Я бы сказал: "Простите, Афизе-эфенди! Вы почему-то надуты, как индюк. Вы не пожали протянутую руку. Вы чем-то недовольны, Афизе-эфенди?" Вот что я бы сказал, – улыбнулся Усейн-оджа. – Вы сейчас оба напоминаете мне деревья в Бойке. У большинства деревьев там ветви обломаны ураганами, ни тени от них, ни плодов. Только сухостой...
– Так это мы – сухостой? – рассмеялся Феми. – Ну-ка, объясните мне, темному, что значит этот поэтический образ!..
– Лично я хотел бы выйти в гостиную, надеть свои туфли, взять в углу трость и уйти прочь.
Было ли у Усейна-эфенди такое желание? Об этом знает только Аллах! Но Феми-эфенди было не до шуток. Усейн и раньше был упрям, как жеребец. Фикрету и Феми был известен его характер. И если уж он в доме своего старого друга не подал руки давнему приятелю, то это значило, что он не блефует.
– Господа, пора забыть старые обиды! С кем не бывает? Подумаешь, немного перебрали в бузахане Сандуры... Могли бы уже и подраться. Но ведь до этого не дошло, – весело сказал Феми-эфенди, хотя в его голосе чувствовалась растерянность. – Четыре года не виделись, и вот тебе! Место для встречи выбрали – бузахане! Словно во всем мире не нашлось приличнейшего. Я, конечно, ничего не имею против бузы... Пейте на здоровье! Но, напившись, держите свои языки обеими руками. А то наговорили друг другу всякой гадости, а теперь, вместо того чтобы раскаяться, надулись, как мыши на крупу, сопят, исподлобья глядят, руки друг другу не подают.
Феми-эфенди посмотрел на Усейна-эфенди, надеясь, что тот что-нибудь скажет. Но Усейн-эфенди опустил голову и внимательно изучал узоры на ковре под ногами.
– Посмотрите на меня, Усейне-эфенди, – сказал Феми и локтем толкнул его колено, так что тот вздрогнул и поднял голову, будто проснулся. – Друзья не должны быть такими злопамятными...
Усейн-оджа вынул из кармана табакерку, открыл и положил рядом на миндер. Комната наполнилась тонким ароматом табака. Он насыпал щепотку на кусочек тонкой бумаги и начал скручивать сигарету. Медленно провел языком по краю бумаги, заклеил и закурил. Глубоко затянулся, выпустил дым через ноздри. Он делал это подчеркнуто медленно, как будто обдумывал свой ответ.
– Дорогой Феми-эфенди! – сказал наконец Усейн-оджа и закашлялся от дыма. – Вы пригласили меня и мою жену к себе, за что я вам очень благодарен! Я не знал, что у вас будет Фикрет. А если бы знал, то вряд ли приехал бы...
– А я, Усейне-эфенди, приехал сюда только потому, что узнал, что здесь будете вы, – обиженно засопел Фикрет. – Ради Аллаха, поверьте в искренность моих слов!
– Однажды они уже были достаточно искренними, – улыбнулся Усейн-оджа.
– Сейчас я все объясню...
– Какие могут быть объяснения?.. – Усейн-оджа недоверчиво посмотрел на Фикрета-эфенди и затушил окурок в хрустальной пепельнице. – Мы давно поняли друг друга. Между нами не может быть ничего общего. Я выкинул вас из сердца и проклял тот день, когда мы познакомились. Да, Фикрете-эфенди! Но вот ирония судьбы. Я снова рядом с вами в этом доме...
– Стоит ли об этом вспоминать, Усейне-эфенди? – сказал Феми, похлопывая его по колену. – Ведь мы когда-то были друзьями...
– Поэтому я этого и не могу забыть, – грустно промолвил Усейн-оджа.
...Когда Усейн Шамиль работал учителем в селе Сараймен, он получил известие, что в Кок-Козе заболел его старший брат Абибула, который заботился о семье как отец. Усейн любил старшего брата. Для него он был образцом мужества и трудолюбия, поэтому он поспешно выехал в Кок-Коз. Депеша шла в школу неделю, и он торопился, ведь болезнь не ждет. За это время сельские талибы взялись за лечение. Сварили мандалач, хорошо поперчили и дали Абибуле-азе выпить отвар. Потом нагрели кирпич, насыпали влажных опилок, уложили больного, завернули в овечью шерстяную покрывало. Все, кто был в доме, бегали, суетились, – и больного поставили на ноги. Усейн приехал в село, когда Абибула-ага уже мог сидеть и самостоятельно пить кофе.
– Что же это ты, ага? – укоризненно сказал Усейн старшему брату. – Ты же всегда был крепкий, как самшит! Что это ты вдруг заболел?
Абибула-ага и впрямь был человеком необычного здоровья, веселым, никогда не унывал. Когда Усейн еще жил с родителями, старший брат часто рассказывал ему о реальных и вымышленных случаях в горах. А теперь он рассказывал, как заболел.
– Случилось это, когда я развел костер, чтобы заготовить древесный уголь, – рассказывал Абибула-ага младшему брату. – Сам знаешь, какие у нас дикие места. А я был у вершины Куш-Кая, где ущелье без дна, поросшее кустарником. Там, в холодных темных пещерах, вниз головой висят тысячи летучих мышей... В тех местах день и ночь должен тлеть, дымить калав. А рядом с ним всегда кто-то должен быть. Вершины гор там всегда в тумане. Каждый день идет дождь или град. В мою землянку ночью натекла вода, подо мной промокли чекмень и япинджа. Но за день я так устал, что не почувствовал этого. А утром – хочу встать, да куда там, даже пошевелиться не могу. Хорошо, что утром сосед, односельчанин, пришел напиться воды из источника, заглянул в курень... Он и дотащил меня домой. На себе нес...
Усейн прожил в своем селе почти неделю. Гулял по родным лесам, горам, чащам, лакомился лесными ягодами – ювезом, ахлапом, собирал орехи.
В последний день его пребывания в селе старший брат выбрался с ним в горы. Когда они по узкой козьей тропе возвращались домой, Абибула-ага вдруг поинтересовался жизнью младшего брата.
– Усейне! – обратился к нему, и его голос эхом прокатился по горам между скалами и ущельями. До этого они долго шли молча. Усейн задумался и вздрогнул.
– Не надоело тебе жить в степи?
– Нет, ага, – ответил Усейн. – Степной край тоже имеет свои прелести, свою красоту. Если бы ты видел весной степь! Сколько там цветов! Кажется, вся земля до горизонта покрыта ярким ковром. Но ты этого не видел, потому и не поймешь меня.
– А сколько тебе платят за то, что ты учишь детей выводить белые буквы на черной доске?
– Двадцать пять рублей в месяц.
Брат улыбнулся и сокрушенно покачал головой.
– Неужели ради двадцати пяти рублей столько времени надо было учиться в медресе? – Он остановил Усейна, взял за плечо и резко сказал: – Брось эту работу! Слышишь! Брось это учительство! Переезжай сюда, в Кок-Коз. Будешь сажать на своей земле помидоры, лук, чеснок, а в лесу собирать ягоды, орехи, дикие яблоки, груши. А потом продавать на Северной. И больше никакой заботы. За два года станешь урзой! Кем был Бадим-бей – и кем стал!..
– А ты сам, ага, сколько лет собирал фундук, ювез, кизил и продавал их? – смеясь, спросил Усейн. – А почему не стал мурзой? Почему князь Юсупов не жил в нашем Кок-Козе, а стал его хозяином?
– Я неграмотный! У меня не хватает ума ответить на такие сложные вопросы. А ты ученый. Вот сам себе и отвечай.
– Ученый! – огрызнулся Усейн. – Я ничего не могу, как и вы! Я такой же беспомощный!.. У меня, как и у тебя, нет денег. Народ беден. Царь со своей свитой грабит его. Он забрал у нас лучшие земли. А я учу этот бедный народ грамоте, чтобы он наконец прозрел. В степи или в горах... Люди везде одинаковые.
Хотя Абибула-ага не нашел утешения в словах младшего брата, но спорить с ним не стал. И правильно. Если он вернется сюда, разве от этого что-то изменится?..
На следующий день Абибула-ага посадил Усейна на повозку и повез на железнодорожную станцию Сайдирен. У Усейна-оджи было намерение в тот же день сесть на поезд и отправиться в Феодосию, но когда они проехали Бельбекский изгиб, он неожиданно изменил свои планы. И попросил брата повернуть повозку на Тили. Он вспомнил, что ему непременно нужно встретиться в Бахчисарае с одним очень уважаемым человеком.
По прибытии в Бахчисарай он остановился в кофейне "Европа". Времени было мало, он полчаса посидел в номере, отдохнул с дороги, полистал газеты "Таврида", "Саба", "Акишам", журнал "Карагьоз" и вышел на шумную улицу. Пронзительно зазывали к себе лавочники, громко торговались покупатели, скрипели и гремели колеса гарб. А он медленно шел на маале Сырлы-Чешмс к дому номер четыре. В этом доме жил Ягъя Наджи Байбортлы. Ему было тридцать четыре года, он имел европейское образование и в его доме часто бывали выдающиеся люди. Два года назад Байбортлы вернулся в Алупку, где некоторое время преподавал. Сейчас преподавал родной язык в рушдие.
Байбортлы был членом общества молодых писателей "Учкъюн". В это общество входили такие ставшие впоследствии известными писатели, как Усейн Балыч, Джелял Меинов, Эмир-Али Кайышев, Амет Ногаев, Сеит-Джелиль Шемьи.
Ягъя-эфенди радостно встретил своего молодого коллегу, с которым еще не довелось познакомиться, хотя много о нем слышал. Сидя за чашкой кофе и обсуждая общественные и социальные проблемы, они не заметили, как пролетел день и наступил вечер. Ягъя Наджи прочитал эпизоды из своей пьесы "Несчастная Айше", над которой как раз работал. Пьеса была выдержанной в стиле и понравилась Усейну.
Распрощавшись с Байбортлы, он неторопливо шел по притихшей и полутемной улице. Вдруг ему преградил дорогу человек в клетчатом пиджаке. Усейн чуть не столкнулся с ним лбом и сразу узнал в нем своего бывшего одноклассника по медресе Фикрета Шерифа-оглы. Они давно не виделись. Обнялись и засыпали друг друга вопросами. Фикрет сразу захотел отвезти друга к себе домой, оставить на несколько дней погостить, но Усейн сказал, что у него мало времени.
– Тогда давай зайдем в бузахане, посидим и хоть немного поговорим! Я соскучился по тебе, друг, – сказал Фикрет.
Что оставалось Усейну? Пришлось согласиться.
Хозяин бузахане, старый арнаут Сандура, поставил на стол перед ними большой кувшин бузы и два глиняных кружки.