И снова её личико заострилось от отвращения. Она швырнула чашку в урну и подалась прочь.
Роман бережно вынул её, обернул платочком, чтобы не повредить отпечатков пальцев. Едва успел сунуть её, надтреснутую, в карман, как увидел, что незнакомка возвращается; разминувшись, он встал за витриной аптеки. Оттуда прекрасно было видно отчаяние девушки, которая вытряхнула чуть ли не всю урну, убедившись с ужасом, что чашка вмиг исчезла. Народ проходил мимо — кого теперь удивит человек, который роется в мусоре? Даже если у неё красивые ноги? Особенно левая?
— Н-д, — сказал Роман.
Следующей её акции Роман не воскликнул "Держи вора!". А вместо этого купил новый номер "Археологии".
Теперь он сел за тот столик, который она любила, и развернул статьи. Девушка села напротив и не смогла не заметить взглядом обложку.
— Интересуетесь раскопками? — безразлично бросил он к незнакомке.
— Ну, — заметалась взглядом она. — Я там работаю, в Институте археологии, — пригубила пенку.
— Счастливый человек, — спрятал журнал Роман, остерегаясь, чтобы разговор не пошёл о тонкостях, в которых он ничего не смыслил. — Я исследую архетипы, и тут встречается немало любопытных иллюстраций.
Она допила и занервничала, ведь переворачивать чашку нужно сразу.
— Выйду покурю, — поднялся он.
Ждать почти не пришлось, она вышла, прижимая сумку.
— А какая ваша тема? — не дал убежать.
— Трипольская культура, — глаза её сияли счастьем — что же она там такого интересного увидела в кофейной гуще?
Они курили "ватру" и разговаривали о тех учёных, которые пытаются вычеркнуть трипольцев из славянского ареала. Тех, кто порабощал архетипы.
Когда она записывала его телефон, он заметил в записной книжке календарик. Одного взгляда было достаточно, чтобы зафиксировать в нём скопление дней, обведённых чернилами — архетип женского менструального цикла. Не нужно быть детективом, чтобы понять, что сегодня именно самая удобная пора для того, чтобы его не нарушить.
Провожая Галю, они дважды прошли мимо её дома. Это тянулось и тянулось, они даже успели посетить музей Леси Украинки. Экскурсоводка была в вдохновении, и девушка Галя не смогла скрыть слезу.
— У меня проблема, — сказал он. — У меня есть кофе не "Крёниш", не "Сихару", — интриговал он магическими словами, — не "Плацца д’оро" или "Чибо", а — настоящий "Монарх". Но тот, что волокнисто молотый.
— Что значит волокнисто? — подняла мутные глаза Галя.
— Ну, это когда зёрна рвутся, а не растираются, выходит совсем иная структура кофе.
И Роман достал из рюкзачка волшебную коробочку. И хоть она была герметична, с полностью откачанным воздухом, её ноздри дёрнулись, словно от наплыва аромата.
— Какая структура?
— Продольная, — продолжал он и сделал жест, будто решил спрятать сокровище. — Не нести же её в кофейню...
— Знаете, — сложила она рукава свитера вместе, — тут рядом есть такое место, словом, я тут недалеко живу.
"Н-д", — почти сказал он удивлённо. Не потому, что давно про это знал, а потому, что не ожидал так быстро. Спешил вперёд, вибрируя ощущениями.
Правда, дальше кухни его не пустили:
— Беспорядок, — коротко объяснила она.
Монархический дух вошёл в посткоммунистическую действительность. Этот первый вдох гермоупаковки — словно из векового склепа, все археологи знают это потустороннее ощущение, которое длится длиной в вдох, потом ещё раз, когда поднимается пена в джезве; коварный Роман будто ненароком плеснул ею на раскалённую конфорку, чтобы кухонька стала теснее. Сновали слова, и они пользовались некоторыми из них. Галина закрыла форточку, чтобы аромат держался крепче, и когда, сдерживая последний вдох, допила и перевернула на блюдце чашечку, то увидела "продольную" структуру, которая была обещана — не смогла скрыть восторга от хозяина упаковки, потом она не знала, что следующая чашка будет коварнее, потому что не даст закурить, чтобы не прервать аромата, ведь третья должна быть крепче предыдущих, чтобы вкус не уменьшался. Пока их ладони, проникнутые этим теплом, не встретились и даже там почувствовали пульс, который уже не принадлежал кофе, когда стены, а особенно пол там стали теснее объятий.
Тогда он не обратил внимания на чашки, из которых они пили. Лишь при втором визите заметил, что совсем не такие, как в кофейне "Абзац". Каждый раз свои, перевернув, она, полюбовавшись, выносила за пределы кухни, туда, куда его не впускали. Слава Богу, археологического спальника как раз хватало, чтобы расстелиться на полу кухоньки квартиры гостиничного типа. Очень удобной для того, чтобы концентрировать там кофейные ароматы.
— Это, знаешь, — шептала она, — как в раскопе. Когда отбиваешь засыпную землю, то на глине, на материке можно заметить отпечатки пальцев тех людей.
— Да неужели? — обрадовался он. — И что же вы с ними делаете?
— Ничего, — был ответ, — засыпаем назад.
Он даже приподнялся на локоть. Их чашки, перевёрнутые на блюдце, стояли рядом и доходили до готовности для гадания.
— Как это — "назад"? Да по одним только папиллярным линиям можно о тех людях, — он кивнул в прошлое, — рассказать больше, чем по вашим находкам.
— Ага. Пробовали, не выходит.
— Что не выходит?
— Сфотографировать. Чёрт-те что выходит, не разберёшь.
— Плохо пробовали, вот с боковым светом надо, в макрорежиме... В конце концов вызвать этого, криминалиста, пусть бы зафиксировал.
— В степь? На раскопки? Да они там не успевают на работе фиксировать, ещё они будут, — тут она слабо засмеялась, — снимать отпечатки, которые давно миновались по давности лет.
Рома с этим согласиться не смог, как "исследователь архетипов". Он рассказал ей многое на эту тему, что было вне хиромантии. Хотя именно она почему-то больше всего интересовала девушку.
— Наука, — перекривил он науку, — называется.
— Пробовали вывозить, ага, — вздохнула она про глину с отпечатками пальчиков, — осыпается.
Ещё сильнее вздохнула. Потом рассказала, что сырая глина в, например, выкопанном скифском склепе, практически вся покрыта тончайшими этими следами — как тут вывезешь? Договорились, что он принесёт осколок глины и попробует здесь с ней сфотографировать отпечатки её пальцев, которые он сразу начинал целовать, фиксируя навеки губами.
А в комнату всё равно его не пускает, "неубрано", — говорит.
Столько загадочности в одной девушке, к тому же такой, которая делает всё, чтобы её не заметили — одевается в слишком просторные одежды, которые тщательно скрывают не только украденные кофейные чашки, но и всё остальное, то, что все другие женщины, наоборот, всячески подчёркивают с помощью одежды. Роман безмерно радовался от того, что эта камуфляжная тайна принадлежит ему, он никак не мог привыкнуть к разительной разнице между двумя Галями, одетой и обнажённой, и понимал, что привыкнуть не сможет никогда, потому что, вспоминая завсегдатаев "Абзаца", едва мог вспомнить эту фигуру, которая теперь заслонила ему не только посетителей кофейни, но и всех людей на белом свете.
— Знаешь, — мурлыкала она, пока очередная джезва доходила на конфорке, — меня всё время мучает тот же самый сон: будто я сплю и просыпаюсь в раскопе. И хочу выйти, а он высокий, то есть глубокий, а лестницы никакой нет, — прижималась.
"Лопатой бы надо, — не позволил он сказать вслух, — вот так брать и выкапываться".
Хотя абсолютно не представлял, как это можно выкапываться снизу наверх, поэтому и молчал. Вечер забыл про ночь. Они не заметили, как уснули, хотя очень надеялись на бессмертные свойства кофе. Так же, как и миллионы других отпечатков той ночи в стране.
Первые гормоны этого утра остались без дела, потому что на кухне закончился последний гранёный стакан, последняя эмалированная кружка. Не из джезвы же пить?
Галя впустила его в комнату. В мозг пошёл кровоток — вся она была заполнена экспонатами — пол, столы, полочки шкафов — всё было заставлено несколькими ярусами кофейных чашек. Каждая имела ярлычок с надписью.
— Зачем тебе столько? — шептал он, съёженно озираясь.
— Ну, это ж та самая, судьба. Вот эта, когда мы с тобой познакомились, — девушка взяла ближайшую со стола и для уверенности взглянула на бирочку, — видишь?
Кофейный осадок на дне показывал звёздное небо. Но это на первый взгляд, если смотреть чёрным по белому — а если белым по чёрному, то выходила гигантская сосна.
— Какая сосна? — смеялась она. — Тоже мне, знаток архетипов, — захлёбывалась, — это ж древо жизни.
А эта — будто писанка, только изнутри. Тем местом, где гемоглобин переходит в адреналин, он почувствовал, что это та память наоборот, которую забыли.
Его поразило и другое: каждое изображение слишком зернистое, такое, как фрагменты макроплана с фотографии. Осознав эту простую идею, он тут же начал неординарно толковать. Например, её любимого "Всадника на боевом коне" № 281 от 6.IV.2002 в 14:25 он убедительно истолковал как кентавра, отчего девушка погрузилась в задумчивость.
— Не трогай! — крикнула она, когда он потянулся к верхней полочке. — Осыпается!
Подумав миг, он посоветовал:
— Н-д. Надо было добавить больше сахара, — посоветовал он.
— Где ты был раньше? — вздохнула она. — Ещё бы клея туда намешать, а?
Сама полезла наверх и осторожненько, чтобы не всколыхнуть гравитацию, сняла любимый экспонат. "Подводные птицы", — так называлась эта композиция, которую он переименовал в "Летучие рыбы", но у неё была аргументация: "осыпались некоторые детали", мол.
Он стоял посреди коллекции, поймав себя на мысли, что боится не только чихнуть, но и просто дышать.
Через день он притащил свой старый фотоаппарат "Киев-19". Галя быстро убедила, меняя цветные блюдца, что снимать нужно сразу по четыре штуки. Очень забавлялась, меняя каждый раз под композициями разноцветные платочки.
— Ты знаешь, — прижималась она к плечу, — я даже пробовала лаком для волос фиксировать, но сразу увидела, что струя, аэрозоль, сдвигает картинку.
Очень пригодились зеркала, чтобы подсветить середину чашек; некоторые кофейные узоры выглядели выразительнее, когда фарфор брали на просвет мощной лампой.
Катя немало удивилась, когда в "Абзац" закатили "кучмовоз" с двумя коробками от телевизора, за которыми она едва разглядела Романа.
— Ты что мне тащишь, писатель? — чуть не вскрикнула она, ведь радостное предчувствие всколыхнуло всю её полноту.
— Угадай с трёх раз, — отдышался тот. — Кто-то тут обещал, если я найду чашки, то буду вечно иметь бесплатный кофе?
— Да, был такой разговор, — радостно начинала млеть Катя и, чтобы не вскрикнуть победно, схватилась ладонью за рот.