Вещий Олег Страница 19

Потому он вдруг испугался самого себя: а что если эта девочка-отроковица и в самом деле княжеского или даже царского рода? Ведь глянь, нет у неё ни страха, ни лести в словах, смотрит гневно на него, на сотника, и обвиняет во лжи... А он-то думал, что это ромеи, что они и славянской речи не знают! Вот так беда!.. — А вот какая правда! — гневно сверкнула синими глазами на сотника.— Наш купчина и наш проводник... они сами согласились ехать в Киев. Сами захотели стать... перед твои очи, владыка! — при этих словах Оленки вспыхнули глаза у Смилянки, побледнело смуглое чело отца Гавриила. Не ожидали они, что их госпожа вот так станет защищать своих людей. — Где же они? — недоверчиво спросил у неё Олег. — Их сотник велел заковать в железо и бросить в поруб... И наших стражей, мечников наших, тоже в порубе. — Так их не побили в сече? — Олег с удивлением глянул на своего верного сотника. Тот стыдливо спрятал глаза под веками. — Да не было ж сечи, говорю, — чуть не плачет Оленка.— Их всех кинули в поруб здесь, в твоём Киеве. Велите моих людей освободить! Буду молиться за тебя Богу Вседержителю. И отец Гавриил за тебя Бога просить станет! — Веришь в Бога Иисуса Христа? А почему не веруешь в своих старых богов? — Олег удивлялся властной и уверенной речи этой маленькой русоволосой отроковицы-девочки. Что-то было в ней притягательное, искреннее, слова её убеждали. — Я верю в того Бога, который сделал мой род великим. Разве ты бы не поверил в него? А Бог сказал человеку: я твой щит, что охраняет тебя, я твой меч славы, что возносит тебя... А ты поверил бы в такого Бога? — Конечно, если бы это ещё и свершилось, Оленка. — Когда веришь, непременно твоя вера свершится! Вот я: с малых лет верила — придёт мой князь ко мне. И он пришёл. Вот я и еду к нему. — А твой отец знает, за кого тебя отдал? — насмешливо улыбнулся Олег. Девочка вспыхнула. Её отец!.. Она его даже не видела. Ведь он, старший сын царя Симеона Михаил, сразу после её рождения ушёл в монастырь. Это случилось, когда Симеон взял второй брак — женился на сестре великого боярина Сурсубула, и та родила ему сына Петра. Царь, по просьбе Сурсубула, сделал именно Петра своим наследником, а Михаила изгнал из дому... Но девочка этого не скажет Олегу. Она сжала кулачки и произнесла: — Мой отец... он знает, владыка. Он всё знает!.. — По её раскрасневшимся щекам потекли мокрые струйки. — Но ведь твой отец ушёл в монахи? — смеясь, спросил Олег. — Так. Но у меня есть мать и есть великий дед — царь Симеон!.. — вызывающе бросила она в лицо Олегу. — Это и вправду так, Оленка. Я знаю и про них. И очень чту царя Симеона... Но я сомневаюсь, что царь Симеон знает, к кому тебя отправил. — Это плохо, когда владыка станет сомневаться. Царь Симеон никогда не сомневается — и он стал вровень с ромейским царём. Ты, наверное, тоже никогда не сомневаешься? — Никогда! — улыбнулся больше своим мыслям, чем её наивности. Ему было интересно слушать щебетание девочки, которая так доверчиво заглядывает в его лицо. Такой доверчивости он давно ни от кого не ощущал. А она так согревала его душу, возвышала дух, убеждала в его правоте. — Ты добрый, владыка. Повели отпустить моих людей. Нам ехать дальше. — Не спеши, Оленка. Побудь в Киеве — это первый град Киевской державы. — А мои люди? — Они будут с тобой... — Ты умеешь быть милосердным — ты и вправду великий владыка! Олег довольно засмеялся. — Это говорит тебе твой Бог? — Это говорит мой Бог, владыка. — Ступайте! Я подумаю, как скорее добраться вам до Искоростеня! Олег долго шагал скрипучими мостинами гридницы. Новые думы ворвались в его душу. Вот он забрал себе Киев, теперь победил уличей, вместе с ними разбил Маломира. Что он делает — добро или зло? Чем ему за это воздаётся — карой или милосердием? О добре он никогда не думал. Думал только о вершине власти. И вот вознёсся на высоту, о какой и не мечтал когда-то. А для кого это он всё делает? Для себя? Уже пресытился он властью, поклонением, почестями и елеем. А может, не той мерой мерил содеянное? Никогда не умел мерить свои деяния мерой добра и милосердия. Может, потому его нигде не любили. Боялись, льстили, служили, но — не любили. Он был здесь чужаком, пришельцем, убийцей. И Киевскую державу называли державой Киевичей, Оскольдовой державой, и о них слагали думы, писали на пергаментах. Он расширял эту державу, подчинял ей новые земли — а всё равно называли эту державу — Киевской, а не Олеговой... Уже столько лет, как Олег убил Оскольда, а держава последнего Киевича живёт! И он, Олег, должен ныне своим трудом укреплять эту державу, продолжать дело Киевича! И снова выходить на ту стезю, по которой шёл Оскольд и по которой идёт ныне болгарский царь Симеон. Эта стезя ведёт к стенам Царграда. Девчонка эта, гордая и мудрая, напомнила ему о величии её Болгарии. Но ведь это величие добыто мечом Симеона в борьбе с алчными ромеями. Так-так, и он, Олег, должен напомнить им, как это сделал и Симеон, что ромеи обязаны платить и Киеву, должны давать и золото, и серебро, и паволоки. По договору-ряду Оскольда! С тех пор как Олег сел в Киеве, ромеи забыли давать Киеву дань... Значит, Олегу пора думать о походе на Царьград. И думать о своих союзниках. Первым из них может стать Болгария. Да, царь Симеон! Великий воитель мадьярской орды, победитель могучего ромейского императора Льва! И поныне рассказывают во всех землях, как Симеон разгромил ромеев и их хазарских наёмников, как захватил тысячи пленников, велел отрезать им носы и отправить назад... А чтобы стать вместе с великим Симеоном против Ромеи, нужен крепкий и надёжный меж ними мир и союз. Родственный союз! И вот теперь он имеет у себя в палатах ту золотую пташечку, которая и соединит Киев с Преславой. Вот эта гордая синеглазая девчонка... Нет, он не отпустит её в Искоростень. Маленькая болгарская княжна должна стать женою киевского наследника, а не его врага — древлянского князя. Против кого готовит союз Маломир? Против Киева и киевской земли. И против него, Олега. Но разве Киевская держава не выше древлянской? Разве Киев не мать городам русским? О нет, Киев известен и знаменит во всех концах земли. Киеву и нужнее дружеская рука Болгарии. Так что надо немедленно женить не Малька, а молодого Рюриковича на болгарской царевне. Звать Игоря в Киев! Обернулся к дверям: — Где Карло? Где Фарлав? Велите моим именем отпустить из поруба древлянских людей. А для гостей готовьте пир. — Для каких гостей? — оцепенели в изумлении слуги. — Для болгарской царевны и её свиты. — Царевна? Которая из них? — Велите моим именем звать из Новгорода Игоря. Без матери, слышите? Осенние дожди щедро хлестали по притихшим дубравам и чащам. Размякли битые пути, мутными водами переполнились реки и озёра. Луга и долины превратились в топкие болота и мокряги. Киев затих, посерел, почернел стенами под осенними дождями и ветрами. Великий киевский владыка, однако, будто ожил от какого-то нового стремления, что пробудилось в нём. Часто звал бояр на беседы, подхваливал одних, насмешливо глумился над другими — пусть между собой соперничают, кто перед кем выше и мудрее. А когда бояре начинали крепко ссориться между собой — бежали к нему, чтобы рассудил по правде. И он судил по своей правде: наедине с каждым восхвалял его и говорил о своей особой благосклонности именно к нему. Так все они были им довольны, но ещё больше ненавидели друг друга. Где уж было им догадаться, что ссору меж ними разжигал этот хитрец, к которому они бегали за правдой. А ему от того было легче: сидел прочнее на киевском столе. Хоть и не стал Киев градом Олеговым, однако молчал и терпел, боролся сам с собой. И это давало этому пришельцу спокойно владычествовать в захваченной земле. Теперь задумал он нечто иное. Киев должен признать его своим, не чужаком и не захватчиком, а своим. Для этого он должен сделать то, что делали его предшественники: возвеличить град наряду с другими городами и державами. Поставить его снова рядом с Царградом, заставить гордых императоров отдать должное Киеву — по договору-ряду Оскольда. Что ж, он должен это сделать, иначе не усидеть ему всю жизнь на киевском столе. Случай сам в руки приплыл — вот эта девочка-княжна да её болгары. Особенно много знал священник Гавриил. Его Олег часто звал к себе в гридницу — беседовал один на один, чтобы никто из киевских бояр не видел, что он сближается с христианами. Удивлялся, что этот молодой священник столько знает о царском дворе! Иногда на те беседы приходила и Оленка. Она сидела молча в уголке и только глазами хлопала. Оказывается, что она ничего не понимала, что творится в болгарской земле и в Преславе! Думала, что она, внучка грозного Симеона, дочь его старшего сына Михаила, едет в далёкую древлянскую страну, чтобы возвеличить её и поддержать Болгарию союзом с древлянским князем. А вот нет! Оказывается, её попросту выпихнули из Преславы, чтобы Михаил Симеонович не успел поженить её с кем-то из цареградских принцев и тем укрепить себя. Всемогущий Симеонов боярин Георгий Сурсубул хитростью и обманом женил царя Симеона — смелого и доверчивого Симеона, овдовевшего, на своей сестре. А потом начал отталкивать подальше от отца-царя его старшего сына — наследника Михаила. Прокладывал дорогу к престолу своему малолетнему племяннику, рождённому от сестры, царевичу Петру. Великие тайны болгарского двора знал молодой священник. Но... он люто ненавидел могучего Симеона! Может, из-за Сурсубула, подлого и алчного царедворца? А может, за то, что отстранил от двора его род, род великого боярина, комита Мокра Шишмана. Эти Шишманы верой и правдой служили Симеону, а он пренебрёг их верностью, ибо они были чисто славянского рода, не обболгаренные. Симеон же руками Сурсубула приближал к себе тех бояр, что пришли когда-то с ордой хана Аспаруха и завоевали земли дунайских славян. Но киевского владыку интересовали не боярские роды Болгарии, а Ромея. Уже не раз он переспросил Гавриила: — Говоришь, ромеи побежали от Симеона в Македонии? — Беспредельно побежали, владыка, но не убежали. Симеон всех их взял в полон, поотрезал кончики носов и отправил к императору Льву Философу. Великий страх охватил тогда Константинополь! О, жестокость всегда ставила на колени вельмож. Олег это знает. — Но ромеи потом отомстили Симеону: уговорили угорского хана Арпада напасть на Болгарию и ещё и перевезли через Дунай их орду на своих кораблях...