Вещий Олег Страница 31

Но в Новгороде говорили, что Прекраса — падчерица Олега. Значит, Олег променял падчерицу-простолюдинку на царевну, пусть и не настоящую, но всё же высокого княжеского рода. Она давала ему ключ к союзу с Дунайской Болгарией. И всё же надо вызвать сюда Прекрасу. Возможно, она вернёт Игоря в своё ложе. Тогда разум и голова молодого князя будут в руках Свенельда. Витязь с тоской вспоминал времена, когда Олег угождал ему, покупал его силу землями и жёнами. Тогда он не разгадал этого хитреца. Но именно благодаря Олегу Свенельд пустил корни в этой земле. Недавно Олег подарил ему всю древлянскую землю, которую, правда, ещё нужно было завоевать. Но у него, у Свенельда, есть сын Мстислав, Мстиша Свенельдович, — и он должен завоевать эту землю ради него. Мстиша будет наследником его славы и его земель. Ради него Свенельд до конца будет биться здесь за власть! Вырастет Мстиша — отомстит за унижение своего отца... Поэтому сейчас необходимо во что бы то ни стало вырвать у Олега согласие взять его в поход на Царьград. Ведь если Свенельд останется в Киеве, он не получит много золота и разного узорочья. Более того, молодой воевода Щербило, которого Олег оставляет в Киеве, поднимет против него меч и киян. Будет мстить ему за Веселинку! Го, Веселинка подарила ему доброго сына, хоть и оказалась неблагодарной блудницей: сбежала из его дома, но сына взять не смогла, он растил его при себе и крепко оберегал. Теперь соцький Щербило мешает ему жить и свободно дышать в Киеве. Один на один страшно оставаться варягу. Один выход у Свенельда — вернуть доверие Олега. Сейчас киевский властитель в Киеве не жил, переселился во вишгородский терем к боярыне Гордине. Оттуда рассылал по всей земле своих тиунов и биричей, которые разносили всё новые и новые приказы о податях и платежах, что придумывала боярыня. Ум у неё гибкий и неисчерпаемый на выдумывание новых поборов. Кияне аж стонали от разных выплат — за козу, за лебедя, за кота... И зачем красавицам боги дают столько жадности и ни капли разума! Боярыня до крайности взбунтует киян своей алчностью. Народ роптал недовольно, на град надвигалась новая смута. Простолюдины никого не пожалеют, когда разогнут свои спины и возьмут в руки колья!.. Но Олег сидит в Вышгороде и ничего этого не знает. Свенельд начнёт с того, что предупредит владыку. И пусть-ка скорее набирает мужей-пешцев в свою рать, чтобы вывести из города молодых и пылких бунтарей. Пусть их обиды изольются на греков-ромеев и на добычу. Каждому надо пообещать богатств и золота! Свенельд крикнул подать сани. Он сейчас откроет Олегу глаза. Если у владыки есть хоть немного здравого смысла в голове, он оценит услугу Свенельда. Впереди саней мчались на конях всадники-сторожи из варяжской дружины. Позади тоже отряд сторожей. Рядом с санями бежали стаи псов-волкодавов. Звенели колокольчики под шеями серых, в белых яблоках коней. Лай псов, крик и свист погонщиков, шуршание полоза по снегу и топот копыт — всё это наполняло души праздничностью и подъёмом. Солнце уже выше поднялось над горизонтом, начинало новый круг по небосклону, новый год. Новый хлопот появился и в домах хозяев — отелились коровы, окотились овцы, опоросились свиньи. Богатство этой земли снова начинало множиться. Куда же он уйдёт отсюда, Свенельд? Где найдёт такую землю и таких доверчивых людей, у которых всё это можно безнаказанно отобрать! Уже близ Вышгорода навстречу отряду варягов выскочили сани с девушками и парнями. Кони украшены пёстрыми лентами, молодёжь распевала песни вокруг наряженного в одежду полена. Это был праздник колодки, которую украшали венками и шелками. Простолюдины просили у своих богов доброго урожая и богатого приплода. Свенельду показалось, что среди тех певцов сидит и князь Игорь с женою Ольгой. Какая-то тень подозрения омрачила его душу. Долго стучали в ворота, пока их впустили во двор. Наконец Свенельд в светлице боярыни. Уютно, красиво убрано. И ковры, и серебро-золото поблёскивает в ларцах. Уже вечерело. Синели снега, темнело в цветных стёклах окон. Кто-то тенью шмыгнул вдоль стен — и одна за другой вспыхнул десяток восковых свечей. Олег не выходил. Свенельд стоял посреди светлицы, прислушивался к тишине. Принюхивался к умиротворяюще-сладковатому запаху топлёного воска. А в груди скребла тревога: как встретит его Олег? Откуда-то потянуло сыростью. Вдруг Свенельда охватило чувство опасности. Рядом с ним стояла боярыня Гордина. Вместе с ней вкатился в светлицу Олег. Размякший, ленивый и не страшный. Жёсткие морщины на лице его разгладились — он казался моложе, чем всегда. В постоянно напряжённых, настороженных зрачках теперь тлела безразличность. Вещий Олег здесь расслаблялся душой и был уже не властителем, а обычным мужем. Приветствовался просто, словно никакой ссоры между ними и не было. Свенельд сразу же и начал. — В Киеве зреет бунт, Ольже. Хочу предостеречь. Олег поднял брови и опустил веки. Будто сказал: знаю. — Ну и что с того? В Киеве каждый день что-то происходит... — Я возьму всё на себя. Я хочу, чтобы ты мне поверил. Как то было когда-то. Олег хмыкнул, мол, что хочешь за это? — Я не хочу многого. Хочу лишь твоего доверия, — Свенельд говорил искренне, пальцы его бегали по широкому поясу, что туго перетягивал его ещё крепкие чресла. Олег прищурил на него глаз: он ещё силён, этот витязь, и опасен. Он имел добрую дружину и умел воевать, умел хитрить. Но здесь он не хитрит — сам боится смуты. У него земли, поселения, полюдье... Олег ничего у него не отнял — не хотел иметь в нём врага. И теперь действительно Свенельд может пригодиться ему. — Тяжело мне тебе доверять, Свенельде. — Я клянусь тебе кровью! — Выхватил меч, хотел ударить себя по руке, но Олег молниеносно перехватил его. Старый властитель имел хорошее охотничье око. — Ладно... Я и так поверю. Но — в последний раз. Я иду в поход, а ты оставайся с Игорем здесь. — В Киеве Игорь сам управится, Ольже. — Он мало ещё смыслит... У тебя крепкий меч. Гордина будет управлять тиунами, а ты крепко стереги Киев. Вот как! Ему в Киеве доверяют только держать меч! Чтобы подпирал боярыню Гордину... — А с кем ты пойдёшь? Царьград легко не взять. Бери с собой всех молодых мужей, меньше будет бунтарей, а тебе воинов нужно немало. — Скоро скроется Днепр. Придёт Карло с воинами. А на Дунае царь Симеон поддержит... Свенельд покорно опустил голову. Ничего у него не вышло, Олег его в поход не берёт. Боярыня Гордина хуже самого Ольга! И он вынужден... слушать её... Какое несчастье, когда алчные жёны берут в плен своих мужей-властителей... Погибель для земли!.. Свенельд вытер ладонью вспотевший лоб. Скинул глазами на обвисшее, тяжёлое тело Олега. Низко поклонился, коснулся правой рукой пола. Устал киевский властитель тянуть ярмо правления. — Благодарю, владыка. Я свою вину смою победой над всеми твоими врагами... — Я так и думал... Гей, хлопцы!.. Мёду нам. Два отрока на подносах поднесли им кубки с мёдом. Пригубила кубок и боярыня. Её карие искристые глаза с интересом рассматривали его; улыбались ему и две ямочки на щёчках, и влажные розовые губы... только что-то было словно хищное в её мелких белых зубах, что обнажались в улыбке. — Здоровья тебе, боярыня Гордино! И долгой красоты. — Хочешь остаться со мной в Киеве или пойти в Новгород? — доверчиво заглянула ему в глаза. — Почему в Новгород? — даже подскочил Свенельд. — Игорь да его Ольга этого хотят! — Снова улыбнулась приветливо, показав из-под высокой верхней губы мелкие зубчики. Олег тяжело зыркнул на неё. У Свенельда что-то гудело в голове — то ли от мёда, то ли от Игоревой коварности. Князь, Рюрикович, видно, боится его! Кто знает, вернётся ли Олег из похода... Он хочет сидеть в Киеве спокойно. Ему Свенельд не нужен. Нужен только для Гордины. Тихо вошла молодая служанка, принесла окорок копчёного вепря. Это была... Веселинка! Свенельд стиснул зубы. Вот где она спряталась, неблагодарная блудница!.. У боярыни Гордины... Олег разломил мясо на куски, сосредоточенно вгрызался в сочное пахучее мясо. Свенельд не ел, наблюдал, как Олег пережёвывает мясо крепкими жёлтыми зубами, как наслаждается жиром... Ещё не утратил Олег чувства наслаждения в жизни!.. И вот эта боярыня с блестящими карими глазами, что держит в служанках его Веселинку... Смотрит на него и улыбается, будто не знает, что Веселинка — жена Свенельда... О, лютая красавица-боярыня, зря ты наступила ему на сердце!.. * * * Сначала Гавриил обрадовался, когда Олег сказал, что хочет послать его вместе со своими мужами в сольбу к Преславе. И как не обрадоваться — снова вернуться домой, в золотую столицу царя Симеона, слава о котором катилась по мирам. Теперь про Болгарию знали во всех краях. Царь Симеон поставил на колени гордую Ромею, которая дерзнула отобрать у болгар их давние торговые привилегии. Симеон хорошо знал императора Льва Философа — учился с ним когда-то у Фотия государственной премудрости. Знал Симеон и про слабость Льва: сын знаменитого кесаря Василия Македонянина погубил славу своего отца, видно, за смертный грех того (Василий был конюхом у императора Михаила и убил своего владыку!). Лев Философ больше добывал себе славу в постели с блудницами, нежели на поле брани. Но очень хотел иметь звание мудреца, поэтому и издал такой себе сборничек древних греческих философов — "Базилики". Собрал чужие мысли, а придворные лакеи такой елейный крик подняли да такие высокие осанны написали! Ещё и прозвали Философом... Но всяк знает про его жестокость. Сырые подземелья столичных дворцов стонали от узников. Этот мудрец терпеть не мог ни поэтов, ни философов, не верил искренности их слов — ибо все они жили под страхом заточения. А оттого и хор славословий звучал громче. В чадном дыму горячего вина, церковного елея и поэтических вознесений жестокий кесарь проводил дни и ночи. Праздновал одну свадьбу за другой, вынуждая христианских владык венчать его и вместе с тем выпрашивать прощение у Бога за блуд. А тем временем придворные лакеи, которые подсовывали ему для утех новых женщин, прибирали к рукам все доходные торги. Евнух Мусик, тихий, льстивый, бритоголовый царедворец, что всегда ходил согбенный в почтительном поклоне и с приветливой улыбкой на синеватых узких устах, тайком от других придворных — вместе с купцами Ставракием и Космой — отобрал у болгарских купцов всю торговлю в Константинополе, запретил болгарам даже жить в столице, позволил прибывать лишь в Солунь, столицу словен.