Тореадоры из Васюковки (2004) Страница 22

А мы как рванули — задним ходом, прямо в стружку, что было сил, к острову Переэкзаменовки. И только когда хорошенько замаскировали лодку в камышах у берега своего острова — перевели дух и немного пришли в себя.

Так вот оно что! Значит, это ночью был Бурмыло, ставил ятери. А мы чуть друг друга не покалечили.

Но что ж теперь ночью будет делать Кныш на Высоком острове?! Даже Бурмыло отговаривал его. Явно ведь не в жмурки играться собрался!

— А может, он хочет украсть глобулус и за границу переправить? — говорит Кукурузо.

— А он что, секретный?

— А ты как думал? Может, и секретный... Во всяком случае, кроме глобулуса, на этом острове красть нечего. Не лягушек же.

Неужели глобулус?.. И вдруг я вспомнил...

Это было месяца полтора назад. Я поехал с мамой на базар. Она просила помочь ей довезти корзины.

Базар у нас в райцентре, в двенадцати километрах от села. Раньше туда по реке на лодках добирались. А теперь больше на велосипедах — быстрее.

Поехали. Мама — на «Украине», я — на своём «Орлёнке». Не люблю я базаров, но что поделаешь.

Отвёз я корзины, собираюсь назад ехать. И тут вижу — Кнышиха. Торгует в ряду, где продают семена, сушёные травы и всякие «специи». На козырьке прилавка, за которым она стоит, приколот портрет космонавта Поповича.

Хорошо поставленным базарным голосом Кнышиха выкрикивает:

— А кому лёбули, кому лёбули? Двадцать копеек пучочек! Кому лёбули? Чистая лёбуля! Сто процентов витаминов! Все витамины! А! Б! В! Г! Д! Больше нигде не купите! Идите, у кого денежки водятся!

Вокруг неё — покупатели. Торговля идёт бойко.

— Как чайок заваривать, — объясняет Кнышиха какой-то молодой женщине. — От рожи помогает отлично... От сглаза... От... — и что-то шепчет ей на ухо.

— Да ну?! — удивлённо-радостно восклицает та. — Дайте три пучка.

— Уступите хоть чуть-чуть, тётушка... Дороговато, — торгуется другая женщина.

— Дорого — мило, дёшево — гнило, моя дорогуша! Не могу меньше... — И уже Кнышиха напевает что-то пожилой дачнице. — Можно и в борщ... Вкуснятина! Берите, дамочка, не пожалеете. Муж вам ноги целовать будет!

И снова звонко завела:

— А ну — водоросль! Целебная водоросль для всего! Вкусная приправа к холодному и горячему! Можно в чай! Можно в водку! Можно сушить! Можно варить! Можно в дорогу дальнюю! Пища космонавтов! — и тычет оттопыренным большим пальцем вверх, на портрет Поповича. — Тридцать копеек пучок! Украинский женьшень! Покупатели улыбаются, но берут.

Я присмотрелся, чем она торгует. Это были пучки какой-то сушёной травы, может, и правда водоросли. Но то, что это не глобулус — не вызывало сомнений. Глобулус же, как говорил Фарадеевич, — микроскопическая одноклеточная водоросль и никак не мог так выглядеть.

Рассказал я тогда об этом Яве, подивились мы предприимчивости и базарному таланту Кнышихи («Вот же обманывает людей, змеюка!»), а потом и забыли. Чем только не торгуют на тех базарах! Это тебе не магазин.

А теперь я вспомнил. Может, и правда Кныш покушается на глобулус.

— Во всяком случае, — решительно сказал Кукурузо, — ты как хочешь, а я сегодня ночью...

Кукурузо не договорил. Вдруг с плёса донеслась звонкая песня:

Пусть всегда будет солнце.

Пусть всегда будет небо.

Пусть всегда будет мама.

Пусть всегда буду я!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Неожиданные Игорь, Валька и другие

Голоса были мальчишеские и девчачьи. Казалось, что по плавням прямо по воде и болотам через камыши шагает весёлый пионерский отряд. Мы удивлённо переглянулись — что это? Потом рванулись и побежали к берегу — туда, откуда видно было плёс. Но ничего не увидели — мешал камыш.

Мы быстро взобрались на старую иву, под которой стоял шалаш. Это было самое высокое дерево на острове. И тогда увидели: из стружки на плёс выходили, словно лебеди, белые лодки. В лодках сидели пионеры — в белых майках, белых панамках, с красными галстуками. В первой лодке стоял во весь рост стройный высокий юноша в белых брюках, без майки, но тоже с красным пионерским галстуком. Наверное, вожатый. Под его бронзовой кожей бугрились мощные мускулы. Казалось, он сошёл прямо с физкультурного плаката.

Вот песня закончилась, и вожатый воскликнул:

— Друзья, предлагаю остановиться на этом острове! Как вы считаете, товарищ штурман? — наклонился он к маленькому скуластому парню с насупленными бровями, сидящему на корме.

— Только так! — очень серьёзно ответил тот. Все почему-то рассмеялись.

— Тогда держите курс на остров, штурман! — в том же тоне сказал вожатый.

— Только так! — повторил мальчишка, и снова все засмеялись.

Но на него это не произвело никакого впечатления. Он и бровью не повёл.

Одна за другой лодки причаливали к берегу. И вдруг остров словно превратился в пионерский лагерь: смех, крики, беготня. Кто-то гонял мяч, кто-то уже плескался в воде, кто-то сачком ловил бабочек. Среди ребят мы заметили и нескольких васюковских юннатов, но они были не с нашего конца — мы их плохо знали. Мы сидели на дереве, не зная, что делать — показываться или нет. Но долго колебаться не пришлось. Какая-то высокая долговязая девочка наткнулась на шалаш и воскликнула:

— О! Смотрите! Тут кто-то живёт!

Все сбежались к ней. Подошёл и вожатый. Смуглый юркий парень с фотоаппаратом через плечо шмыгнул в шалаш и тут же выскочил, держа в руках электрический фонарик.

— Фонарик! — объяснил он. — Механический. С динамкой. Даёт ток только когда нажимать на вот эту ручку.

И начал щёлкать, показывая. Кукурузо беспокойно заёрзал на ветке.

Долговязая девочка тоже нырнула в шалаш и вытащила оттуда ружьё.

— Глядите, настоящее, охотничье...

— Ой, осторожно, оно, может, заряжено! Ещё выстрелит, — вскрикнула кто-то из девочек.

Тут Кукурузо не выдержал:

— А ну не трогай!

Все сразу подняли головы. Скрывать больше нечего было. Мы спустились с дерева. И нас сразу окружили пионеры.

— Кто вы?

— Что вы здесь делаете?

— Это ваш шалаш?

— И ружьё ваше?

— Вы охотники?

— Вы тут живёте?

Я растерянно посмотрел на Кукурузо. Он опустил голову и молчал.

— Да они, наверное, просто рыбачат тут. Это наши, из Васюковки, — сказала васюковская юннатка, кажется, из восьмого класса.

— Или из дома сбежали, — подкинула другая (мы про неё только знали, что она вредная и дочка колхозного бухгалтера).

— Или в индейцев играют. Как «Маленькие дикари» Сетона-Томпсона. Помните? — вмешалась долговязая.

— Или в робинзонов... Правда? — сказал вожатый. Я совсем беспомощно взглянул на Кукурузо. Мой друг густо-густо покраснел. И вдруг сказал:

— Ни во что мы не играем. У нас тут дело одно... А вы кто такие?

— А мы из Киева. Юннаты мы, — защебетала остренькая в очках девочка.

— Сегодня приехали, — перебила её долговязая.

— Вот, Валька, не перебивай! Дай сказать! — воскликнула остренькая и снова защебетала: — Сегодня приехали. Приехали сегодня... Услышали, что у вас глобулус разводят, и вот приехали. Наш руководитель профессор Дудка говорит, что... Вы знаете профессора Дудку? О, это знаменитость! Мировая знаменитость! Говорит, что ваш глобулус — это невероятно. Невероятно! Они приедут завтра — и профессор, и корреспондент газеты «Звезда». А мы сегодня приехали. Профессор и корреспондент тоже бы сегодня приехали, но у профессора сегодня срочное учёное собрание в Академии. Неожиданное. А у нас билеты уже были. Вот мы и приехали. А ваши не хотят нам показывать глобулус без профессора. Говорят: «Завтра». Ну, мы понимаем — люди старались, хотят, чтоб торжественно... Мы понимаем... А у вас какое дело? Какое? А?

Кукурузо нахмурился:

— Дело... и всё...

— Секрет? Так? Секрет? — не унималась остренькая.

— Вот ещё Оксана! Прицепилась, как репей к пеньку! — воскликнула долговязая Валька. — Если не говорят, значит, секрет.

— Ну ладно, не говорите, не говорите, пусть будет секрет, — согласилась остренькая Оксана.

— Так мы вам, наверное, мешать будем здесь? — спросил вожатый.

— Нет, до вечера можете быть, — великодушно разрешил Кукурузо.

— Да нет, мы на часик. Просто хотелось искупаться и позавтракать на свежем воздухе, у костра. Девочки из самого Киева об этом мечтают. Вон Оксана никогда в жизни не завтракала у костра, — улыбнулся вожатый.

— Она и живую корову никогда не видела. Только на картинке, — подмигнул вожатому парнишка с фотоаппаратом.

— Много ты видел! Вот сейчас как дам! — кинулась на него Оксана.

— Брэк! Бой окончен! Победила Оксана! — воскликнул вожатый. — А теперь — за дело! Доставайте еду! Разжигай костёр!

— Только так, — авторитетно подтвердил маленький «штурман».

Пионеры тут же загалдели и побежали к лодкам.

— Ты, Игорь, займись костром, — сказал вожатый парнишке с фотоаппаратом. — Ты у нас мастер.

— Пойдём, я покажу, где хворост, — по-хозяйски предложил Кукурузо. И мы втроём пошли вглубь острова. Шли и, как это часто бывает при знакомстве, неловко молчали — не знали, с чего начать. И вдруг Игорь, не открывая рта (мы это хорошо видели), громко то ли гавкнул, то ли мяукнул. И вдруг у него внутри заиграла музыка. Настоящая музыка. Джаз. Ну, знаете: «Бз-вз, дудль будль, бум-бем, бу-га-га...» Потом женский голос что-то запел по-иностранному... Мы остановились и уставились на Игоря, как бараны. Что это?..

Он рассмеялся и вытащил из-за спины то, что мы всё время считали фотоаппаратом:

— Приёмник! На транзисторах, полупроводниках. Это я просто в футляре от фотоаппарата собрал. Потому что другого корпуса не было. Да и удобно. Через плечо носить можно.

Вот оно что! Значит, это транзисторный радиоприёмник, такой же, как у деда Салимона! Как мы сразу не догадались?

— Классная штука, — опомнившись, снисходительно сказал Кукурузо. — Сколько дал?

— Что — дал?

— Заплатил сколько?

— Нисколько. Сам сделал.

— Что-что? — Кукурузо скривился и приложил ладонь к уху, будто не расслышал.

Я хихикнул.

— Сам, говорю, сделал, — серьёзно повторил Игорь.

— Ага, — криво усмехнулся Кукурузо. — Ну да. Я ж и спрашиваю: сколько дал? У нас в сельмаге «Турист» продаётся. Тридцать пять рублей. Красивый, под перламутр. А этот, конечно, похуже.

— Вот, чудак, не верит. Ну, как хочешь. Из кустов вышел вожатый.

— О чём это вы, ребята, спорите?

— Да так, ни о чём, — махнул рукой Кукурузо, но потом, взглянув снизу вверх на вожатого, ехидно спросил:

— Дядя, а у вас все пионеры вот такие... или только этот один?

— А что такое?

— Да ничего... Просто он говорит, что сам сделал этот приёмник.