Игорь! И больше никого. Но он далеко. Враги Олеговы, верно, уже сделали из него ещё одного врага на его шею... Снова — ошибка! На расстоянии тот Рюрикович был опаснее, чем здесь, перед глазами ежедневно. Почему нет вестей из Новгорода? Что делает Ефанда? Кого перемалывают её каменные челюсти? Что замышляет против него? Конечно же, только против него, ведь забрал в свои крепкие руки власть и выгнал их из Киева... Новое прозрение напугало его ещё сильнее. Возможно, в Новгороде уже созрела против него измена, возможно, Игорь набрал уже большую дружину варягов — и пеших, и конных... А он тут сидит, нежится с боярышней Гординой. Надо немедленно слать гонцов к свеям, к данам, к ободритам — нужно набрать большую дружину против этих старых, разжиревших варягов. Хорошо, что он сегодня наткнулся на Карла. Его и пошлёт, пусть ещё кого возьмёт. Где он, тот Карло? Рано утром варяг стоял перед его глазами. Сонно моргал заспанными глазками на свечи, что трещали в серебряных подсвечниках, на шкуры оленей и медведей, что висели на стенах, на блеск драгоценных камней на ножнах мечей, что висели в ряд на почётном месте. Киевский владыка, видно, и спать не ложился. Был в той же рубахе багряного шёлка, что и вечером, в тех же красных кожаных сапогах. Хорошие сапоги — просторные, мягкие, ступают крадучись и тихо, словно рысь. Но зачем так рано Карло нужен владыке? Олег тоже разглядывал его заспанное, помятое лицо и вдруг ласково, даже весело спросил: — Хочешь иметь много земель и много мехов? И золота, и серебра тоже? Опытный воин удивлённо развёл руками — кто же не хочет этого? Каб не хотел, разве б он сейчас шатался по свету! — А дорогу до Новгорода знаешь? — Знаю, мой фюрште... — А до свеев добраться смог бы? — Почему нет? Разве можно не добраться домой! — Тогда вот держи.— Олег протянул ему кожаный мешочек с раздутыми боками, до самой завязки набитый золотом и серебром... Карло не верил, но видел это.— Держи же. Это на дорогу. Собери себе какую-то дружину, возьми добрых крíгаре. И иди в заморские земли. Набери большую ватагу крíгаре. А пойдёшь назад — зайди в Новгород и возьми Игоря, сына Рюрикова. Приведи его в Киев. Только чтобы никто ничего! Ни полслова! Будешь мне первым воеводой, будешь первым веном для фюрште... — А Свенельд? — Карло не верил своим ушам. Его рыжие волосатые брови полезли на лоб. — Я тебе говорю, что ты будешь мне опорой здесь. Будешь братом — брур! Ну, если не согласен — скажи. — Согласен!.. Буду... Я не какой-нибудь там изменник. Я из великого рода ярла Эриксона. Чести своей не предам. Вот! — Карло выхватил из-за голенища сапога тонколезый нож, блеснул им перед глазами Олега и коснулся своей руки выше запястья.— Бери мою кровь! Клянусь тебе на крови... — Я... верю тебе, Карло. Потому и доверил тебе великую тайну.— Видел, что этот бедный варяг из высокого рода будет верно служить ему против Свенельда и против всех! — Есть у тебя здесь верные товарищи? — О, много. Стемид, Велемуд... — Много не надо. Возьми троих. И никому ни слова — понял? — Олег приложил пальцы к рту. — О, мой слект, мой род тебе поможет. Будет у тебя много крíгаре!.. Итак, Олегу нужно дождаться подмоги. Он уже не видел, как варяг пятился, чинно кланялся, прижимая широкие ладони к груди. Знал, что за верную службу теперь получит всё. Мысли витали над Новгородом. Скоро падут снега, установится санный путь. Что делают ныне там Ефанда и Егорец? А куда... куда деть Ефанду? Игоря он будет держать в Киеве перед своими глазами. Игорь будет послушен — станет ждать власти из его рук! Будет ждать, пока Олег отпустит ту власть. А отпустит, когда захочет. Сам Игорь ему не страшен. Вдвоём с Ефандой опасен. И в Новгороде её оставлять — тоже опасно. Какие-нибудь родичи появятся, будут подговаривать её взять свою правду — и отнять власть у Олега... Думай, Вольже, думай. Нужно ныне решить и судьбу Ефанды — завтра уже будет поздно. Завтра она может явиться в Киеве с дружинами варягов, чтобы защищать своего Змея Горыныча! Мысли Олеговы были тяжки. Один выход видел — помочь Ефанде переселиться в царство Пека. Но Карло, из рода ярла Эриксона, не станет поднимать руку на урманскую королевну. Новгородские бояре тоже этого не сделают — будут беречь Ефанду, чтобы держать в узде и в страхе самого Олега. Да и тех новгородских бояр он уже не знал — там возникло новое их колено. Новые птицы поют и новые песни. Откуда может быть ему помощь? Изборск, Ладога, Белоозеро, Смоленск... Киев... Степь печенежская. Конечно же — печенеги! Он в дружбе с ханом Рогдаем, что убежал от хазар и от угров. И хан Сухан так же готов ему послужить, как и прежде. Наверняка у них есть меткие стрелки, что с одной стрелы попадают в голову человека. Рогдай и Сухан! К ним послать доверенного гонца. О Ефанда, не укроешься за высокими стенами новгородского терема. Поздний осенний сумрак мягко стелился над Киевскими горами. Олег вышел на крыльцо. Росистый туман почернил безлистые старые липы и клёны, что обступили терем. Лишь дубы стояли в тулупах пожелтевшей листвы, высоко подняв кроны к небу — вровень с мыслью. Синими повисмами туман клубился над подольскими улочками, что сонно шевелились под крутым обрывом Княжьей Горы. Нет, не постичь ему, Олегу, этого мира — зачем он явился в нём? Наверное, не для того, чтобы понять, а для того, чтобы завоевать. Стоял на крыльце спокойный и величавый. И никто бы не догадался, глядя на него, что за его просветлённым лицом и волнистыми седыми волосами, что спадали до плеч, что за его широкими плечами и уверенностью стояли кладбища человеческих судеб... * * * Ефанда не умела говорить. За всю жизнь сказала, пожалуй, два десятка слов. Но она умела размышлять и действовать чётко по своему размыслу. Пока что её поступки не принесли ей добра. Из Киева приехала в Новгород ни с чем. А тут решила наверстать потерянное. Собирала воедино свой опыт, чтобы из мимолётных дней соткать своё будущее. Прозрение приобретается в потерях, а разум вырастает в безумии. Ефанда поняла, что своим вызовом Олегу обнажила свои тайные желания перед Киевом. Теперь Киев знал, что она, чужеземка, хочет властвовать над ним, отнять его исконных богов-покровителей и разрушить его силу, душу и веру. Киев этого не захотел и потому дал поддержку Олегу. Олег сумел прикинуться, что он свой, что будет всё делать, как захотят киевские властители — бояре, и он победил. В тишине, как в глубоком колодце, жила теперь Ефанда в Новгороде. Но из той глубины лучше видны звёзды и днём. Они указывали ей дорогу, по которой теперь надлежало идти. А идти могла теперь лишь вместе с сыном — Игорем. Ефанда знала одну силу в мире — власть. А эта власть была у властителей — королей и царей. Так что Игорю нужно было, чтобы стать владыкой, опереться на королевскую власть. Лучше было бы, конечно, опереться на ромейского царя. Но он далеко. Да и захочет ли помогать незнатному, никому неведомому князьку, что жаждет где-то добыть власть, у которого нет даже хоть какого своего гнезда! Потому Ефанда начала припоминать свейских, урманских, датских королей. Кто из них мог бы дать её сыну невесту? А вместе и добрую рать. Без неё Игорь не вырвет власть у своего доброго воспитателя — дяди Олега. Ефанда непременно хотела вернуться в Киев победительницей и сделать с Олегом так, как он сделал с нею. Это желание её было столь велико, что наполнило её безликую, беззвучную жизнь жаждой действий. Но не так легко было свершить задуманное. Кого послать за море, кому довериться в Новгороде, которого она боялась с смерти Рюрика... Решила ждать. И дождалась свейских купцов. Они стали лагерем своими ладьями на берегу Волхова. И Ефанда позвала их к себе на вечерю. Игорь переходил время жениханья. Рос под пристальным вниманием нянек, дядек, конюхов, соцьких, мечников, бояр и детей боярских, которые всегда смотрели на него как на будущего своего угнетателя или как на соперника. Одни признавали его наследником умершего князя, которого призывало вече в Новгород, другие видели в нём своего врага, ещё другие стремились его именем расквитаться со своими недоброжелателями. Все боялись, все ненавидели. Рано заметил мальчик лукавство своего окружения. А когда понял, что у него украл государственную власть даже лучший, ближайший к нему муж — Олег, понял, что ему не суждено властвовать. Стремление к власти принесёт ему смерть. Боялся Олега и в Новгороде находясь. Не верил никому — ни челяди, ни боярам. Таился со своим прозрением и от матери. Отдавался лишь одной страсти — охоте. Там он мог идти на лютого зверя открыто, мериться силой честно, брести через болота спокойно, ловко управлять лодкой на стремнине полноводных рек. Зависел сам от себя. На охоту Игорь брал лишь своего молчаливого слугу Ловеля, что душой прилепился к нему ещё в Киеве. Ловель был метким стрелком, имел большую силу в плечах и большую светлую бороду, а более всего имел хороший охотничий нюх. Вокруг Новгорода, как и вокруг Киева когда-то, быстро умел вынюхать тропы кабанов и оленей, найти, где лучше подкараулить медведя, как обойти волчье логово. Когда Олег выгнал Игоря с матерью из Киева, только Ловель и остался при нём, был по-мальчишески верным товарищем ему. Легко было ходить с ним по молчаливым лесным тропам. И безопасно — стая охотничьих псов, которую водил за собой Ловель, оберегала их от неожиданностей. Однажды Ловель с Игорем дошли аж до Изборского городка. А там встретили ватагу местных охотников. Мужи собрались идти вверх по реке Шексне. Говорили знающие, что в тех лесах большие стаи сытых оленей толкутся. Веселились, смеялись, суетились изборские мужи. Игорь долго наблюдал их, удивлялся, с какой лёгкостью они стаскивают лодки к воде, с какой безмятежностью делают самую тяжёлую работу. Как привлекательно-спокойная жизнь дарована простым людям. Они весело приглашали с собой и пришельцев. Ловель молчал, давал Игорю решить это дело. Игорь долго дивился простоте и привлекательности этих людей, что так легко и искренне смеялись над собой, подшучивали друг над другом. Было с ними легко дышать одним воздухом, потому что эти люди не знали неволи души. Ему так захотелось хоть день прожить их жизнью. Сели с Ловелем в последнюю долблёную лодку и поплыли вслед за другими.



