Разве быки ревут, когда ясла полны? Страница 29

То ему мерещится удача: земля снова его; он так счастлив, и мать довольна: не уступил своего!.. И Галя любо является ему… Что ни говори, а Галя — красавица! Вот бы такую жену… Радуется Чипка от одной мысли… Но вот повеяло холодом с другой стороны… Земли нет!.. Ходил даром… напрасно пропал… Мать плачет — ей, старухе, снова придётся по чужим полям скитаться… А ему самому как?.. Всё пропало!.. То снова он — хозяин… идёт рядом с Галей… Она глянула ему в глаза ласково, улыбнулась… А злая вражина позавидовала ему — отняла землю, заслонила своей нечистой рукой её милый образ… Что же теперь ему осталось?.. Высовывается, словно из тумана, пьяная фигура Пороха; а за ней — сверкает страшными глазами безумная Галька; тянут к нему ручонки голые, чумазые дети — страшные, иссохшие, дрожат от холода… И встаёт перед ним людская неправда… Видит он: она, как паутина, опутала весь мир, — никому не вырваться из её тонких сетей… Правда, один вырвался — но как? руки и ноги назад скручены… ни сесть, ни встать: стой, как на кару выведенный!.. «Господи, Боже! где же твоя правда?.. — шепчет Чипка. — Где её искать?..» И вот, кажется ему, паутина и его уже опутывает, — вот-вот и он в тенетах! Он рванулся, кинулся… Хочется ему забыться, уснуть. Перевернулся с боку на бок… Сон — как ведьмы украли!..

Кто-то скрипнул дверью, вошёл в избу.

— Это вы, дядька? — спрашивает Чипка.

— Я, — ответил Порох. — А ты ещё не спишь? — спросил и побрёл к своему ложу на другой стороне хаты. Не прошло и десяти минут — Порох захрапел.

«Счастливый он! — подумал Чипка. — Такое горе, а спит спокойно… Тут — ещё только тревога началась, — и то!..»

XV

С ЛЁГКОЙ РУКИ

Утром Чипка встал с досадой в сердце, с туманом в голове. Взял прошение, поклонился Пороху, пошёл в суд. Ещё было очень рано: никого из служащих не было; только один сторож подметал по комнатам разбросанные кусочки никчемной бумаги, и всю коробку с ними, вместе с мусором, высыпал в печку…

— Ранний же ты! — сказал он, увидев Чипку. — Подожди немного… Ещё никого нет…

Чипка сел на скамью. После бессонной ночи, после изжоги осенняя утренняя прохлада казалась ему такой приятной, будто оживила его… Голова потихоньку отходила; мысли становились яснее. Утреннее солнце ласково озаряло его лицо, глаза, навевало дремоту… Чипка закачался, задремал. Разбудил его какой-то гомон. Расплющив глаза, он увидел — во двор ввалилось целое скопище людей. У одного из-за пазухи выглядывал уголок бумаги; у другого на груди как будто горб вырос: то взял с собой целый хлеб на весь день; у третьего — торба за плечами… Каждый что-то рассказывал другому; другой размахивал руками: у всех были свои дела… Чипка сидел молча; даже не вслушивался в людской шум: в нём самом шумело своё горе… Случайно взгляд его упал на одного человека. Тот стоял отдельно под забором, задумчивый, понурый. Остальные сидели, смеялись, болтали. А он стоял молча, как отрешённый, и, казалось, ничего не слышал, не видел… Чипка подумал: «Наверное, и у этого нешуточное дело!..»

И вдруг — кто-то крикнул: «Секретарь! Секретарь идёт!..» Все вскочили, насторожились. Встал и Чипка. В воротах показался сухой, в три погибели согнутый человечек, с зелёным воротником, с блестящими пуговицами… Чипка глянул на него. Борода была гладко выбрита; как топорик, выдавалась вперёд, скрывая в прогалине между длинным носом и собой впалый рот с тонкими сухими губами; голова слегка откинута назад; длинная шея выгнута, как у вола в ярме; на груди топорщились полы форменного сюртука, застёгнутого внизу на две пуговицы, создавая подобие горба, а на спине был настоящий горб — от плеч до тонкой, согнутой талии… «Ну и его скрючило!» — подумал Чипка.

Секретарь Чижик — это был он — вошёл во двор, опираясь на длинную трость, как опираются старцы. Люди сняли шапки. Он окинул всех своим мышиным взглядом — и подошёл к людям.

— И вы к нам, Осип Фёдорович? — улыбнувшись, обратился он к одному, видимо, полупанку, стоявшему тут же среди толпы.

Тот поклонился, рассказал своё дело. Секретарь подошёл ко второму, к третьему — ко всем по очереди. Знакомых называл по имени; незнакомых прямо спрашивал: «А по какому делу?» Подошёл и к Чипке:

— Ты по какому делу?

— С прошением.

— О чём?

Чипка подал прошение. Секретарь шмыгнул носом; вытащил из-за пазухи, с красными разводами, чёрный платок, вытерся и стал тихонько читать прошение…

— Ничего не выйдет! — сказал он, отдавая прошение назад, даже не глянув на Чипку.

— Как это? — удивился тот.

— А так… документов нет!

— Но нам же громада эту землю присудила…

— Ну и что, что громада?..

— А у него есть? — спросил Чипка о своём противнике.

Секретарь глянул, как пятака дал, и снова шмыгнул носом.

— Подожди, — сказал он Чипке и пошёл в избу.

Чипка ждёт час, ждёт два, уже третий… Видит: люди приходят, уходят из суда, а его всё не зовут… Его берёт нетерпение; томится… Когда вдруг выходит сторож:

— Иди к секретарю! — сказал и повёл Чипку через три комнаты, где сидело много судебных служащих: одни по делу, другие без дела.

— О-о! уже повели… муха чует, где нарыв! — смеялись они вслед Чипке…

Чипка вошёл в маленькую комнату, где сидел секретарь, окружённый делами. Сторож вышел и прикрыл дверь. Чипка остался с секретарём наедине.

— Ага! — глянув на Чипку, сказал секретарь, и снова уткнулся в бумаги.

Чипка стоял у порога, молчал.

— Это тебе Порох писал прошение? — не глядя в глаза, снова спросил секретарь, склонившись над делом и что-то черкнув пером.

— Порох.

Молчание. Чипке стало тяжело…

— А что дал?

— Ничего не дал.

Секретарь с недоверием взглянул на Чипку.

— Знаешь что?.. — начал он и запнулся. — Если пятьдесят рублей, тогда и дело можно уладить…

— Х-хе!.. — хмыкнул Чипка, то ли улыбаясь, то ли удивляясь.

— Чего хмыкаешь?

Чипка молчал.

— А где же правда, если так?! — вслух подумал он.

Секретарь смерил его с ног до головы своим мышиным взглядом, который, казалось, говорил: «Ой, какой ты ещё зелёный!»

Чипка глянул на секретаря: глаза их встретились. Мышиный взгляд не выдержал палящего и острого — и вмиг спрятался в бумагу.

Снова — тишина.

— Ну, чего стоишь?.. И меня не задерживай, и себя…

— Рука бы мне отсохла вот по локоть!.. — выкрикнул Чипка, показывая на правую руку, — и вышел из хаты, не договорив.

— Ов-во!! — крикнул ему вслед секретарь. — Горячий какой… Гляди, только бы не обжёгся! — договорил он, выходя следом за Чипкой.

Судебные служащие сначала уставились на секретаря, потом перевели взгляд на Чипку.

Чипка гордо и быстро прошёл через комнату. Он видел, как судебные улыбались, переглядываясь между собой и кивая глазами на секретаря.

— Сутяга! — бросил Чипка вслух, выйдя во двор. Кровь прилила к голове; сердце забилось; лицо побледнело, а глаза сверкали, как у волка. Люди, глядя на него, расступались; давали ему дорогу… Он направился прямо к Пороху.

— Ну что? — встретил его Порох.

Чипка ещё свирепее сверкнул глазами.

— Проклятый!.. каторжник!.. не зря его в три погибели скрутило…

— Как именно?

— Хочет пятьдесят карбованцев… За мою землю — пятьдесят карбованцев!! Хе-хе!!! И кармы на вас нет.

— Вот так всегда. Ты думаешь, как оно делается?.. — подзадоривает Порох. — Не подмажешь — не поедешь… Сухая ложка рот дерёт… ка-хи!.. ка-хи!.. Слышишь, как в горле дёрёт… хоть бы промочить…

— А водка есть? — как-то мрачно спросил Чипка.

— Какой там чёрт… хоть бы капля… пустая бутылка… Вот! — И Порох показал над окном пустую бутыль.

Чипка молча достал из кармана карбованец, кинул на стол, а сам стал ходить по хате — хмурый, как ночь, немой, как гроб.

Порох схватил карбованец обеими руками — и выскочил из избы! Вскоре вернулся с весёлым лицом и широкой улыбкой, а в руках — полная бутылка, солёная рыба-талавирка и небольшая булка…

— Не горюй! — сказал он Чипке. — Полная бутылочка… Выпьем! — смягчив голос и глядя на Чипку, добавил он. — Хорошо, что чёрт унёс куда-то Гальку… Выпьем, а?..

Чипка молчал.

— Ваше здоровье! — обратился к нему Порох и опрокинул чарку водки.

— На здоровье…

— А нашим врагам — на погибель! — добавил Порох, подавая Чипке полную рюмку.

Чипка выпил и сам.

— Что, послаще?

— Чёрт его знает!

— Выпей ещё — послаще будет…

Подносит Чипке чарку… Тот уже протянул руку, чтобы взять, — а Порох хвать её в рот.

— А что, правда, горько?! — сказал он, смеясь. — Ну на, на — подсласти…

Чипка выпил и вторую… В глазах помутнело; ударило в голову… Он начал ходить по хате; развязал язык, дал волю сердцу, стал ругаться… Порох, заедая талавиркой, подогревал словами…

Выпили ещё, ещё… Глаза у Чипки налились кровью, в зрачках загорелся огонь… У сердца — ни меры, ни счёта тому, что там происходило!.. Водка смешалась с страшной злобой — и разожгла сердце… Чипка ослаб. Сел на табурет у стола, опёр голову на руку — и заснул…

Порох ещё долго обгладывал талавирку, обсасывал каждую косточку, каждый кусочек; да пил по полной… пока не стало ни рыбы, ни булки, а водки — только на донышке… Тогда он встал, спрятал бутылку в печку, напоследок залпом выпив остаток — и стал ходить по хате… Долго он шарился вокруг Чипки, наклонялся, прислушивался, тормошил… Чипка спит. Тогда Порох тихонько сунул руку к Чипке в карман, вытащил кисет с табаком и деньгами и, радуясь, выскользнул из хаты…

Чипка проспал до обеда. Проснулся, поднялся… В голове — дурман, в груди — изжога… Начал вспоминать… Прежде всего ему вспомнилась согнутая в три погибели фигура Чижика — гибкая, холодная, как змея… Чипка махнул рукой, нашёл шапку, надел её и вышел из хаты. На дворе бродил с трубкой в зубах подвыпивший Порох и улыбался.

— Прощайте!

— Куда?

— Домой.

— Счастливо…

Понёс Чипка в Пески одурманенную голову, ещё более измученное сердце… Теперь уже не теплилась в душе надежда, не поднимала вверх его дух, не гнала вперёд, как в город…