Вещий Олег Страница 11

Князь древлянский пропустил лодьи вперёд, а пешцев замкнул со всех сторон дружиной и несколько дней шёл за ними назирком. И одним вечером, когда ратники Олеговы, уставшие лесными переходами, расположились у разложенных костров, древляне внезапно напали на них и начали рубить мечами. В стане поднялся крик и вой, суматоха и переполох. Окружённые не успели толком и разглядеть, откуда явились на них нападавшие, — начали разбегаться в зарослях леса. Разогнав пешцев, Маломир бросился наперерез лодьям. И вскоре преградил и им путь. Сеча была короткой и яростной. Малко достал мечом даже лютого Свенельда, подцепил ему челюсть. Даже на кольчугу витязя покропилась его варяжская кровушка! После этого Олег не мог заставить варяжскую дружину биться дальше. Пришлось поворачивать назад. Победа древлян была велика. Волхв воскурял жертвы на Великом Камне; Маломир хмелел от славы; Ярка же благодарила в молитвах богам за помощь, поминала и страшную жертву, тайком оплакивала загубленную жизнь киевского священника. Всё происходило по слову волхва. Воистину, вещун знал волю Неба. Но кто мог сказать, что Олег откажется и впредь от желания отомстить древлянам за своё поражение и присоединить их страну к Киеву? Кто поддержит тогда древлянского князя? Об этом предостерегал погибший Местивой. Окружающие славянские земли под властью Киева. Лишь Дунайская Болгария хранила свою независимую мощь и от Царьграда, и от прочих держав и народов. Киевский Олег ещё не протянул туда своё пролазливое лукавство. Надо спешить древлянскому князю первым завязать союз с болгарами. Судьба возложила на чело Маломира венец победителя — самое время предстать перед глазами царя Симеона и просить у него невесту для князя и священников для крещения знатных людей. Княгиня решила всё уладить, а потом сказать сыну. Потому, не медля, позвала из малого городка Житомира знатного гостя-купца Турбиду, который часто ходил на торги в Болгарию, хорошо знал тот путь. Пусть собирается Турбида немедля в Преславу, а с ним пойдёт и просьба от князя — невесты для него просить. Широкоплечий, приземистый купчина был похож на огромный пень дуба. Услышав о просьбе, аж глаза выпучил из-под острых седых бровей. Широкая густая борода его затряслась, губы задрожали. — Не кидай меня на грешную стезю, княгиня! Не толкай в беду. Когда узнает об этом наш великий волхв, — низвергнет на меня проклятие Неба и Даждьбога, нашего повелителя. У болгарского царя-христианина и дочери, и вся родня христиане. Осквернит нашу праведную веру и богов наших, княгиня. Заставит всех нас креститься. Как жить будем?.. Или зови волхва. Пусть даст дозволение. — Зачем ему забота князя? — ужаснулась княгиня. — Забота князей — забота всей земли. Ты печёшься о нашей земле и о союзнике для князя. Хорошо делаешь, княгиня. Против Киева мы сами не устоим. Но ведь знаешь, наш волхв Борило грозен! Зачем тревожить его гнев? Возьми с ним совет. Ярка не хотела говорить с волхвом. Она его всегда боялась, а теперь не могла смотреть в бездонные чёрные глаза убийцы праведного священника. Хотя... он предсказал победу её сыну — и победа пришла. Но сколько впереди ещё тех ратных дорог у её сына? Конечно же, она предпочла бы, чтобы Маломир заключил рядницу с Олегом киевским, нежели иметь эту угрожающую победу. Турбида вертелся перед ней, уговаривал, хитрил. Хотел и княгине угодить, и не идти против волхва. Лукавый же этот торговый люд! С тех пор как жена последнего Киевича, княгиня Ярка, бежала от погромщика Олега из Киева и очутилась в древлянской стране, она вынуждена была стать и под защиту древлянских кумиров, и их волхвов. Волхвы здесь были опорой княжеской власти — они подводили народ под руку и силу князя, они говорили с Небом и узнавали его волю. Как тут перечить волхвам? А ещё если придут сюда христианские святители, — без столкновения с волхвами не обойдётся. И те, и те борются за свою власть над волей и душами людей. Только христианская вера принесёт древлянской земле ещё и сильных союзников — другие христианские державы. Старые кумиры и волхвы отгораживают её землю от всех — и от других славянских стран с их кумирами, которых ревниво оберегают, и от христианских, или сарацинских, или иудейских богов, и вместе от великих держав, которые могли бы стать опорой князя в своей земле. — Хорошо. Я сама пойду к волхву Борилу. А ты готовь людей и товар. Турбида облегчённо вздохнул, метнул цепкий взгляд по светлице, отметил, что не так уж и много серебра в ларцах у княгини, которая так стремится породниться с могущественным болгарским царём. Увы! Знает ли она, что царь Симеон ныне восседает в Царьграде на золотом троне рядом с царём вселенской Ромейской империи!.. Что он как равный садится и с патриархом константинопольским! Зачем ему родниться с этим никому не известным и ничем не славным поганским князьком древлянской земли? Земля его, хоть и велика, хоть и имеет немало городков, но неведома в мирах. Да и то: киевские владыки уже давно занесли меч над нею. Сегодня Маломир отбился, а завтра Олег соберёт из подвластных земель новую рать, позовёт ещё больше варягов. Кто поможет тогда Маломиру? Мать-княгиня это понимает, но она замахнулась на недосягаемое... Пусть-ка поговорит с волхвом. Он ей зубы покажет!.. Ярка тоже знала, что волхв Борило не даст ни за что своего согласия. Зачем к нему идти за честью, если получишь только бесчестье? На купца Турбиду затаила обиду — лукавый сердцем, с заячьей душой человек. Знает, что Маломир не окреп, вот и вертит хвостом. Лишь бы его язык не привёл к беде. Как-то уж слишком вертелся и озирался по светлице, будто взвешивал не силу её слов, не будущее своей земли, о которой она заботилась, а силу золота в ларцах. Был бы её Малко могуч, никто не посмел бы отказать его матери!.. Богатого и властного все любят, потому что боятся, потому что он может убить или купить. Она же не может ни того, ни другого. Не будет больше говорить с этим купчишкой, пусть себе идёт, куда хочет. В Болгарию должен идти сам Маломир. Пока мир возлегает на рубежах его земли. Пока Киев не собрался с силой. С этими словами и пошла к сыну-князю. Она скажет ему: скорее иди в Болгарию, пока твоя земля в чести и славе... * * * Веселина гремела вёдрами и долго опускала в колодец журавль. Выжидала, пока ближе подойдёт Щербило, который медленно вёл коня в поводу. Видно, возвращался с поля, как и она только что прибежала. Солнышко подсушивало весеннюю землю, и настала пора сева. Все в поле — и старые и малые. Нива дядьки Златорука была рядом с ихней. Соседи целый день были друг у друга перед глазами, но не до разговоров. Веселина с Крушкой садили фасоль и капусту, Гордослав рассеивал рожь и просо по пашне. То же делали все, кто вышел сегодня в поле. Как журавлиные ключи, шли один за другим сеятели, разбрасывая перед собой из пригоршни золотистое зерно. Тёплый ветер щедро обвевал влажные груди и лица хлеборобов, заволакивал засеянную ниву сухим чернозёмом. Дождей давно не было. Земля курилась чёрной пылью. Это был плохой знак. Об этом думали взрослые. Веселину же занимало другое. Глазком зорила украдкой за тем Щербилом, который, конечно же, знал об этом и всё откидывал чуб, что рассыпался ему на лбу, аж закрывал глаза. Он чаще брал в пригоршню зерна, так что отец его Златорук это заметил, остановился, долгим взглядом посмотрел на сына. Мол, хлеборобу негоже быть небережливым, смотри, на всю ниву ещё и не хватит зерна. Щербило покраснел, аж слёзы на глаза выступили. Хотя отец ни словечка не проронил. Знал, что на соседской ниве девица будет поддразнивать парня. Время свадьбы приближалось, родичи ещё зимой договорились за детей. Как только засеются, управятся со скотиной и молодняком, настанет пора и для свадьбы. Пахари засевали свою житейскую ниву новым семенем, чтобы их род не переводился на этой благодатной земле. И это дело они делали степенно, по обычаю и величаво. Веселина склонилась над срубом и бултыхала вёдром в колодце, поджидая Щербила. А он будто и не видел её — солнце, что ли, лило ему в зрачки расплавленное золото вечера и будто прятало девицу в снопах своего сияющего света. Вот он привязал к коновязи коня, обернулся, чтобы подойти к колодцу. И вдруг девица выпрямилась, рассмеялась ему белозубо, рассмеялась ямочками на тугих румяных щеках, уже пойманных весенним загаром. Поставила на землю ведро с водой и перелила в своё вёдро. Парень от неожиданности вздрогнул. Звонкий смех Веселины взвился ещё выше. Не везло ему сегодня: постоянно его гордость позорится в её глазах! Досада холодком ударила в грудь. Так она же издевается над ним!.. Молча подошёл к колодцу, взялся за журавль. Молча набрал воды и напоил коня, молча поставил вёдро на сруб. Веселина удивлённо следила за ним. Чего молчит? — Ты чего? — спросила перепуганным голосом. — А ничё... — бросил нехотя и пошёл к коню. — А коней сегодня... погоняешь на ночь? Не знаю... — И повёл своего конька домой. Веселинка смотрела ему вслед. Словно и не обидела его ничем. Может, не люба уже ему? После сговора, что устроили ещё зимой, они не раз стояли под вербой при звёздах. И о чём-то говорили. И о чём-то молчали. А ей всё равно было легко и радостно! А по лугам Щербило часто звал её, когда гнал коней на ночь. Веселина тайком убегала из сенника, когда сон уже смаривал всех, и бежала в росистые травы, в весенние туманы. Месяц серебрил ей дорогу и щедро отмерял до рассвета тёплыми пригоршнями весенней любви. Голос горлицы будил её на зелёной постели, и она мчалась домой, чтобы успеть к утренней заботе о скотине. Ни усталости не чувствовала, ни голода. Не ходила — летала на крыльях. И вот словно споткнулась о камень. Жених уже не зовёт её с собой. Даже не хочет с ней говорить. Искала свою вину в себе. Была одна лишь её вина — великая преданность ему. Но разве это вина? Разве грех любить всем сердцем и всем телом? Когда есть любовь — зачем же прятаться? Ни перед людьми, ни перед любимым не хотела скрываться. И теперь вот тоже не хотела признавать за собой какого-то греха. Но сердце тревожно сжималось в каком-то предчувствии. Жених уже не зовёт её... А он тем временем шёл домой, вёл коня за узду и думал тоже о них обоих. Родители обручили их по обычаю с Веселиной.