Только через неделю Игорь вернулся в Новгород. Матушка встречала его настороженным радостным взглядом. В её широко поставленных глазах мелькали тёмные и светлые тени. Раньше Игорь никогда не видел таких глаз у матери. Он знал, что те глаза всегда были погружены в себя, какие-то потусторонние, они не знали ни смеха, ни слёз. Теперь от них исходило какое-то сияние, лицо казалось порозовевшим, крутые скулы острее выступали из-под кожи. Чем-то напоминала в тот миг старая Ефанда своего челюстастого Змея, которого когда-то поставили на киевской Горе. Игорь застыл перед ней, ожидая слов. Она же не спешила. Каким-то новым, придирчивым взглядом скользила по лицу, по фигуре своего сына. Он смутился, втянул голову в плечи, спрятал руки за спиной, словно прятал какую-то вину. Вдруг Ефанда улыбнулась. Всё её лицо заиграло мелкими сухими морщинами. Её сын был в эту минуту очень похож на того Рюрика, который когда-то стал её мужем. Такой же крепкий в плечах, приземистый, с большими ладонями. А ещё этот растрёпанный рыжий чуб!.. Эти остроконечные рыжие усики!.. Ну чисто молодой Рюрик. Сегодня она принесла сыну радость. Пусть знает, что мать не забывает, какого он рода. Её вера в будущее сына вознаграждена. Судьба, которую послал ей её бог Один, милостива к ним!.. От свеев вернулись её купцы и принесли добрую весть: свейский король согласен отдать Игорю в жёны свою племянницу! А это значит — и свою благосклонность, и ратную помощь. Игорь пошатнулся от неожиданности: все эти годы он убегал от власти, а власть эта гналась за ним!.. Ефанда удивлённо смотрела на сына — чего не радуется? Словно не её кровь, не кровь Рюрика течёт в его жилах. Не радуется, не рвётся к власти. Она видит в нём лишь страх перед Олегом — и равнодушие к величию... Слишком простая, бескрылья душа Игоря... Мыслью не порывается ввысь, ищет счастья в земных забавах. Нет, не владыка он по натуре, хоть и должен владычествовать по роду. Ефанда так стиснула челюсти, что аж заскрежетали зубы. — Словно не радуешься? — задохнулась от обиды, и потому голос её был хриплым и тихим. — А чему радоваться? — Пора тебе отобрать власть у того ворона. Олег твоим княжеским именем забрал Киев до твоего совершеннолетия. Но уж давно настала твоя зрелость, а он и не думает отдавать тебе Киев. — Не хочу власти. У меня есть все земные блага... — А власть?.. Власть — это выше всех благ! Это... это владычество над людьми! Это обладание ими! — у неё даже потемнело в глазах от обиды. Её сын, её родной сын не хочет власти, которая должна по закону принадлежать ему. Ведь его отец добыл княжескую власть мечом! — Король свейский тебе жену даёт...— добавила с надеждой.— И помощь... Ничего не ответил. Уныло ушёл в свою горницу. За ним тенью скользнул Ловель. Ефанда волновалась. Лихорадочно размышляла: королевского рода жена вольёт новые силы в тело её сына. Хоть и не дочь это, а племянница, всё же королевский род. Её сын не будет чувствовать себя в этой земле изгоем. В Новгороде он был сыном лютого волка Рюрика, чужака, в Киеве был пришельцем, тоже чужаком. Король свейский теперь станет их родственником. Скорее, скорее слать сватов к нему, пока Великое море играет тёплой волной. К осени нужно привезти невесту — и свадьба, свадьба!.. Только этими стремлениями теперь жила Ефанда и весь её небольшой терем. Игорь не выходил из своей горницы, словно сам себя замкнул в клети. Прислушивался к своим воспоминаниям и желаниям, что бурлили в душе. Он был уже в зрелых летах, мог оценить некоторые ценности жизни. На его глазах произошло слишком много кровопролитий, чтобы понять: где власть — там непременно и зло. Но выходило, что его судьба определена — власть и зло бегут впереди него; руками матери вкладывала ему в руки меч. — Ловель, ты веришь в Судьбу? — спросил своего верного слугу. — А кто ж не верит, господин? — ответил тот. — А можно убежать от неё? — Можно, если очень хочется... — А ту девушку помнишь, что нас перевозила через болото? — Почему ж, помню... — У неё тихие глаза, как у Судьбы. Может, то моя Судьба? — Может, господин...— Зачем его хозяину красивые девушки-простолюдинки, когда у него уже есть королевна? — думал Ловель и не догадывался, что его владыка в ту минуту слышал только свою боль. И видел ту улыбающуюся и уютную девушку, которая хлипкой лодчонкой перевозила их через великое болото. Это когда они уже возвращались по Шексне. — А где она живёт, сказала? — почему-то Игорь начал настойчиво думать о той девушке-перевозчице. — Говорила, вроде где-то за рекой...— Ловелю не хотелось говорить с Игорем о той девушке. Он сам думал о ней с того дня — думал тихо и тайно. Было почему-то больно от воспоминания, что его князь, словно какой-то простак, а на лодчонке, когда они переплывали то болотце, подсел к девушке и начал заглядывать ей за пазуху, где позвякивало янтарное ожерелье, серебряными колокольчиками перенизанное. Ещё и рукой туда полез... И как же обрадовался Ловель, когда перевозчица вдруг положила своё весло и отвесила нахалу звонкую пощёчину... — А не заглядывай куда не следует! — Если бы знала она, что это был князь. Игорь не рассердился. Удивился, а потом схватил её в объятия. — Как звать тебя? — А лодчонка качнулась — и все они попадали в воду. — Как звать, так и кличут. Прочь от меня! Потом выбрались на берег, вытащили лодку, выкручивали одежду. Когда немного обсохли, сердитая девушка стала ласковее. Показала тропинку, по которой они могли выйти на дорогу. Так какое имя у тебя? — переспросил уже на прощание Ловель. Она посмотрела на него, улыбнулась глазами: — Прекраса... Кто-то напророчил девушке красоту с колыбели. Но напророчил ли судьбу? Не ожидал, что Игорь вспомнит ту встречу. И зачем ему та девушка теперь, когда есть невеста-королевна? Верно, уже где-то собирается, со своим веном скоро прибудет на свадьбу. — А ты найдёшь туда дорогу? — не унимался Игорь, желтовато-ореховыми глазами, как у рыси, пристально смотрел на своего верного слугу. — Ты о чём? — А о той девушке-перевозчице... Как её имя — не знаешь? Кажется, она тебе тогда сказала. — Прекраса...— сухо сказал Ловель. — О, какое чудное имя!.. Пре-кра-са!.. Так найдёшь? — Когда надо — найду. — Тогда иди и найди её. Сейчас! — Игорь, может, впервые в жизни принял такое важное решение. Всё же был у него твёрдый характер. * * * Жаркие осенние ливни смывали память, и она становилась чётче, прозрачнее, как то небо в сухую солнечную пору. Тело Оленки устало от долгой дороги, а ещё больше устали мысли, что уже не умещались в голове и запутывали все её намерения. Недавно она была пленницей Киевского Олега, а потом его почётной гостьей. Как только она выехала из Киева, за Ирпенем её настигла какая-то дружина варягов, и её обоз взяли на мечи. Ватажок шептал ей льстивые слова: он, урманский витязь Свенельд берёт её под свой покров. А когда захочет — возьмёт её в жёны и добудет для неё и для себя королевскую корону. Царевна болгарская станет королевой в Киеве — в величайшем граде страны русов-полян. Оленка от удивления лишь молча рассматривала своего нового властителя. Этот старый, седой рыцарь хочет взять её в жёны? И почему так старается ради того, чтобы она стала королевой? Оглянулась к своему священнику, который сошёл с повоза и подошёл к всаднику, что разговаривал с девушкой. Отец Гавриил, хоть и молодой, но, казалось, знал тайны всех вельмож. Какая же тайна скрывается в делах и словах этого мужественного и уже старого рыцаря? Отец Гавриил от тех его слов аж присел, словно за спину ему плеснули из бочки ледяной воды. Верно, и ему неведома Свенельдова хитрость. И тогда Оленка удивлённо спросила его: — Разве добрый рыцарь Свенельд хочет стать против своего владыки, хочет у него отнять власть и стать королём? Но ведь это измена! — Она удивляется по-настоящему: везде, где ни ступает нога вельмож, везде вьётся чёрной змеёй измена... измена!.. — Владыка Олег — коварный убийца, добрая царевна. Он сел на киевский стол неправдой — убил законного князя. — Так зачем же ещё одно коварство? — Разве не хочешь стать королевой? — Свенельду не понять простоты и искренности её слов, ведь великий вор никогда не понимал мудрости. — Но ведь это от Бога, грех — силой отнимать власть! — На этой земле, царевна, все люди грешны. — Но я не царевна. Зачем так меня величаешь? — девочка с любопытством всё ещё разглядывала Свенельда. — Не царевна? Все говорят — царевна же!.. — Всё-таки не царевна! — смеётся уже Оленка от того, что лицо витязя Свенельда вдруг сделалось таким испуганным, что ой! Его глаза сразу погасли, поводья в руках задрожали. Такое разочарование. А ему нужна царевна. Чтобы стать в Киеве королём? — Но ведь все так говорят...— ещё не верил Свенельд. — Скажи ему, отче. Ну скажи.— Оленка чуть не плакала от смеха. — Она говорит правду. Она лишь внучка Симеона. — Всё равно быть ей королевой! — обрадовался Свенельд.— Вот тут мои шатры — можем переночевать. А завтра утром в Киев... Лишь теперь все поняли, что над землёй опустилась холодная осенняя ночь. Дождевые тучи разбегались, кое-где меж ними блестели звёзды. Набирался ветер... В их шатре было тепло — горел костёр. Сон был сладким и крепким — молодой сон переутомлённых людей. А утром — ой! — Свенельдов лагерь был окружён какой-то ратью. Отец Гавриил узнал, что их окружил киевский воевода или сокольничий Щербило. Олег велел вернуть Оленку и её людей в Киев. Свенельд драться не смог — слишком внезапно оказались они окружены. Начал жестоко торговаться — сколько Олег даст ему серебра, сколько даст паволок, если он отпустит царевну. Её не спрашивали ни о чём. Она же снова была в плену... Лежала в шатре и почему-то вспоминала свой дом. Словно видела его перед собой, слышала голоса дворовой челяди, слышала материн плач. Служанка-повариха, толстая и добрая, тоже вытирала кулаками свои блеклые щёки, причитала-плакала, словно чайка, жалобные слова: "Забирают нашу цветочку, нашу деточку в далёкую даль... Ой куда же это её отдают? Ой кому же её отдают? Пошли же ей, Боже Иисусе Христе, добрую долю... Да пошли уже покой и счастье её матери, да успокой её сердце страдальческое!.. Да помоги нашей сиротинке..." Это она, Оленка, сиротинка. Ведь отец её — князь Михаил — уже давно сидит в монастыре, ушёл в монахи, оставил жену Томилу с детьми... Так велел сделать проклятый Сурсубул.



