Вещий Олег Страница 25

Теперь она знает, что он, боярин Сурсубул, боялся её отца, боялся, что ему перейдёт престол царя Симеона — по закону и обычаю державы. Симеон постоянно был на войнах, а Сурсубул сидел в Преславе и правил государством. Его все боялись. Боялась его и мать — грозился и её сослать в монастырь. Это он и велел Томиле отдать дочь древлянским послам. Обещал, что Оленка станет княгиней, а Томила получит благодарность от него и прощение... Теперь Оленка всё думала о том, в чём же вина её матери и какое прощение даст ей всевластный и лукавый боярин... Ей было жаль мать. И потому хотелось уже скорее стать женой того князя, чтобы утешить её, а может, и забрать к себе... Потому она охотно покинула свой дом, и свой добрый старый град Плесков, и свою школу, и сад... Но очень долгим показался ей путь к своему жениху. И вот снова говорят — уже надо ехать. Куда? Говорят — в Киев... К ней подходит молодой воевода. Это тот Щербило! Хорош собой, видный! Удивлялась ему. Она всему на свете искренне удивлялась, ведь всё было для неё открытием или прозрением — слишком юна была, слишком высоко сидела в своём семейном гнезде, которое оберегали зоркие глаза Сурсубула... — Воевода, что скажешь? — смеётся к нему.— Ты и вправду Щербило? Странное слово! — А так,— ответил он весело. И засмеялся: боялся, видишь ли, открыть глаза — все молили: царевна, царевна, а оно девчонка! Белокурая, синеглазая... Верно, чуть моложе его Веселинки. — А чего меня взял на мечи? — Не тебя, а Свенельда. Он изменник. — Но ведь он... говорил, что хочет взять меня в жёны... И обещал, что я буду королевой, а он королём. Щербило аж за бока схватился от смеха. — Вот такое враки говорил? — Кто ж он на самом деле? — Заброда... Варяжин, Змей Горыныч. — Киевский князь это знает? — Не ведаю. Расскажешь — узнает. Берегись! Оленка чувствовала искренность в словах Щербила. А кого ей надо остерегаться? Спрашивать не стала. Думала, почему это все гоняются за ней, когда она не царевна... Когда отец её заключён в подземелье монастыря, когда мать умирает от слёз... Наверное, потому что считают её всё же царевной... Через деда, великого Симеона, ей эта честь... О да, теперь она это знает... Через деда... — Воевода, скажи, а какой князь древлянский? Чего он хочет? — О, то великий тать, царевна, хочет под себя Киев подмять. Он против Олега идёт. — А ты за Олега? — Я? А так — он меня взял к себе во двор. И вот я уже воевода. — Но почему Маломира называешь татём? Он же правит в своей земле. — Все на Горе так говорят. И я так говорю... Хотя... кияне-поляне за Малка стоят. Но тебе лучше быть в Киеве. Будешь вольна, как орлица! — Я невеста Маломира. Должна ехать к нему... — Го, невеста! Да он себе уже другую жену привёл — под уличанку, говорят. — Как так? — аж вскочила Оленка.— Это же грех — иметь нескольких жён. — У вас грех, ваш Бог Иисус Христос велит мужу иметь одну жену, а нашим князьям не грех. Потому что наши боги щедрее. Сколько хочешь, столько и имей. Лишь бы сумел прокормить!.. — Я... тогда я буду уже третьей женой Маломира? — Атож. Третьей или ещё какой... Разве я знаю? — Отче, слышишь? Слышишь, что говорит воевода? — обратилась она к священнику. Ужас расширил ей глаза — так вот куда бросил её коварный Сурсубул! Вот отчего рыдала мать и вся челядь... — Я не поеду к Малку! — крикнула она.— Домой! Я хочу домой!.. — Успокойся, Оленка... У нас с тобой нет дома. Поедем в Киев, дитятко... На всё Божья воля... Пересидим до морозов. А санный путь станет,— тогда и поедем...— Священник не знал, чем утешить девушку. Ведь не знал и сам, что делать им теперь... — Воевода, вези нас в Киев...— сказала Оленка.— У нас... у нас и вправду нет дома... Его душа дрогнула жалостью. Бедное девчонка, вот так услышать от Свенельда... а потом — за Маломира... Вот тебе и царевна — все тянут в свои ложа, чтобы её именем возвеличиться. Кому нужна её судьба?.. А судьба его Веселинки? О, проклятые пришельцы, как он их всех ненавидит! Оленка молчала всю дорогу. Вот какой этот добрый Олег... Лукавец, убийца... И этот Маломир — уже две жены имеет!.. Что же делать ей, пташке, которую выкинули из родного гнезда? — Что нам делать, отче? — тихо спросила священника, который уже направился было к своему обозу.— Что делать? — Молиться, дочка. Молиться... * * * Свенельду не было ныне возврата в Киев. И не было теперь ему места ни в киевской, ни в древлянской земле. Куда податься? Только в Новгород. Там Ефанда с Игорем, там бродят варяжские дружины — всегда можно найти их поддержку. Ведь Свенельд не хочет забыть своего поражения — в Киев должен непременно вернуться с великой силой и отобрать державное кормило у Олега. У Свенельда растут сыновья здесь — им и передаст власть над всей страной. Ефанда с Игорем будут его союзниками — куда ж им деваться? Он побьёт Олега его же оружием: именем Игоря, как то сделал когда-то Олег! Скачал ловко на коня, крикнул во всё горло воям: — Живей на коней, витязи мои! Нас ждёт удача в Новгороде! Или забыли, что там Игорь с королевной-матерью? Верно, ждёт нашей помощи. Не будем медлить! Ведь скоро Олег-волчище пошлёт своих псов по нашим следам!.. Его воям не нужно было много слов. Витязи удачи знали, что лучше всего от беды спасают быстрые кони. Но кони за долгий переход из Киева в древлянскую землю изрядно устали. Потому Свенельд, окинув взглядом местность, ткнул в сторону кнутом: — Вон там какое-то селение. Там и поменяем своих коней.— Под копытами всадников чавкала размокшая чёрная земля. Словно хотела поглотить в свои недра этих чужаков. Но всадники хлестали коней меж глаз, подгоняли шпорами в бока — и гнали, гнали. Те недоумённо мотали гривами, зло вертели глазами — за что их всадники так безжалостны? Откуда им знать, что для вора самый сильный погонщик — страх... В первые зимние дни дружина Свенельда ступила на мостины великого града на Ильмени. Широкое серое небо раскинуло над городом свои прозрачные покровы. Из всех домов тянулись вверх серые струйки дымков. В воздухе пахло живицей и морозом. Чернел, таинственно притихший, батюшка Волхов. Не хотел поддаваться морозам, что ночами уже ковали для него ледяные оковы. У моста, что будто двумя ручищами ухватился за два берега реки, на торжище толпился люд. Здесь у берега стояли змеевошие варяжские ладьи, сани, возы. Зимние торги — самые богатые в Новгороде. По лёгким снежным дорогам и путям свозили свой товар народы и племена от северной карелы, води и ижоры, югры до южных кривичей, мещеры, мери, муромы. Отсюда стекался люд торговый. Да и не только торговый, а и сеятели, и ремесленники-простолюдины. Или себя показать, или свою судьбу отыскать. Недаром говорили, что и для сироты боги держат судьбу. Так что на многолюдье легче и найти её. Только не медлите, ловцы счастья и удачи, поспешайте на новгородское торжище!.. Дружина Свенельда, однако, обошла торговую площадь, подалась к детинцу, где высились старые терема. Для них удача и счастье прятались где-то здесь, в этих богатых повалушах и палатах. Кони, чуя конец пути, ускорили шаг, выше подняли головы. Спешат всадники, бурлит их тревога — их тут должна ждать удача. Колышется окрыл из куниц за спиной Свенельда, подпрыгивает туго заплетённая сивая косица. Вот и терем Ефанды. Спешивается дружина, торопливо бежит к воротам. На грохот кулаков по воротам, однако, никто не отозвался. Словно вымерла вся та ленивая челядь! Снова грохот. Отворяйте ворота скорее, витязь Свенельд пришёл, удачливый ловец чужого счастья, принёс Ефанде тревогу дальних дорог и обманчивую надежду на величие. Го, просыпайтесь дворовые челядины, накрывайте дубовые столы, гостей встречайте... Кричало всё естество Свенельда от нетерпения. Наконец через калитку вышла старая сгорбленная служанка. Из-под седых прядей смотрели на пришельцев зоркие колючие глаза. Оперлась на воротницу, наконец заговорила скрипучим голосом: — Чего шум поднял? Нет уж Ефанды. Туда переселилась. В Вырий! — ткнула скрюченным пальцем в небо. — Как? Когда? — испугался Свенельд. — Нынче ночью. Ножом кто-то... Тяжкую смерть приняла. Свенельд оглядел молчаливый почерневший терем. Какая-то мимолётность и неуверенность повеяло от его покосившихся, осевших стен. Из маленьких чёрных окон тянулись поросшие мхом страх и подозрение. Заброшенный двор, повсюду пустота. Где ж люди — челядь, вои? — А Игорь где? — спросил у старухи. Почему-то показалось, что голос его гремел в пустой тишине двора слишком громко. — Покинул мать ещё летом. Перебрался где-то под Изборск-городок. Жену себе какую-то взял. — Откуда жена? — Не знаю. Говорили, по имени она Прекраса. — А ты кто тут будешь, старая? — Я тут издавна. Живу в_обороте, с коровами. А когда-то служила у боярина Гостромысла. Потом у Рюрика. И ещё и Ефанде досталась. Другой челяди тут нет — от страха разбежались. Я одна хожу возле покойницы. Кому ж надо проводить её в Вырий... — Веди... к ней...— Свенельдова душа съёжилась и почернела. Ни о чём не мог думать. Надежды, надежды, как быстро обламываются ваши крылья... Ефанда лежала в своём высоком и широком ложе. С головы до ног накрыта белым полотном. Длинные седые волосы разметались по подушке. Глаза, страшно раскрытые, мутно смотрели в потолок. Уста чуть приоткрыты, словно посылали проклятия этому миру, который отталкивал её от себя. Может, этот мир не любил её за надменность, за жажду возвышаться над другими, чтобы вершить чужие судьбы. И вот чья-то рука усмирила её отчаянное метание. Рядом лежал тонколезвий кривой меч. Свенельд только глянул на него — степняцкий! Кто принёс его сюда из кочевых степей? Старуха испугалась: — Это я вытащила его из-под рёбер. Торчал же... — То печенежский меч... А кто приезжал к ней из Киева? — Не ведаю, голубчик. Тут много народу толкалось. То варяги, то купцы, то свейские сваты. — Какие ещё сваты? — А Ефанда ж сосватала сына со свейской королевной. Да Егорка не захотел королевны, взял себе простолюдинку... Ой-ё, что тут было! — Старуха устало присела на лавку. Тяжко ей долго стоять перед таким знатным мужем. Вот какие меха у него — полы по земле пыль метут... Видать сразу — вельможа. Верно, и этот не просто так забежал в гости. С какой-то хитростью прибыл к этой тайной змее. Да ба, опоздал! Кто-то перерезал ему дорогу...