Тореадоры из Васюковки (2004) Страница 21

Я вздрогнул от неожиданности. Кто это? Кукурузо? Но у него ведь нет лодки. Рыбак какой-то? Но рыбаки никогда так далеко в плавни не заплывают, да ещё ночью. Рыба и у самого села отлично ловится...

Кныш? Бурмыло?

У меня сердце покатилось-покатилось куда-то вниз... Тем временем незнакомая лодка исчезла за прибрежными камышами. Мне захотелось повернуть обратно и как можно скорее улизнуть назад. Но я сдержался. Ведь там, на острове, Кукурузо, мой друг, совсем один. Я плыву к нему на помощь. И, может, именно в эту минуту моя помощь ему нужнее всего. Ведь у меня есть лодка. И если тот незнакомец, которого я только что видел, действительно Кныш или Бурмыло и собирается сделать что-то плохое моему другу, я спасу его — мы сбежим на лодке. Быстрее, быстрее! Я навалился на весло и направил лодку к берегу — конечно, с другой стороны, чем незнакомец. Причалил, выбрался на берег и осторожно начал пробираться вглубь острова. Кукурузо, наверно, в шалаше — может, и спит, потому что не слышно ни звука. Звать его опасно — сразу привлечёшь внимание того типа.

Ох, как темно, какие заросли! Ничего не видно...

Вдруг где-то там, за камышами, где был незнакомец, что-то плюхнулось в воду. Моё сердце остановилось. Что это?.. Что?.. Ай! А вдруг он... уже утопил моего друга! Холодный пот покрыл мой лоб. Прошла минута, другая. Я стоял в полной темноте, вытянув руки вперёд (так, как шёл), и не мог пошевелиться. И вдруг... вдруг кто-то налетел на мои руки. Огромный, как медведь. Мои руки сами собой, непроизвольно, судорожно сжались, вцепились в его грудь, отталкивая. В следующее мгновение я почувствовал страшный удар по ногам и полетел на землю. Но почему-то не назад, а вперёд, на него. Видно, он подбил меня и бросил на себя. Я вскрикнул и яростно заработал руками и ногами, вырываясь. Царапнул что-то мягкое — кажется, лицо — изо всех сил рванулся, вскочил на ноги и бросился бежать. Я мчался через заросли, ломая ветки, спотыкаясь и налетая на деревья. Но я не чувствовал боли ни от царапин, ни от ударов. С разбега влетел в лодку и, схватив весло, со всей силы начал отгребать от берега. Никогда я не грёб так безумно — лодка летела, как ракета. Всё время я панически оглядывался — не гонится ли он за мной. Нет! Погони не было. Очнулся я только тогда, когда причалил к берегу у села. Всё моё тело дрожало от напряжения, усталости, страха. Но, несмотря на усталость, по селу я тоже не шёл — бежал: в полной безопасности я мог почувствовать себя только во дворе своего дома.

Мокрый конец одеяла (я ведь его всё-таки замочил) шлёпал меня по спине, будто подгонял. Как дровяная колода, я рухнул в сено возле сарая и долго лежал, совсем не двигаясь — отдышивался. В голове, как в испорченном телевизоре, мелькали обрывочные кадры только что пережитого и мысли. Что же это произошло? Кто это был? Неужели Кукурузо погиб? Что делать? Может, разбудить отца, всё рассказать, собрать людей — и туда... А если Кукурузо не погиб? Ведь я не уверен в этом. Тогда его тайна откроется, и получится, что я предатель. О нет! Предавать друга — это ужасно. Я никогда на это не пойду. Всё что угодно, только не это.

Что же делать? Что делать? Долго я мучился этим вопросом, но так ничего и не придумал. Наконец усталость и сон меня одолели, и я заснул.

Ночное приключение было настолько невероятным, что когда я утром проснулся, то даже подумал сначала — а вдруг это мне всё приснилось?

Но вот ко мне подошла мама, наклонилась:

— Ну как спалось на улице, сынок? О, а чего это одеяло мокрое? Разве ночью дождь был? Или, может... — мама улыбнулась.

Я густо покраснел:

— Та ну... это... я... пить захотел, кружку сюда взял и нечаянно разлил.

Хорошо, что мама спешила доить корову и не стала расспрашивать.

Ночное приключение снова вспомнилось мне во всех подробностях. Но теперь оно почему-то уже не казалось мне таким ужасным, как ночью. Может, потому, что утро было солнечное и весёлое, а, как известно, все ночные страхи проходят утром. Ночью всё кажется страшнее, потому что темно и тихо, и люди спят. А утром светит солнце, щебечут птицы, у колодца звенят вёдра, и повсюду — люди. Я был бодр и полон энергии. На остров! Срочно на остров! Узнать, как же там — жив ли он...

Быстро умывшись, я побежал к хлеву. Мама ещё доила. Теленок тянулся к корове. Мама отгоняла его: «Лышки! Лышки!»

— Мама! — крикнул я. — Дайте молока, пожалуйста, быстрее, потому что я бегу.

— Куда это ты? Сейчас завтракать будем.

— Потом. Я не хочу. Я только молока. Я с ребятами на рыбалку договорился.

— Хоть хлеба отрежь.

Я выпил стакан молока, отрезал здоровенный ломоть хлеба — за пазуху — и стрелой на улицу. Выбежал за ворота — и прямо на деда Вараву налетел — не заметил.

Даже качнулся он.

— Тьфу на тебя! — проворчал сердито. — Экий разогнался!

— Извините! Здравствуйте, дедушка!

— Здравствуй. Куда это тебя несёт? Прёшь, как немой в суд. Людей с ног сбиваешь.

— Так я на реку, на рыбалку с ребятами договорился.

— Проспать, лоботряс? — уже сочувственно и с упрёком спросил дед: сам ведь рыбак — понимает.

— Ага! Ну я побегу! Извините! — А сам думаю: «Эх, не знаете вы, ничего не знаете, куда я спешу. Если бы знали — по-другому бы заговорили...»

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. «Сегодня ночью...» Тайна вот-вот раскроется

С тревогой в сердце я подплывал к острову. И чем ближе подплывал, тем сильнее билось моё сердце: жив или не жив, жив или не жив...

И вдруг радость бешеным криком забулькала у меня в горле, как вода в закипающем чайнике:

— Ого-го-го-го-го!..

Я увидел его. Живой-преживой стоял мой дружище Кукурузяка на берегу, высунув из кустов голову, и радостно мне улыбался. Только нос у него облез и по правой щеке тянулась свежая царапина. Но что такое царапина на щеке у такого геройского парня, как Кукурузо? Пустяк!

Когда я причалил к берегу, мне хотелось броситься и обнять его от радости, но я сдержался. Я просто толкнул его в плечо и спросил:

— Ну как? Как ты тут?

— Ничего, — хлопнул он меня по животу и сразу добавил, берясь рукой за щеку и качая головой: — Тут такое было-о-о...

— Что?! — спросил я, будто ничего и не подозревал.

— Ты всё равно не поверишь. Подумал бы, что я вру.

— Ну?

— Шпионы на меня напали ночью. Вот тебе и ну! Дрался я. Так дрался, как никогда в жизни. Думал — погибну. Вот, видишь, — он ткнул пальцем в царапину на щеке, потом задрал рубашку и показал синяк на рёбрах.

— Ну? Ну? — нетерпеливо спросил я. — Как же это было?

— Подожди. Я всё по порядку. — И Кукурузо начал рассказывать мне то, что ты уже знаешь.

Когда же он дошёл до трагического описания драки с незнакомцем — как он лягнул ногами, как незнакомец упал на него и начал царапаться, — у меня в животе вдруг что-то захихикало, защекотало в горле и вырвалось наружу коротким смешком. Кукурузо обиженно фыркнул:

— Ты что — дурак? Тебе, конечно, смешки. Попробовал бы сам.

— А ну повтори ещё раз, как это было — вот та драка, — попросил я.

Кукурузо повторил. Я покачал головой, вздохнул и сказал:

— Это был я.

Кукурузо вытаращился на меня.

— Это точно был я... Смотри. — Я закатал штанину и показал на ноге под коленом здоровенный синяк. — Твоя работа.

И я рассказал всё, что со мной произошло той ночью. Кукурузо только моргал:

— Так выходит, что это... что это... мы с тобой дрались? А мне казалось — кто-то здоровенный...

— А мне, думаешь, не так? Просто великан.

Мы посмотрели друг на друга — и вдруг как заржём!

— Вот это номер!

— Вот это да!

— И как я тебя не узнал?

— А я?

— Хоть бы слово сказал.

— А ты чего — как воды в рот набрал?

— От испуга.

— От испуга!

— А незнакомец — он что, и не вылезал из лодки?

— Не вылезал.

— А где же он потом делся?

— Исчез где-то. Уплыл. Я на дерево от страха влез — всю ночь на ветке, как обезьяна, просидел, до самого рассвета. И глаз не сомкнул. Вот только как рассвело — слез да чуть-чуть задремал.

— А зачем он приезжал, как ты думаешь?

— А я знаю? Не в гости ко мне, это уж точно.

— А ты слышал, как в воду что-то плюхнулось?

— Конечно слышал. У меня аж в животе кольнуло.

— Может, кого-то утопили? А?

— Кто его знает.

— Так, может...

— Тс-с! — Кукурузо вдруг схватил меня за руку. — Пригнись.

Не зная ещё, в чём дело, я послушно пригнулся.

— Смотри! — прошептал Кукурузо. На плесо выплыла лодка. В ней сидел Кныш. Лодка плыла тем же «курсом», что и незнакомец ночью. Обогнула остров и скрылась за прибрежными кустами.

Мы бросились в траву и поползли — туда. За теми кустами остров заканчивался. Там никого не было. Кныш проплыл мимо.

— В лодку!

Мы шмыгнули к плоскодонке. Кукурузо вдруг остановился:

— Взять ружьё?

— Не надо! — вырвалось у меня, потом добавил: — Некогда. Мы сели в лодку и начали огибать остров, приближаясь к тому месту, где ночью исчез незнакомец. И хоть сейчас было утро и светило солнце, сердца наши стучали тревожно — мы не знали, что ждёт нас там, за кустами. А что, если и правда что-то страшное...

За кустами начиналась узкая протока. А вокруг — плотные камыши. Путь был один.

Мы вошли в протоку. Она была узкой, но почти прямой и никуда не сворачивала.

Вскоре мы выплыли на небольшое озерцо и увидели остров. Я удивлённо посмотрел на Кукурузо. Это был Высокий остров. Вон и бурмылов шалаш — «резиденция» — прямо у берега. Я и не знал, что через эту протоку можно попасть на Высокий остров и что он так близко. Мы всегда добирались туда другим путём.

Мы осторожно подплывали к берегу. У берега стояли две лодки.

Из-за шалаша доносились отчётливо слышные голоса Кныша и Бурмылы, самих их видно не было. Наверное, они сидели у костра — поднимался голубой дымок...

— Это нехорошо... — укоризненно говорил Бурмыло. — Это нехорошо...

— Цыц уже — «нехорошо»! Моральный кодекс нашёлся мне! А ятери по ночам кто ставит?

— Да что ты! Пара ятерков каких-то, гнилых, еле живых. Туда и рыба не идёт. Чтоб я Бога не видел!

— Всё равно! За это тоже советская власть по головке не гладит.

— Но ведь... Это совсем другое...

— Ну, если ты такая принцесса, то катись отсюда, не вмешивайся! Чтобы я тебя тут и не видел! Сегодня ночью я это сделаю — и квит! И смотри у меня!

— Ладно уже! Только ты сейчас уйди, а то понаедут эти юннаты с тем стариком! Кому это нужно!..

Я схватился за весло.

— Гребём отсюда — он сейчас поплывёт.

Хорошо, что наши лодки в обе стороны одинаковые — что носом плыть, что кормой (корма тоже заострённая). А то мы бы не развернулись — узко. Да и не успели бы.