– Он начал свою деятельность с очень, я бы сказал, важного. Он дал населению воду. По его инициативе очистили и расширили источник с холодной, как лед, водой у скал Таз-Каю, на юго-восточной окраине города. Источник закрыли. После очистки воды в источнике стало больше, и она стала вкуснее. От этого источника чугунными трубами провели воду в город. Теперь на улицах, куда ни посмотри, журчат, плещутся фонтанчики.
Абдурешид-эфенди добродушно улыбнулся и толкнул плечом шурина:
– Дело же не только в городском голове. Что мог бы сделать голова без вас, без искренней помощи друзей?!
Сулейман Али пренебрежительно махнул рукой, повернулся к нему и насупил брови.
– Об искренней помощи говорите?.. Мы оказывали такую же помощь и прежнему голове управы. Но он не смог упорядочить даже мостик длиной в шесть аршин в маале Элекчи... – Потрогал ладонью плечо Усеина-оджи. – Вы только представьте себе, в Карасубазаре выходить ночью на улицу было опасно. Темнота. Там кого-то ограбили, там убили, там похитили девушку... всё что угодно! Абдурешид поставил на улицах города карбидные фонари. Теперь люди вечерами ходят друг к другу в гости. Сегодня в городской управе, говорите, шла речь о строительстве электростанции? Этот вопрос особенно интересует людей с набитыми кошельками. Значит, у Абдурешида-эфенди в строительстве электростанции не будет нехватки средств... Да что и говорить, трудно перечислить всё, что сделал для города мой зять. Однако, уважаемый Усеине-эфенди, мой зять сделал ещё одно очень важное дело... Такое, что не сравнить ни с одним другим его делом. Абдурешид-эфенди выпустил в свет "Ветан хадими"...
Когда Сулейман Али произнёс эти слова, Усеин-оджа вздрогнул, словно в сердце ему одновременно вонзили сто стрел, он даже прижал левую руку к груди.
За столом воцарилась тишина.
Ужин закончился. В комнату вошла Мединэ-ханум и начала молча убирать со стола. Абдурешид-эфенди предложил гостю пересесть на диван, чтобы чувствовать себя свободнее. А он сам и Сулейман Али расположились в креслах. На низенький инкрустированный цветным деревом столик возле дивана Абдурешид-эфенди положил табакерку и пепельницу из раковины.
– Выпустил в свет – это так, – вежливо отметил Усеин-оджа, продолжая прерванный разговор. – Однако не уберёг. – Подложив под локоть подушку, обернулся к Мединеву: – Молодая интеллигенция Крыма очень вам благодарна, эфенди. Но картина, что предстала передо мной сегодня... – опустил глаза, глубоко вздохнул. – Вы, Абдурешид-эфенди, глава городской управы, неужели не смогли встать на пути тех ломиносов, не могли это остановить?
Слова гостя прозвучали как упрёк Мединеву: мол, ребёнка, которого вы родили, вы же и погубили. Тот внимательно посмотрел на учителя и понял, что этот печальный крик вырвался из его сердца. И решил не спешить с ответом. Нужно успокоиться и собраться с мыслями, чтобы уместно ответить своему гостю. Передовые люди стали в последнее время слишком нетерпеливыми в суждениях. А это в нынешней ситуации, во время разгула реакции, может стоить и головы. Народ терпелив. Он вынужден терпеть. Что остаётся тому, кто лишён возможности заботиться о себе?.. Все как будто на остановившемся посреди штормового океана корабле, на котором нет капитана, и кому-то нужно направить его к берегу.
Тогда, когда издавалась "Ветан хадими", читатель находил в ней для себя хоть какие-то живые мысли. Газета разъясняла народу несправедливость существующих порядков. И народ услышал голос правды.
– "Ветан хадими" закрыли по приказу из Петербурга, – произнёс тихо Абдурешид-эфенди; он всегда говорил тихо; даже в минуты раздражения никогда не повышал голос. – К сожалению, представители высшей власти не прислушались к моим просьбам. – Медленно водя кончиками согнутых пальцев по краю столика, он опустил голову, не поднимая её, продолжал: – "Ветан хадими" закрывали и в прошлом году... Немало пришлось побегать, просить высокие чины, давать взятки, и как-то нам удалось снова открыть свою газету. Правда, с условием, что она будет выходить только раз в неделю... Тогда мы нашли общий язык с уездным управлением. А в этот раз... – Медиев замолчал и, что-то решая, начал загибать по одному длинные тонкие пальцы левой руки. Было заметно, что он с чем-то внутренне согласен, а против чего-то возражает; его губы от волнения дрожали. – Сможем ли мы в этот раз добиться возрождения "Ветан хадими", сказать трудно. Времена наступили очень сложные. – Помолчав, поднял на Усеина-оджу зелёные задумчивые глаза и, расправив плечи, медленно откинулся на спинку кресла. – Хотя и сложно, однако сидеть, сложа руки, не имеем права... Если помните, я интересовался у вас, кто из русских писателей сейчас в Ялте. Я не просто так об этом спрашивал... Нам бы очень мог помочь Лев Толстой.
– Толстой? – переспросил Токтаргазы. – Просить его о помощи?! Слишком уж он кажется недосягаемой горой.
– Ну что же нам тогда делать? – развёл руками Сулейман Али.
– Что делать... Я именно об этом и думаю, что делать... Может, нам стоит снова встретиться с муалимом Гаспринским и поговорить, посоветоваться?..
– О чём? Не хотите ли вы снова создавать новую газету? – спросил Токтаргазы не без сарказма.
– Совсем нет! О создании новой газеты сейчас не может быть и речи, – спокойно ответил Медиев. – Речь идёт об общей направленности, о критическом освещении действительности в "Терджимане".
– Мы уже однажды по этому поводу советовались с ним, – сказал Усеин-оджа и стряхнул пепел с сигареты в раковину. – Кажется, вы об этом ещё не забыли, Абдурешид-эфенди?
– Не забыл, – улыбнулся Медиев. – Но мы вынуждены говорить с ним ещё раз. Нельзя сказать, что старик нас не понимает. Ещё как понимает. Но он очень осторожен... Потому что он – человек двух столетий.
– Тогда муалим был нездоров, – сказал Токтаргазы примирительным тоном. – Простудился, когда возвращался на пароходе из Варны. Может, это тоже повлияло на ход разговора... Хотя вряд ли! Он частенько любит говорить: "Подождём до лучших дней!.." Лучших для кого? Тогда...
– Тогда нужно говорить правду чётко и громко. Кто это должен делать? Это должен делать "Терджиман". Других средств и возможностей у нашего народа нет. Поэтому поговорить с ним придётся серьёзно и поставить условия.
– Подождите, подождите... – поморщился Сулейман Али. – По-моему, будет нетактично с вашей стороны ставить Исмаилу-муалиму какие-то условия. Гаспринскому сейчас пятьдесят семь, а Абдурешиду-эфенди только двадцать восемь лет. Вы вдвое моложе его. До того дня, когда вы ещё только появились на свет, Исмаил Гаспринский уже окончил Симферопольскую русскую гимназию, Воронежское военное училище, получил образование у московских профессоров, жил в Париже, Стамбуле, Мадриде...
– Не забудьте добавить, что проводил время с красивыми девушками, полумавританками-полуу испанками во дворце Альгамбра, – смеясь, добавил Медиев.
– В Каире издавал на арабском языке газету "Эльнахза", – продолжал Сулейман Али, ни на мгновение не прервав тираду и пропустив шутку зятя мимо ушей. – В знаменитом зале дебатов "Континенталь" выступил с речью об образовании и культуре мусульман.
– И, наконец, вернувшись в Россию, он женился на дочери поволжского купца Исфендияра Качурина Зоре-ханум, стал отцом троих сыновей и трёх дочерей... Да, всё это было до моего появления на свет, и я об этом хорошо знаю. И все мы относимся с должным уважением и к возрасту Исмаила-муаллима, и к его заслугам. Но не кажется ли вам, дорогой шурин, что он вовсе не обращает внимания на время?
– Да он просто дорожит своей газетой, чёрт побери! Неужели вы не понимаете?.. – сердито воскликнул Сулейман Али. – Тому, кто знает, как он её создавал, легко его понять, – смутившись от своей горячности, он немного помолчал, а затем продолжил уже спокойным голосом: – Мне как-то посчастливилось наткнуться на книгу Льоманова о Исмаиле Гаспринском. Вернее, это не книга, а рукопись. Исмаил Льоманов в своё время преподавал русский язык в татарской школе и одновременно сотрудничал с редакцией "Терджимана". Биография Гаспринского была написана им в 1893 году, к десятилетию со дня выхода первого номера газеты "Терджиман". Рукопись отправили в Одессу на цензуру. Цензура тщательно просмотрела рукопись и вычеркнула из неё большие куски, в итоге разрешила выпустить отдельной книгой. Однако книгу почему-то так и не издали. А через десять лет, когда отмечалось двадцатилетие "Терджимана", снова зашла речь о публикации автобиографии Гаспринского. И на этот раз несчастная рукопись по неизвестным причинам оказалась "в ящике" и осталась там, всеми забытая. Но мне повезло. Я видел эту рукопись своими глазами и даже с удовольствием её прочитал... На первой странице рукой самого Гаспринского было написано: "Доход от издания этого произведения передать на пользу специальной школы для девочек". Так вот, прочитав эту рукопись, я и узнал историю создания Гаспринским его детища – газеты "Терджиман".
Молодой Исмаил Гаспринский, когда ещё преподавал русский язык ученикам медресе, знакомится с таким же молодым и не менее образованным юношей Асаном Нури. Гаспринского поразило, что его новый знакомый в совершенстве владеет несколькими языками – русским, французским, немецким, персидским, арабским, не говоря уже о родном крымскотатарском. Они заходят в кафе отеля "Европа", садятся на миндер в прохладной комнате, оформленной в полувосточном-полувропейском стиле, заказывают по фильджану кофе и, конечно же, между ними завязывается разговор о жизни. Гаспринский узнал немало о Асана Нури.
Родился Асан Нури в селе Айвасили, в 1860 году поехал в Стамбул
учиться – окончил там школы дарульмаариф и дарульталим, затем продолжил учёбу в Джемият-Алие и Османие. Работает в Министерстве иностранных дел. В 1876 году вместе с турецкими революционерами принимает активное участие в движении за свержение султана Азиза; становится одним из организаторов покушения на султана Абдул-Хамида. Однако попытка не удалась. Асану Нури приходится скрываться, постоянно менять жильё. Узнав, что по приказу султана Абдул-Хамида полиции всё же удалось выйти на след многих участников покушения, и теперь тайные агенты активно разыскивают и его, Асана Нури, он быстро садится на французский пароход и отправляется в Европу.
Объехав полмира, Асан Нури в 1879 году возвращается в Крым.