> её пытали скорпионами...1
Сбоку, на полях рукописи, позже приписано карандашом:
"<Лежала правда на земле связанная>
<его мать> <его> на земле <связанная> лежала
его мать связанная,
её пытали
<и вправд[е]>
Монахи же стояли в стороне
<и всё пели:
"Во царствии Твоем помяни нас Господи" >
и всё приговаривали:
"Чти отца твоего и матерь твою".
И будто сам он, <сам стоял,
сам> стоял где-то недалеко от монахов
и тоже пел:
"Блаженны <кроткие> милостивые, ибо они помилованы будут".
А паны, слушая божественного пения,
ещё больше миловали "чернь",
пока <действительно она> она действительно кровью не почернела
и не превратилась в грязь.
— Грязь! — <в последний раз в[дарило]> ударило над садом —
и Сковорода проснулся.
<Дождь отошел> <переснился> <Дождь отошел и ночь
переснилась>
1 Ночь переснилась,
2 и дождь отшумел.
3 Спешили тучи обсушиться,
4 а небо с краешка <посинело как антиминс,
5 как антиминс посинело
На столе молчала <раскрытая библия> библия раскрытая
и рыба на блюде и хлеб.
Не притронулся к трапезе.
Пора!
<И> на устах <его> решительных
новая радость <вышла> выросла [—]
пора!
<и будто то не мать его была> и будто то уже не мать,
а Маринка,
голову повернула к нему.
Кричать хочет,
а крика не слыхать <было>,
<и только рукой впереди —
туда! туда!>" — Ред.
1 Сбоку приписано карандашом:
"3. И только <еще> из Киева грозу ещё слышно было,
а какую именно —
не разобрать".— Ред.
Закинул библию в сумку,
нащупал рукой флейту возле пояса,
поклонился трижды <среди> утра, саду
и быстро-легко
пошёл на восток.
На небе засияли
зори! зори!
Кого ещё там убили,
зори-
зали? —
То не берёзовый-бузиновый
сладкий сок,
по всей земле, по всей земле
прошёл головосек.
Прошёл или ещё проходит?
<И перед глазами брат>
<Вместо>
Вместо ответа
Маринкин брат из тумана
выступил <.>
<и снова растаял> и с ветром растаял.
Почему?
Никогда он его не <видел> <знал> видел —
а значит даже
<руку заметил скрюченную> <руку скрюченную
заметил>
руку заметил
<будто> в землю ввинченную.
На небе засия[ли
зори! зори!
Кого ещё там убили,
зори-
зали? —
То не берёзовый-бузиновый
сладкий сок,
по всей земле, по всей земле
прошёл] головосек 1.
Вот так козацчина прошла,
а мы как будто не слышали.
Себе искали мира, когда там кровь лилась.
Зачем, зачем?
К чему этот мир, <мысли, стремления> к чему эта проповедь
1 Эти девять строк на полях рукописи помечены так:
"на небе засиял
головосек".— Ред.
высокая
и украшенные гербами словесные премудрые аллегории?
К чему <все его> протесты все
<когда они> <мягкие> <напудренные>
когда они мягкие, когда они хрупкие?
"Блаженны милостивые" — сказать палачам? —
Ударить так, чтоб заиграло!
Чтоб пронеслось над хатами,
над бедными всего мира!
<чтобы пробудились незрячие>
Ударить так, чтобы пробудились незрячие,
чтобы стали зрячими рабы, рабы, эта соль земли будущей!
Ударить! ударить!
<На небе засияли
зори! зори!
Кого там это убили,
зори-
зали!..
Кого там ещё убили?
Сковорода чувствовал своим духом,
что что-то непевное творилось в Киеве>
<что-то в Киеве творилось.>
<То не берёзовый-бузиновый
сладкий сок,
по всей земле, по всей земле
прошёл головосек.>
Прошёл.
Но народ <из тьмы не освободил> <не вывел из тьмы>.
<Нового надо ждать.>
За мыслями не заметил
<как лес печальный
престарелый лес прошёл>,
как лес прошёл,
печальный престарелый лес <•> и Голосеевскую сонную пустынь
<прошёл>.
<И> сам не знал:
почему это <он сюда пошёл> здесь он идёт,
а не вдоль берега.
Неужели так и дух его
никогда из леса не выйдет?
<нет> удивлялся
и сам не знал,
почему это лесом <пошёл он> он пошёл, а не берегом.
Взошло недоспавшее солнце
и в туче досыпало
<жёлто-жёлто> желтовато-жёлто...
День <хилый, хмурый> ветреный, облачный
<едва> исчезающие бросал тени от сосен на дорогу1.
<У[же]> Уже <начиналось> виднелось предместье
и Киев из тумана
грязью поблёскивал...
Путь берлин
Остановился в овраге, чтобы выломать себе посох,
<потому что свой забыл,>
и затрепетал без памяти,
закричал!
Чья-то невидимая рука его тянула в ров.
И он, ещё не видя ничего,
впервые мир клясть начал
и тех, кто мир ведёт во тьму
и поливает кровью.
Закричал! —
На дне,
повернув голову к нему,
лежал казак и тоже кричал, казалось,
да только крика
не слыхать было.
Одной рукой в землю ввинтился,
а другую будто на восток солнца простёр,
показывал: туда! туда!
— Маринкин брат! — мелькнуло.
<И кто-то>
И зарыдал Сковорода.
О кто же это так...
Не есть то счастье, что рождает несчастье
1 Сбоку приписано карандашом:
"Познать Бога можно, познав Человека".— Ред.
(ЦДАМЛМ, ф. 464, оп. 1, № 1185.)
[I. GRAVE]
Бунтовщики духа *l
И колесом их кидало *
перекати-полем гнало *.
GRAVE
— А ты всё сам с собою? —
встретил у ворот Иустин.—
Иди, стоит твоя трапеза,
и братия поговорить пришла из Лавры.
— Чего той братии!..— да и умолк.
В душе боролись два <бога> начала:
гармония и справедливость.
И первую заливала ярость,
ибо где же гармония,
если справедливости нет?
...я тут, тут, тут —
затрепетало в листве, скатилось по крыше.
— Пойдём на крыльцо (свят! свят!),
пойдём на крыльцо: грядёт.
— Р-раб! — ударило над ними и обрушилось.
И долго молнию секло, секло
и повторяло где-то внизу октавой:
грязь, грязью грязь...
А гряд от стен и от земли отскакивать пошёл,
словно стуком подкованный —
в шуме, в брызгах, в брызгошуме,
словно стуком подкованный.—
Сумерки,
1 Здесь и далее (кроме "Словарика к поэме-симфонии "Сковорода")
строки, приписанные позже, отмечены звёздочками.— Ред.
как после семидесяти лет,
уже дорог не различал.
Убегал под деревья, в уголки, в низины.
А за ним, словно неизбежная седина старости,
водяная пыль,
кипучая, свежая, холодная...
и над всем вверху просторами рыдания,
дрожь великой души:
где же гармония,
если справедливости нет?
— Григорий, вот послушай:
ты, вижу, что-то задумал,
будто убежать из пустыни надумал.
Останься, поживи!
Ты видишь, как тебя мы уважаем,
как в каждое слово твоё верим
о <духе, материи> <жизни, жизненности, гармонии>
счастье, природе, о сущем.
"Не мечите бисера",— Сковорода подумал.
Вышла братия.
Среди них и те, с кем он учился <в Академии>:
Кирилл, Иерон.
Солидные, откормленные,
по старшинству они на крыльце уселись,
и от дрожания голоса ореховыми бородами потряхивая:
— Останься, останься! — начали уговаривать.
Ещё не надоело по свету?
Пора подумать о пристани.
А пристань тут твоя —
У нас,
в Киеве, в Лавре.
Мы знаем все твои таланты,
мы знаем ум твой и святость.
Столпом истины ты будешь у нас
и церкви украшением на Украине.
Задрожал Сковорода словно пламенем объятый:
— Ой, преподобные!
Напротив на полях позже приписано карандашом:
"Гавриила постригли в монахи, и сама царица была при постриге.
Надо, чтобы был у меня Г а в р и и л хвастун".— Ред.
(ЦДАМЛМ, ф. 464, оп. 1, № 1248, л. 1—2)
[II. GRAVE]
— А ты всё сам с собою? —
встретил у ворот Иустин.
•]'
Ты видишь, как тебя мы уважаем,
как в каждое слово твоё верим
о счастье, <о сущей природе> <о любви,
древе вечности> древе вечности.
"Не мечите бисера",— Сковорода подумал.
Вышла братия.
Среди них и <Те, с кем он учился вместе —
Кирилл, Иерон.> <Кирилл, Иерон, с кем он учился
вместе> он учился вместе —
солидные, откормленные,
по старшинству они на крыльце уселись 2
•и
Довольно и вас,
столпов неотёсанных!
Шляйтесь по Иерусалимам,
в псалтырь барабаньте.
А я знаю своё
и делать буду своё, как я знаю.
Иустин тихо:
— Григорий, довольно.
Не обижай лаврских отцов.
•]
Окаянствуйте!
Окаянствуйте, пока не встал <на вас> цундра.
Простой народ спит —
но всякий сон есть пробудный.
— Ты гневаешься, учитель.
<Скажи же хоть> <на прощание:
где наше счастье?>
Скажи же хоть <к господней трапезе> на прощание*,
скажи же хоть к господней трапезе *
(тут как раз <вынес> послушник вынес столик и*
1 Здесь и далее строки с квадратными скобками отмечают
части текста, вошедшие в основной вариант поэмы.— Ред.
2 Напротив на полях рукописи приписано карандашом:
"Монахи — о М [аксима] Зализняка, который сидел в казематах
К [иево] —П [ечерской] л [авры]".— Ред.
<поставил рыбу на нём> на нём поставил <рыбу *
и вино> рыбу, хлеб и вино): *
где наше счастье?
куда идти?
Сковорода
Всяк есть там, где сердцем сам.
(Первым выпил Иерон <и вздрогнул>, вздрогнул и*
пальцами полез в рыбу) *.
[Иерон]
То <что ж,
мы всегда охочи ближнему служить>
<То охочи мы ближнему служить>
То что ж,
мы всегда охочи ближнему служить.
— Бросьте рясу, пахать идите.
<И е р о н>
— Учитель! а что такое жизнь?
<Нет, вправду,> и как её к себе привернуть?
Сковорода1
В притчах Вардана <сказано \> написано:
Конь под золотым седлом
сказал нагруженному быку:
— Я конь всадника,
золотой трон царя.
Бык сказал:
— Я бык пахаря,
золотой трон земледельца.
Если я не вспашу нивы и ячменя —
под твоим хвостом выстроятся в ряд вороны.
Никто не понял Сковородиной мудрости.
<Послушн\[ик]>
и не <отозвался> увлёкся.
Только <послушник, аж там из тёмных сеней> пьяный,
что сидел аж там где-то в темноте в сенях,
от внутреннего щекотания колени свёл аж до подбородка:
— Женщина? <Ой> Уй, как про женщину ж ты вовремя
вспомнил,
1 Далее 10 строк приписано позже.— Ред.
не послать ли нам
И е р о н
Нет, вправду.
Пусть ты нас, монахов, не любишь,
пусть <манихействуешь> ты манихействуешь и Нового Человека
с бухты-барахты мечтаешь сотворить,
(Сковорода нахмурился бровью)
<но скажи — у тебя же есть бог? —>
но скажи: у тебя же есть в сердце бог?
(Сковорода улыбнулся. Иерон <что-то уже третью
себе> уже себе что-то третью наливал) *.
Неужто ничего тебе не говорит,
что край паш унией терзается,
что наш народ — эта жертва ранняя —
Сковорода
...на фоне смеха рококо?
на фоне равнодушного познания? 1
Иерон
Или, может, ты, глухим звоня,
и сам уж оглох навеки?
Сковорода
К кому такое говоришь, к кому'?
Я же <вам звоню> вам, я же вам звоню, калеки!
Вы ж тот народ опутали
<с дворянством хитрым переметили>
обрядами, послушанием, царём,
с дворянством хитрым переметили,
церковными землями его в рабство закрепили,
а сверху ещё и богом придушили — на!
лежать, мой родной, богоносный.
А родной когда-нибудь <всё-таки встанет> да встанет,
и тогда уж вам будет —
ни стейки, ни гейки.
Тут твёрдо кашлянул Кирилл,
и так будто ни к кому,
а сам, как вол упрямый, из-под лба <глянул> глянул,
1 Рядом на полях рукописи приписано:
"Волку читают евангелие, а он своё: ой скорее же! овечки по горе вон <идут> проходят".— Ред.
(хлеб именно застрял в горле)
и тенором словно по воде плюхнул:
— Вот между нами и разлад.
А чего?
<(Обглодал рыбу с двух боков и костяком в руке *
начал размахивать, доказывать, да оборвался *
костяк от> <Держав обглоданную рыбу за голову*
и костяком в руке начал размахивать, доказывать,*
да оборвался костяк от> <Обглодал рыбу с двух*
боков и встав костяком всем доказывал: спра— *
шиваешь; чего?> <Держа обглоданный костяк за*
голову, начал: спрашиваешь: чего?> <Поднялся с\*
рыбьим хребтом в руке и что-то такое хотел \*
сказать, размахивал хребтом над головами, ко— \*
му-то доказать) > (Поднялся с рыбьим хребтом \*
в руке, размахивал хребтом над головами и что-то \*
такое хотел сказать, кому-то доказать) \*
Спрашиваю: а чего? \*
Мы ж только взяли тебя на пробу.
<Не пойдёшь в епископы —
юрод\[ствуй]> Отказываешься от чести — отказывайся,
да не держи нас в натяжке,
<пришли же к тебе мы как к своему>
к тебе мы пришли как к своему.
<Ореховые> Пьяные бороды вкололись в него
и ждали, что он скажет.
\[—] Именно, именно! — <качали> качали головами.
— <Как к> К своему?
Радуйтесь, рак с неба спускается!..
<Потребуйте ещё себе шумного
да сочините пир.>
(<С руки Кирилловой> <Пер\[еломился]> Обломился
рыбий хребет в руке Кирилла <и упал чиркнув—
ши> и <упал на нос>, упав на Иустина <а оттуда
на>, зацепился в бороде).
— Именно, именно,— <гудело> махали невпопад руками.
Стало смешно Сковороде.
Смешно? Нет.
От отвращения его словно подбросило *,
хотел <накинуться на всех> стол перевернуть*
и всех выгнать, за волосы вытащить \*,
но тут вдруг блеснуло \*
и всё подпрыгнуло и оцепенело, как мысль \*,
только тенор, рассчитывая на удар <грома> \*
(а он боялся грома) \*,
<хот\[ел успеть]> не унимался, как талалай:
так где ж тогда искать нам правды, где? \*
Замолчала братия.
.]
Гроза временами затихала,
и тогда
другую грозу из Киева слышно было.
А что именно —
не разобрать.
Да ещё будто у ворот
послышалось тихое ржание.
Заскрипела врата
и остановилась, кого-то приняв.
<Кого-то приняв> <снова> Вот...