 год. Тогда-то германские и мадьярские коршуны разорвали тело славянского государства!.. И именно в это время Симеон вместе со своими союзниками ворвался в кочевья угров-мадьяр и истребил всех, кто не пошёл в поход против моравов. Остатки этих ордынцев-кочевников тогда отошли к Бодрогу и Тисе, потеснили славян возле Унгвара и Мункача... Симеон откинул орду от своих рубежей — и успокоился. Он теперь обернулся к своим давним врагам — к грекам, не подозревая, какого коварного змея оставил в сердце славянских земель... Лев Философ боялся Симеона теперь больше всего в мире. И когда в 904 году болгарский царь со своими воинами подошёл к стенам Константинополя, Лев сразу же согласился на требования болгар — отдать им все земли на Балканах — до самой своей столицы... Но Симеон поклялся сесть на императорский трон в самом Константинополе! Разве достойны сидеть на нём невежды, развратники и палачи? Царский град был переполошён, когда Симеон заявил: "Я, Симеон, должен, как Моисей, избавить мой народ от рабства ромеев и привести его в землю обетованную..." Патриарх Николай Мистик в отчаянии. Лев Мудрый в обмороке. Под самыми каменными стенами вселенской империи и её столицы расправляло могучие плечи дерзкое государство, кипело молодыми силами — и не было возможности остановить его на этом пути! Его царь уже примерял к своему челу императорскую корону... Когда Гавриил появился в Преславе, сразу же словно потонул в хмельном вине. Гремели церковные колокола, в лучах солнца сияли расшитые золотом хоругви и ризы священников; под сводами христианских храмов гремели величавые гимны. А над ними возвышались торжественные проповеди епископов: — Побеждающему дам вкусить от древа жизни, что посреди рая Божьего... Побеждающий облечётся в белые одежды... не изгладится имя его из книги жизни!.. Гавриил, раздумывая обо всех победах и мечтаниях Симеона, лишь вздыхал. Он хоть и молод ещё, а немного повидал света, слово его весит, как для разумного государя, много. Но кто ж его слово выслушает? Кто прислушается к нему, когда он такой молодой, что нет ещё ни одной седой волосинки ни в бороде, ни на висках. Да и кто пустит его к царю?.. И вправду, отборные стражи, стоящие на часах у царского дворца и сверкающие золотыми и серебряными латами, даже не подпустили его к себе. Приняли за бродячего нищего. А когда Симеон подъехал к дворцу, окружили его железной стеной и начали громкими криками приветствовать его. Не сразу понял, что они кричали. Лишь потом догадался, что они... приветствовали его по-ромеевски!.. Готовились уже вместе с Симеоном править в столице Ромейской державы. Бросился было Гавриил к своему царю, да где там! Те сияющие стражи оттолкнули и его, и народ, собравшийся здесь приветствовать Симеона, подхватили царя на руки и внесли во дворец... Вот и потоптался Гавриил по столице и отправился к своему учителю епископу Клименту в Плесков. Без его помощи не достать высокого Симеона со словами о Стране Руси. Без совета владыки не договориться и о союзе русов и болгар. Болгары ныне все смотрят на юг — на ромеев-греков, о них только и речь. Что делается у них за спиной — тем не занимаются, будто ослепли. Победители всегда слепнут!.. Дивно... — Владыка Климент встретил его в своём монастыре, в саду, который когда-то сам посадил. А сад этот был удивительный. Раньше на болгарской земле росли только дикие деревья и кусты. Потому Климент много трудился, чтобы вырастить в монастыре и вокруг деревья, которых прежде здесь не было — гранаты, айву, мандарины, персики, груши, сливы, виноград. Он хотел доказать, что болгарская земля не хуже греческой, что и здесь могут расти те же райские сады, которыми славилась Ромея. Теперь сад в монастыре тяжело гнулся от обильного урожая. Глухо падали на землю желтовато-розовые яблоки, персики, переспелые груши. Золотились на ветвях айва и мандарины. Среди деревьев ходил в чёрной рясе без клобука Климент с большими садовыми ножницами. Шаги его были лёгкие, взгляд светлых глаз цепкий, как и прежде. Десяток лет промелькнул с тех пор, как Гавриил учился у него, но владыка не изменился. Даже плечи не согнулись. Разве что когда-то седая борода стала совсем белой, как и волосы на голове. Так же, как и прежде, Климент всё делал собственными руками — и садил сад, и собирал плоды. А ночами писал книги, днём ещё учил паству или учеников. Неусыпный, неутомимый этот верный ученик святого Кирилла-Константина нашёл на болгарской земле свою родину и дом после того, как латиняне-епископы взяли верх в Моравии. Теперь он старательно пахал болгарскую целину, а за ним вставала благодатная просветительская нива. Болгарскому народу дал этот Климент его родным языком все церковные книги, которыми славился Бог и его апостолы и которыми усмиряются людские души. На все праздники написал простые и доступные для болгарского народа слова, что учили таинству веры, рассказывал о чудесах Богородицы, житиях и деяниях пророков, мучеников христианской веры. Этот великий труженик ставил монастыри, возводил церкви. Не знал ни усталости, ни разочарования. В каждом приходе у него были отобранные ученики, а всего около четырёх тысяч отроков перенимали у него умение и возвышенность слова... Встретил Гавриила приветно. Слушал внимательно. — Русичи? Что за народ? Какая у них держава?.. — Великий народ. Земля их неизмерима. А живут в язычестве. В столичном граде есть немного христиан. При старом князе было больше. Имели храм и летопись. Ныне не имеют. Властитель их весьма заносчив. Собирается на ромеев. Просит нашего царя согласия на то, чтобы пропустил через свою землю. И хочет иметь с ним союз крепкий. Внучку его Оленку хочет сделать женою своего наследника. Даст ли на то согласие Симеон? — О, конечно! Думаю, наш царь будет рад, чтобы эту Ромею, эту великую блудницу, как можно больше терзали. Ведь поднимаются против неё все народы. Придёт для неё горе, как и для Вавилона когда-то пришло... — Какую же дорогу Симеон откроет русичам? Как знать? — Гавриил на миг задумался. — Пусть тот Олег выбирает удобную для себя дорогу. А Симеону я об этом так и скажу. Гавриилу хотелось, чтобы сам царь Симеон ему такое сказал. Но почувствовал: до Симеона ему не добраться, владыка даже не обещал встречи. — А когда Оленка станет княгиней, дай знать. Я пошлю к ней учёного пресвитера Григория, с тобой же учился. Он уже закончил переводить хронику Амартола, и вместе станете веру Христову ширить, церкви и монастыри закладывать... Народ славянский не может оставаться во тьме невежества. За сии труды будете во веки им прославлены. Есть ли у тебя там свои ученики? Гавриил покраснел — об этом он и не подумал! — Скоро... будут, — согрешил на слове, но про себя твёрдо решил набрать себе отроков для учения. Климент пристально взглянул в его лицо. Гавриил покраснел, но промолчал... Чувствовал себя виноватым... ничтожным... Таким, как его учитель, и он должен стать — неутомимым, вездесущим пастырем, пророком для народа, среди которого живёт. — Может, поговорить сейчас с отцом Григорием? — Добро сделаешь. Пусть готовится в дорогу. Не доходя до церкви отца Григория, Гавриил увидел дом княгини Томилы. Теперь вокруг него воздвиглась высокая ограда, будто люди хотели укрыть его от людского глаза. Но из распахнутых ворот вышла траурная процессия. Над головами, из высоко поднятого гроба, Томила в последний раз осматривала свой двор. — Что случилось? — спросил Гавриил у женщин, что тихо остановились возле забора. — Не ведаем... Говорят, что братец Сурсубула забрал у неё этот дом. И никто не защитил её. Вот и нашла себе покой... — Сама? — Кто знает... Снова Сурсубулы!.. Дьявол ловит души этих бояр в свои алчные сети... Пресвитер Григорий встретил Гавриила почтительно. Расспрашивал об Оленке. Быть ей княгиней в Стране Руси! Какая радость... и какая печаль — мать не дождалась... — А где тот киянин, Степко? — вспомнил Гавриил лучшего ученика пресвитера. — Ещё весной ушёл домой со своими купцами. — Владыка Климент сказал... что и тебе было бы хорошо... туда, к нам. Нести слово Божие. Народу славянскому... Ставить церкви и монастыри... — неуверенно лепетал Гавриил, боясь обидеть своего друга, — Я сам хотел проситься у владыки на ту работу.