Вещий Олег Страница 15

Такого веления от тебя не было, чтобы у бояр невесту спрашивать. Когда велишь, передам своему господину... — и пошёл во двор. — Куда ж ты? Отдохни! И коня нового возьми! — остановила его Ярка. Гонец посмотрел на своего невеликого конька и ответил: — Ещё доскачу на этом! Как-нибудь уж будет... — Подожди же. Вот подарки возьми... Вот мой перстень, и ожерелье из чистых жемчужин, и серьги из изумруда... А больше ничего не имею!.. Гонец сунул те подарки за пазуху. — Ну, я поехал! — Пусть тебе дорога стелется ровненько! — поклонилась ему княгиня. Сидеть дальше в Пересечене она не хотела, — царевны тут уже не придётся встретить. Ярка поспешила в Искоростень. Слуда злыми глазами провожала повозы княгини. Уехала — не оставила ни словечка надежды! Так пусть ветры и следы её заметут на этой земле! Её дочери не по нраву! И Превлад ещё хочет помогать Маломиру? О, нет — не дождётся он той помощи. Слуда упёрлась крепкими кулаками в свои крутые бока и плюнула вслед гостье. С тяжёлым сердцем прибыла старая княгиня домой. Горничные и служанки ахали и стонали, так исхудала, так измучилась их госпожа. А что уж не было никакой царевны, то аж потайки плясали от радости — гляди, своих девиц не по сердцу, подавай им из чужого края, да ещё и царевну! Хи-хи! А те царевны царевичей дожидаются, своего Бога держатся, своих обычаев не предают!.. На другой же день во княжеском дворе застучал патерицей грозный волхв Борило. Пронзительным голосом заверещал-завыл проклятия: — Нечестивец погибнет от проклятия своего! — и снова цюкал о землю, о каменные стены и ограду. Вся дворцовая челядь сбежалась к нему. Ярка стояла в своей хоромине, выглядывала в оконце, со страхом вслушивалась в его жёсткие слова. — Если владыка слушает лживые речи и гонится за чужой славой — не быть ему владыкой! Не принесёт он своему народу света, а навек оставит во тьме! Рыдайте, вы, люди земли древлянской! А вы, хулители своего народа, слушайте веления наших богов! Вы превращаете свой люд в племя воров и сынов погибельных! Ваш столичный град станет пристанищем блудодеев и захватчиков! Ныне здесь витают гонители своего обычая и беззаконники! Ибо владыки его побежали к чужим источникам, жаждут напиться чужой мудрости — крестителей-чужаков. Позабыли, что чужие идолы берегут чужие души и поведут наш народ в рабство и неволю. Горе вам, владыки, что забыли свой закон и обычай! Горе вам, что мудры лишь перед собой и разумны в своих глазах. И тебе, княгиня, нет прощения за предательство своей веры! Советуйся, мол, с нечестивыми крестатыми служителями, зовёшь их сюда, бегаешь к чужим порогам. А своё топчешь в презрение и позор!.. Народ твой не пойдёт за тобой! Проклянёт твоих святителей! А тебе да не будет покоя во Вырии, а душу твою потянут в царство Пека и Цура. Знай об этом, неразумная жена, мать повелителя. Ярка дослушала эти проклятья до конца. Видела, как важно потопал со двора волхв Борило, как дворцовая челядь со страхом и почтением расступалась перед ним. Волхв ушёл, а его проклятия, а беда осталась во дворе. Кто же это выдал её тайные замыслы? И отчего так разгневался Борило: оттого ли, что не спросила его совета, или оттого, что пригласила сюда святителей-христиан? А может, узнал про сватовство к царевне и рассвирепел, потому что Маломир не хочет брать в жёны его племянницу? О нет, лукавый волхв, её ты не устрашишь. Только немое скопище людей можешь обмануть своими криками и клятвами. Страх потерять власть над душами простолюдинов пригнал тебя сюда. Страх, что и князь без тебя совета не держал, когда отправлялся в соседние страны, — потому ты и не стал вровень с княжеской властью!.. Всё это она понимает. Но постигнут ли это простые умом? А от них же зависит сила земли древлянской! Горе тебе, мать повелителя, ибо ложь и обида ловят тебя в свои сети. Ловят и силу князя Маломира. Именем всевластных богов волхв прикрывает свою жадность к власти, собственное честолюбие выдаёт за честь всей земли. Разве это так издавна было? Разве издавна высокие замыслы и достоинство так поносили и унижали властолюбивые хитрецы, что рвутся к владычеству? Ярка стала молиться Дажбогу-Яриле. Солнце наше, свет наш, светишь издавна на землю, освещаешь её тёмные и глухие закоулки и норы, просвети и защити от замысла нечестивого, больного властью волхва-пророка! Защити душу праведную и помысел великий. Не ради себя князь Малко и она стараются, а за свою землю и свой народ и его будущее. Просвети лживого мужа, дай силы ему вернуть здравый рассудок... Пошли ей весть от сына... и от Синька... Душная одинота согнула её плечи, высушила глаза. Молча провожала у окошка печальные журавлиные ключи, что летели во Вырий, в счастливую землю вечного солнца и тепла. Оттуда должна прибыть ей добрая весть. Но неожиданно весть пришла из Киева: киевский владыка Олег с дружиной пошёл на уличей и на Пересечень. Княгиня Ярка от таких слов совсем слегла. Ибо злые слова бьют тяжелее, чем меч, — в самое сердце... * * * С тех пор как Олег с варягами утвердился в Киеве, дела боярина Бодца пошли как нельзя лучше. Каждую весну он собирал большую ватагу разного люда, давал им свои ладьи, нанимал волокушников и гребцов, и те плавом спускались вниз по Днепру. Доставляли добычу боярину через устье Днепра к ромейским городам Таврии или к дунайским городам болгар. Торговые люди шли также и через Килию, Констанцу, Каварну, Варну, Месембрию, а оттуда в Царьград. Долгая дорога, и великие труды на ней. Великая опасность постоянно подстерегала переполненные ладьи боярина. На порогах Днепра их подстерегали печенеги-разбойники. Добравшись до Хортицы, люди боярина два дня отдыхали, на древних святилищах у дуба Перуна резали петухов, которых брали с собою из Киева, и клали требы своему кумиру-защитнику. Дальше быстро гребли по Днепру, нигде не останавливаясь. Ибо по обоим берегам за ними назиром скакали орды печенегов, выжидали, не завернёт ли какая ладья к берегу, чтобы забрать из неё всё, что там есть. И так шли до Березани. Там начиналась иная опасность — ромейские ватаги воров. Потому боярин Бодец, как и другие бояре, что присоединялись к нему, нанимали в дорогу много мечников. Их ватага была столь велика, словно какая-то ратная сила шла Днепром. А уж на понизовьях они останавливались в тайных пристанищах, у надёжных людей, что издавна там поселились и помогали торговым ватагам. К их приходу заготовляли хлеб, пресную воду, копчёное мясо. Возвращались эти торговцы не с пустыми руками, да и тут, в Киеве, продавали дивные шёлки и серебро, туго набивали свои кошели. Потому теснее гуртовались вокруг Олега — его дружина берегла безопасность их дворов. Он же платил двум печенежским ханам — Рогдаю и Сухану — за то, чтобы сидели тихо и других орд печенежских к Киеву не подпускали. Но однажды к Бодцу прибежал посланец от хана Рогдая. Бил поклоны до земли и всё повторял: — Великая тьма орды!.. Новой орды... угров... Беда! Послал своих людей в полуденные степные поселения — один за другим они вернулись назад. Под Киевом стояли башни какой-то незнакомой орды. Печенежские ханы Рогдай и Сухай её не знали. Орда имела огромные табуны коней, стада коров. Все всадники в кожаных одеждах, но лица их были очень странны — кожа изрезана глубокими рубцами. На щеках от тех рубцов даже не росло волос у мужчин. Главный их владыка назывался Альмош. Они уже окружили Киев со всего южного края. Беда эта прикатила внезапно. Бодец думал, что первым принесёт эту тяжкую весть Олегу. Но тот уже знал про орду. Грыз себя, что на этот раз отдал почти всю варяжскую дружину для охраны купеческих ладей. — Где будут сейчас киевские ладьи? — спросил у боярина. — За Хортицей... Назад их не вернуть. — Какой твой совет, Бодец? Что сделал бы на моём месте? — Не ведаю... — В самом деле, дружины в Киеве нет, помощи взять не у кого... Единственное — поднять киян и дать им мечи. Потому и сказал: — Поднять киян и дать им мечи. — Орда всех перебьёт. Вон сколько их вокруг Киева — как море. — Как скажешь, так и сделаем, — осторожно сказал Бодец, разглаживая свои чёрные пышные усы. — Когда слава — то все руки тянутся к ней, а когда беда — все разбегаются, как тараканы... Собирайся и иди в стан Альмоша. — Я? — Широкие чёрные брови Бодца полезли на лоб. — Так эти ордынцы только и ждут, чтоб снести наши головы! У меня одна голова!.. — А у меня две? Иди и спроси: зачем их хан обложил Киев, чего хочет. И всё обещай. Слышал? На всё давай согласие. — Сколько охранников дашь? — У меня никого нет. Один Карло остался с двумя десятками воинов. Но я их тебе не отдам. Бодец аж почернел. Его посылают спасать Киев и Олегово владычество. И не дают стражи?! — Ты их мне отдашь, Ольже. Карло будет меня стеречь, ибо я иду спасать Киев и тебя. А ты спрячешься за валами. Олег поднял голову, словно принюхивался к какой-то грозе, что витала в воздухе. — Пусть так. Бери Карла... — И боярин Олий пусть идёт со мной! — вызывающе бросил Бодец. Он сложит голову, а его соперник возвысится, разбогатеет на его костях... Если уж идти волку в пасть, то уж вместе со своим недобрым содругом. — Боярин Олий уже поскакал к северянам. Он первым узнал про орду угров. Будет просить о помощи... Пришлось Бодцу самому идти к Альмошу. Великого роста варяг Карло и несколько подольских парней, которых прислали старосты ремесленных концов Подола для охраны боярина, добирались к стану Альмоша вплавь. Бодец сел в первую лодку, которую вёл кряжистый седой муж, его прямые длинные волосы на лбу были перехвачены тонким ремешком. Гордослав! Внук деда Соловья, которого боярин видел ещё в детстве. Неужто и ныне растит он в своём роду сына или внука по имени Бусел, по древнему обычаю. Эти простолюдины верят, что в их роду некогда был князь полянский Бусел, которого дикие готы распяли у устья Лыбеди. С тех пор из поколения в поколение передают обычай — непременно одного из сыновей-наследников называть Буслом. Молвят, что душа распятого князя может вселиться в него и заговорить его голосом. Тогда их род снова будет владычествовать на своей земле. Так оно или не так, но отчасти эта мечта гордых простолюдинов сбылась: внук Соловья был последним киевским владыкой. Его убил Олег. А, может, вновь растёт у Гордослава наследник родовой славы.