— Сколько раз здесь пила — и на тебе".
— Что такое?
— Обожглась, — начала искать платочек она.
— Дай я поцелую — и пройдёт, — не сделав паузы, он прижался губами к её устам.
Она бы возмутилась, если бы. Его поцелуй заслонил кофейню; и вытолкнул даже постоянное профессиональное беспокойство, что Юлю тут могут узнать.
В РЕЖИМЕ ВСТАВКИ
Уже каждый первый поцелуй заслонял всё, что было вне его, под утро лишь она вспомнила, что принесла полкило масла, и оно совсем растеклось по сумке. Она смеялась истерически, потому что там были ещё кассеты с "восходняком"; смеялась, потому что поняла, что это окончательный конец.
— Не плачь, Юлька, — гладил он её по руке, — я тут такое придумал, они поползут. Послушай: вот что такое интернет?
— Ну? — вытирала она слёзы.
— Интернет, Юлька, это же калейдоскоп, ясно?
Наконец слёзы вмиг высохли:
— Ну?
— Это калейдоскоп в значении вставок. То есть это — сплошные вставки, потому что там можно вставляться в любое место, ясно? Вот и пилот-программу надо делать в стилистике сплошных вставок.
Выдохнул он победно.
— Ну? — почти поняла Юля.
— И тогда — наша передача будет вставлять! — Подытожил он. Радуясь, что эта, последняя фраза тоже годится для дикторского текста.
Беда лишь в том, что не было собственного видака, хоть любительского, потому что для "пилота" и такой бы подошёл, с которым надо ходить по компьютерам и перегонять материал для будущей программы.
В РЕЖИМЕ
Дорогу в Стамбул лучше бы не вспоминать, была такая жара, что автобус забыл бояться придорожного рэкета.
Её начали снимать на видеокамеру, не успела она ступить на землю. Господин рядом с оператором вовсе не был похож на турка, особенно, когда оказалось, что английский у него лучше, чем у Юли.
— Идея очень простая, — вёл он её под локоть, — нам нужны славянские лица, потому что торговля идёт в основном к вам, так? Вот и всё — славяне должны видеть на товаре своё, очень знакомое лицо, так?
Это было лишним, потому что она прекрасно выучила условия контракта, особенно про гонорар и количество фотоснимков, прежде чем ехать сюда. Потому что наслушалась о Стамбуле, а главное, начиталась; поэтому паспорт спрятала как можно глубже.
Юля объяснила, смеясь, что она бы сразу встала под фотообъектив, однако просит немного отдохнуть с дороги.
— Ну, да, да, конечно, — не отпускал её локтя Мустафа. — Я думаю, вам получаса будет достаточно?
Юля перестала улыбаться. Однако подумала:
"Да чёрт с вами. Фотографируйте быстрее, может, я на этот же автобус успею тогда обратно".
Поэтому и не обиделась, что ей не забронировали номер в отеле.
"А чего? Сегодня отработаю, чёрт с ними, с экскурсиями", — уверяла она себя, сев прихорашиваться прямо в фотоателье.
Мустафа будто читал её мысли:
— Может, вы хотели бы пройтись по магазинам? Пока вы кладёте грим, я сделаю это. Скажите, что купить вам в счёт вашего гонорара?
Он достал свой экземпляр контракта, чтобы заглянуть в сумму.
Юля сказала. А потом вспомнила:
— Магнитофон! Видеомагнитофон мне нужен, но такой... — она не могла почему-то вспомнить, как по-английски будет "режим вставки": edit, dubbing? — Insert! — Радостно воскликнула она, вспомнив. — Мне очень нужен магнитофон, который имеет функцию режима вставки.
Собственно, из-за чего она сюда приехала? Из-за него, видака для Толика. Мустафа внимательно записал и это, вынул калькулятор, подсчитал, и получилось в целом, что не так уж и дорого. Вообще очень корректный, как для турка, мужчина, он исчез и только тогда Юля оглянулась по павильону: удивило, что в углу, куда направлены софиты, была лишь нарядная кровать.
— Coffee? — по-турецки предложил помощник режиссёра.
— С сэндвичем, — по-английски ответила она.
И повернулась к трюмо, поражала тут масса косметики, можно слона запудрить. Тем временем собралась бригада и переминалась, пока Юля завтракала. Она коснулась губами кофе и отшатнулась — нет, не горячий, а отвратительно горький, с липким каким-то привкусом.
— Это турецкий кофе, — смеялся, объясняя, Мустафа. Он вернулся с охапкой пакетов, а главное, с коробкой, на которой отчётливо значился видеомагнитофон. — Вы же слышали про турецкий кофе, что есть такой? Ну вот. У нас его готовят не так, как у вас. Это смола! — Восхищённо комментировал он: — Асфальт! Его надо вот так, кончиком языка.
Юля не стала спорить, потому что ей нужна была энергия — она осушила залпом, чтобы впитать эту гадость быстрее.
Но гадость впитала её. Втиснувшись в горло, она вовсе не стекала вниз — а сразу вспыхнула во все стороны, особенно вверх, в голову; и та успела лишь подумать:
"Что-то подсыпали, гады..."
И это было последнее рассуждение, потому что и все остальные отступились, предоставляя место толчкам "кофе", пока они не достигли кончиков пальцев; бригада, улыбаясь на это, ждала. Чтобы стереть эти кривые уста, Юля взяла пудру и решила всех закамуфлировать; однако ту вежливо забрали и положили назад под трюмо, сквозь которое девушка с удивлением заметила, как её раздевают чужие руки. За которыми красноватым дьяволом поблёскивала видеокамера, странная такая, потому что вовсе не похожая на обещанный фотоаппарат.
Её голой и вели к широкой кровати, куда сразу вернулись все софиты, направленные руками бригады. Круги от прожекторов разошлись с глаз, Юля увидела господина, странного такого, потому что он раздевался, уже взгромоздившись на неё; толчки "кофе" сменились на другие, правда, не такие жгучие. Особенно не удавался ему воротник, потому что он, смешной, забыл снять галстук, он пытался стянуть его, развязав зубами. В такую жару галстук? Она издалека слышала свой хохот, от которого ей становилось смешнее; если бы ей кто рассказал про цирковой номер с мужским стриптизом во время полового акта, то она бы сроду не поверила — а тот клоун оставил ещё на себе ботинки, чтобы стряхнуть их с ног вместе с оргазмом.
Когда этот откатился, она увидела Мустафу — тот картинно спорил с лысым янычаром за охапку кредиток, которые переходили туда и сюда, пока не исчезли в мустафиной кишене; потому что лысый несколько раз оглядывался на широкую кровать, пока забыл торговаться. На ощупь он оказался вовсе не янычаром, а голым, из одежды оставив только усы, которые мешали не только целоваться, но и дышать. Юля пробовала откусить их, однако они оказались настоящими, а не из грима; это было странным, значит, он был не профессиональным актёром? Не нужно учить сценическое искусство, чтобы вытворять на широкой кровати, напудренной светом софитов, среди вспышек которых то возникал, то снова прятался предательский красноватый огонёк видеокамеры.
Юлю удивляло, что сколько их тут на этом пружинном помосте, а все они вместе не стоили одного простого-простенького Толика, такого далёкого-далёкого, словно будущая вставка в его пилот-программе, считать этих, местных, она могла бы через ванну, куда её после каждого раза уводили — но и там неотступала красноватая зеница камеры, такая, что несколько раз чуть сама не нырнула в мыльную пену необычной, с липким привкусом, мыльной оперы. Или оперетты? Где другой пены, гуще, было не меньше; так, что наконец Юля устала смеяться — тогда ей помощник режиссёра приносил ещё немного смолы.
Длилось до тех пор, пока сама камера не решила воспользоваться широкой кроватью, однако Мустафа резонно доказывал, что во-первых, в очереди стоят ещё несколько клиентов, которые щедро заплатили не только за кровать, но и за сувенир — видеосъёмку акта. Однако речь шла не только об этих фокусах, но и о копиях для видеотиражных фирм. Это во-вторых. А, в-третьих, кто будет снимать, если сам оператор этого делать не сможет? Или сможет и это одновременно? К несчастью, держать камеру согласился один осветитель, и поэтому возмущённый Мустафа решил вычесть плату у взбешённого оператора, уж будь он неладен, плёнки всё равно на всех хватит.
РАША НАТАША
Юля очнулась в автобусе. За окном проплывала родная Болгария, голова гудела нестерпимо и поэтому она никак не могла вспомнить. Тревога эта усиливалась до тех пор, пока не увидела свои руки, которыми она прижимала большую коробку с видеомагнитофоном — удивляла ничтожность его веса, и поэтому Юля поспешно распаковала, чтобы облегчённо констатировать, что заветный тот аппарат на месте. Пассажиры весело комментировали пейзажи вокруг,
потому что они были коммунистическими. Среди нескольких лиц Юля с удивлением узнала немало тех, с которыми ехала сюда.
Её не встречали, она бы рассердилась, но голова трещала так, что даже на это не было сил. Воспоминаний было, как ни странно, лишь о дороге — когда она пыталась вспомнить Турцию — сразу в голову поднималась тупая боль; такая, что хватало аж за низ живота. Но разве есть на свете такая болезнь, которая бы не исчезла, вернувшись в родной Киев?
Обвесившись пакетами и коробками, она дотащилась домой. Ища ключ, сердилось, что за дверью шумит вечеринка, которая встречает её без неё. Её заметили лишь со второго раза.
— О, кто к нам пришёл! — крикнул Толик и схватился её поднимать; всё зашумело вокруг, и Юля с удивлением узнала даже несколько знакомых ещё со времён лицея лиц, каждое набросилось к свёрткам, она пробовала хвалиться, однако сил хватило лишь на магнитофон.
— Ну, рассказывай, — настаивали вокруг.
Толик тем временем кинулся к шнурам — подсоединять к отечественному телевизору импортную видеоцацку. Потом, когда он начал вставлять внутрь кассету, оказалось, что там, внутри, как ни странно, а ещё одна уже есть.
— О, тест-кассета прилагается, конечно.
Юля так изнеможённо села в кресло, что и головы поднять не могла. Видеомагнитофон закрутился, темнота в телеэкране мигнула и разошлась, устоялась картинка, на которой несколько волосатых патрали большую куклу. Наступила тишина, такая же неожиданная, как и видеокартинка.
Юля несколько раз потрясла головой, потому что та декорация почему-то показалась ей на удивление знакомой: широченная, словно из напудренного шёлка, кровать; пугала лишь абсолютная отстранённость стеклянных глаз той искусственной женщины, что затесалась между волосатыми.
Несколько гостей первыми подскочили и, не прощаясь, направились к выходу. Другие ещё хихикали, пока видеокамера не вышла на крупный план; тут сомнения покинули каждого, кто был в квартире, и все ушли прочь.
Последней ту несчастную куклу узнала Юлия. Да и потому; что вскрикнула. Если бы не это, то сроду бы не догадалась. И ей стало горше всякой смолы. Потому что поверить она была готова во что угодно на свете, только не в собственное телеотражение.
INSERT[3]
— Вы это, дамочка, что с вами! — забеспокоился главветеринар, потому что он первый заметил, что посетительница не успела прикурить и сигарету, а уже потеряла сознание; хорошо, что рядом всегда есть нашатырь.