Существуем.
...Свобода. Труд. Знание. Материя —
вот всё то, что н а м он предлагает.
Как здесь. Как везде. В разных видах
и формах. Вот! Полагаю, понятно,
чего он от нас хочет?
Рената
Maman, Сковорода — это тот бывший мой учитель, что
ты его всегда на кухню отсылала?
Пані
(подобострастно)
Хитёр он:
il séduit tout le monde 1.
Рената переводит эту фразу.
1 Он очаровал весь мир (франц.).— Ред.
Обер-офицер
(целясь пальцем, злорадно)
Ага? Ага?
Масон
А глядите, чего доброго, что и вправду он нас...
Да что там всех, — дворянство он
подводит.
Это ж на бруске, гляди, испытывает:
остры ли мы?
Фігель
(псевдоклассически)
Скажите? Подумать только,
какой-то там ххам, м-мужик!
Ага-га-га!
(Приступ смеха.)
Пані
Хитёр же он: il nous a mis sens dessus dessous *. (Да пе-
рестань, Рената.) Il nous a tous boulversé!2
Обер-офицер
Ara? Ara?
М а с о н
Этого уж нет! Чтоб нас перевернуть?
Этого уж нет. (О нет, э-то-го уж — нет.)
Обер-офицер
(сквозь зубы)
Философа, говорю же, нам нужно съесть.
Масон
(ударяет по столу)
Съесть. Так! Хоть что там!
(С досадой и не оглядываясь на вошедшего.)
1 Он нас поставил с ног на голову (франц.).— Ред.
2 Он нас всех потряс! (франц.).— Ред.
Ну что?
Слуга
Крестьяне волнуются. И Сковорода пришёл.
Все
Крестьяне? Сковорода? Ага-ага!
Ракета, метнувшись, изогнутой пальмой выросла. Постояла,
наметилась и побледнела.
Слуга
Огения.
М а с о н
Огения? Сейчас
увидите.
(К слуге.)
Пусть войдёт.
Слуга
Сейчас.
М а с о н
Да не «сейчас», а туда, говорю тебе, пусть придёт. На скалу
Амура и Психеи. (Достопочтенная публика, через минуту мы все
перейдём на скалу.) Всё ли готово к мистерии?
Слуга
Оркестр давно уж ждёт. Балет тоже. А народ...
М а с о н
Ну, не болтай — ступай вон!
Тут же на экране вселенной пролетают улыбающиеся птицы. Куда —
кто их знает. Улыбающиеся птицы.
М а с о н
Видите, —
Огения (не все здесь, верно, знают), —
ну, как сказать, — да вот: знаете? —
беглецы: она и брат
из Белоруссии. На мануфактуру ко мне. (Кстати,
брат её — известный Цундра. Иметь имел сношения с Зализняком.)
Ну вот! —
В комнаты
я взял её. Сперва так: молчит
и таится. То ли цветок, то ли голубка.
Такая глупая. Весёлобровая. Вдруг —
неграмотная же? — книги мои читает!
Книги, журналы, проекты. Я — молчу.
А однажды (ха-ха?), — ну знаете — в постели
(живу ведь один!).
(Тоном справки.)
Дворянство ведает: первая брачная ночь крепостной принадлежит
барину. Хоть, правда, она ещё девушка и вовсе не крепостная, —
ну, не в том дело (живу ведь один!).
Гляжу: как раз вот тут
что-то зашито. (Люблю — жму — обнимаю!)
Сопротивляется. Сопротивляется! кричит!
Сломил её. Уснула... Рас-по-рола
одежду я: хм! — письмо. Адрес — Лейпциг,
Радищеву. Почерк Сковороды —
погодите... вот...
(Вынимает письмо.)
Пані
Неужто?! Не может быть!
Общее возмущение: убить её! Гга!..
Фігель
Ага-га-га!
К и з я ч к о
Интересно: Лейпциг? Ну!
М а с о н
(читает)
«Десятимудрый и двадцатилетний мой друг! «Слово» твоё
получил. Не «Слово» — это адамантовое острие, что разит
тех, кто всё ещё стоит за рабство. Здесь «Слово» приписывают
мне. Паны и власти следят за мною и как на зверя охотятся.
Да я на это смеюсь! Пусть. Дивлюсь я, как ты вырос. Вспоминаю
Петербург, где я встретил тебя ещё совсем юношей. Тебе
уже теперь двадцать! А будто лишь недавно вместе с Декартом
и Спинозой мы обнимали вселенную: Пространство и Движение;
Бесконечное бытие. А будто лишь недавно возмущались вместе
с Морелли и Мабли. Вот она, частная собственность! Вот! Дворяне
тут словно посатанели. Навесили замков на труд,
на волю, на сами права человека. А Екатерина книги пишет
и с малороссийскими дворянами на пирах философствует.
Над царским двором от философствования даже пыль стоит!
Долетели ли до вас камни гайдамаччины? Ой, если бы
долетели! Я борюсь, борюсь, сколько могу. И буду бороться!
И буду! Приветствуй своего друга Вольфганга Гёте. Ему
понравились мои басни? О, что те басни, да ещё в переводе!
Вырезаю сейчас «Марка Простеца», главным героем
которого будет тот простой люд, что его ныне по свету гоняют,
как быдло, как скотину. Пусть. Марко ещё себя покажет!.. Благодарю
за присланный Листок новой едомитской веры. Всё это мне
интересно, но Листок мне давно уже прислали из самой Ченстоховской
тюрьмы, да и Якову Иосифу Франку я мало
доверяю. Здесь со мною моя давняя ученица, что ныне,
словно в тюрьме, в крепости у пана. Да ещё твой друг Амиран,
которому уже к тебе в Лейпциг не воротиться. Его прислала
из Петербурга Тайная канцелярия и, будто бесноватого
(хотя он вполне в уме и памяти), приковала его на
цепь. Но мы рвёмся! Смеёмся! Смейся и ты! Пусть
смеётся весь мир! Благодарю тебя за «Общественное неравенство»
Руссо. Пришли мне ещё Лессинга — «Гамбургскую драма-
тургию», — слышал, что она вышла, а также Лейбница «Новые
опыты».
Твой Григорий Варшава».
М а с о н
Ну, как вам это понравилось?
Ну, Радищев — то это ещё так-сяк. Он же сам пишет:
«двадцатилетний». Но кто такой Гёте? Может, вы знаете?
Может, вы?
Пауза.
Однако!
Сковорода не дурак!
К и з я ч к о
Ххе!
М а с о н
Под видом доброго человека,
под видом юродства, простоты...
Пані
(язвительно)
...а главное, что кроткий, — кроткий, тихий.
6 Павло Тычина, т. 4
161
Он нас берёт, как тех послед-
них негодников! Га? Одинок — и тут же ученики.
Безхитростный — и тут же письмо, связь,
стратегия. Размах: Украина —
и целый мир. Завязка: мир весь —
и простой люд (вернее сказать, подлый).
Ну что ж ещё? — кажется, ясно?
Все
Да,
кажется, ясно.
Дибуль
Великое благополучие, как говорит тридцать вторая статья...
ты ж, боже мой!
[1933]
[ИНТЕРМЕДИЯ]
ДИСПУТ
(Памфлет)
...Там неуклюжесть, будто степь,
там творческий мозг, как медведь.
То Малороссия растёт,
как нос у чёртовой ведьмы.
1768 год. Место — одно из помещичьих
имений на Украине. Лето. День. С одной стороны —
дворец с боковыми лестницами на балкон; с
другой — пригорок со свежевкопанным столбом;
а прямо — майдан, на котором приготовлена
для диспута трибуна, скамьи, раскрытые книги,
фолианты. За майданом — клумбы и кусты, а вдали —
вид на степь. Лень. Жара. Путник идёт. У столба уж путник
(фу! жара...), снял шляпу, вытирается рукой. И так — не то вслух
он сказал, не то подумал: «Хм, а Цундры всё нет?» —
торбинку с плеч. На землю. Лечь бы и самому, может?
Из окон ноет клавесин. Старческий голос шум ступенит, — срывается,
словно по ступеням.
У балкона в ожидании диспута бродят учёные. Спать!
Не дождь ли, часом? Как-то особенно сегодня зевается. Что
скажете? В ответ: «А разве я что сказал? (Молчок.) И то ведь как,
господи, устроено всё мудро: зеваешь, зеваешь, пока не плюнешь».
На возвышении — сам владыка. Стоит, сгорбившись, как памятник.
Мундир на нём, — в один рукав вдет, — повис, словно
конец плаща сзади. Мундироносец, вжав пальцы в голову,
к трибуне локтями прирос. От скрежета даже глаза зажмурил:
«Как!? Основы царства потрясать? Глумиться над дворянством? И кто ж?
(Путник сам себе: «Кто ж, как не голытьба?») Какой-то фабричный,
чернорукий, да ещё этот философ простоволосый, казак блощинного
рода, с растрёпанными ногами, — о нет, этого не простим. Кто там?!»
Из-за кустов — головы косматые (вместо волос ленты с надписями),
зашуршав, хором спросили: «Философ, говорите? О! Сковороду
не так уж страшно, а вот того фабрично-заводского, того
действительно, как и выпроводить, не знаем». (Путник: «Боятся Цундру,
палачи!» — Путник положил губку на кремень, высек искру.) Голоса:
6*
163
«А всё виною наша доброта. Пусть, мол, подиспутирует с нами не
только Сковорода, но и его товарищ. Думали — посмеёмся
с голытьбы, а оно совсем иначе вышло. Потому что тот товарищ
так нас бьёт, что мы и догмы своей протолкнуть не успеваем».
Косматые — через кусты сики — хитро вынюхивают и тут же
разлазятся по книгам. Это догматики. Никто на них не обращает
внимания, ххе?
Вдруг: зык! трубы скрипят! рожки рычат!
Что, может, Сковорода идёт? А не дождётся, чтобы мы его да трубами
встречали.
Слуга
(докладывает)
их преподобия отцы монахи на диспут вылезают из кухни!
Вельможный
Объелись! Пусть.
(С трибуны, пошатнувшись.)
Учёные! Нашли ли вы нужные статьи? Ведь надо же
было кому-то об этом позаботиться!
Учёные рты крестят, зевая.
Догматики! А вы повырезали там тексты?
Догматики за ножницы схватились.
Договоримся раз и навсегда: на диспуте нам придётся грызться
с голытьбой — за каждую букву (хихиканье), за каждую
мертвую черточку.
Цитатный овод налетел, и они, ножницами бренча, против голытьбы
зацокали, защёлкали.
Но тут на пригорке послышался смех. То второй
путник, с торбинкой, в лохмотьях,
подошёл. Могучий взгляд, крепкие плечи, руки
рабочие. Второй. Здравствуй, человек!
Первый. Как здравствуй, так и здравствуй.
(Понизив голос.) Ну так скажи, зачем ты
меня именно сюда вызвал? Второй (снимая
торбинку). Вон, маньяки какие, глянь,
а ещё на нас надуваются, змеи. Пер-
вый. Э, Цундра, захотел у жука мёду.
(Чвиркнул сквозь зубы.) Садись. Второй.
Не называй меня цундрой, теперь я буду
фабрично-заводской, не крепостной, а вольный.
А вызвал тебя я вот зачем (сел на корточки): тсс...
делай вид, что рассматриваем на
столбе объявление.
Вельможный
(кричит)
Наниматься? (Молчок.) Наниматься пришли, спрашиваю!
Никто не отвечает.
Профессор, пойдите хоть вы да поговорите с теми хамами.
(К слуге.) Ну где же твои монахи, наконец, а?
Слуга побежал.
А на пригорке — Первый. Вот здесь на
столбе вырезано две дырки — это значит:
два дня на барина, а вот зарубка — 60 коп.
подушного, 50 коп. за землю и 2 коп. на
почту. Второй. Ещё, может, копейку на
барскую любовницу? Тьфу! Лучше слушай,
что я скажу тебе...
Вельможный
(к учёным)
Ну, конечно, если бы не эти повстанцы, я бы давно уже С ковороду
поставил на колени...
Второй. ...Повстанческие отряды нам надо
объединить — это прежде всего. А потом...
Учёный
...на коле— (зевает) — колени же. И я то же самое говорю (вот,
господи, зевота!) — говорю, что то самое, как его (ну смотри,
опять рот раздирает).
Вельможный
А что ж, и правильно. Прежде всего слабое место врага
нащупать нам надо. А таким является их разъединённость: с одной
стороны — ватаги колиев, а с другой — сам по себе Цундра.
Так мы и должны воспользоваться этим, не дать объединиться.
Что там такое?
Слуга подаёт пакет.
Господа! Радостная весть! Пан полковник пишет: злейшего
нашего врага Марка Черноземлю поймано!
(Все.