Жена с облегчением вздохнула. О том, как прошёл визит к Исмаилу-эфенди, Аджире-ханум догадалась по глазам мужа. Она всегда угадывала его настроение с первого взгляда. Но на этот раз не смогла прочесть на его лице ни радости, ни печали.
– Встретился с Исмаилом-эфенди? – спросила она, когда они поднимались наверх. – Почему молчишь?
– Встретился, – ответил Усеин-оджа. – Два стихотворения оставил. Обещал напечатать.
– А остальные?
– Остальные... – Усеин Шамиль улыбнулся и покачал головой.
Ему не хотелось рассказывать, как прошёл разговор с Исмаилом-эфенди, что он сказал издателю и что тот ответил. Об этом он расскажет позже. Когда успокоится. Усеин Шамиль всегда делился с женой, советовался с ней. Правда, не сразу, а чуть позже, когда улягутся эмоции. Такая у него привычка.
– Хочешь, скажу, какие стихи он у тебя взял? – улыбнулась Аджире-ханум. – Сказать?
Усеин-оджа пожал плечами и промолчал. Он давно перестал удивляться тому, что Аджире всегда всё знает.
– «Живи с русскими в согласии», верно?
– Верно, – кивнул он и рассмеялся.
– А ты разве не посылал его в журнал «Шура»?
– Посылал.
– Так можно одно и то же публиковать в разных изданиях?
– Можно, – ответил Усеин-оджа. – Если один издатель напечатает, может, и другие осмелеют. Исмаил-эфенди, скорее всего, подождёт, пока эти стихи выйдут в «Шуре», и только потом их опубликует. Такой уж наш Ата. Он любит наш народ так осторожно, чтобы власть об этом не догадалась.
– А кто любит без страха? – с иронией спросила Аджире.
– Есть такой человек, – заметил Усеин. – Но, к сожалению, он пока один... Абдурешид Медеев.
Так они, негромко переговариваясь, поднимались по скрипучей лестнице, когда навстречу им быстро спускавшийся вниз появился Феми-эфенди.
– Ну как? Ата принял вас?
– Принял, – ответил Усеин-оджа.
– Очень хорошо! Очень хорошо! – повторил Феми-эфенди, искренне обрадовавшись ответу Усеина. – Кстати, я специально пришёл пригласить вас к себе домой. Фаэтон ждёт во дворе.
Усеин-оджа был уверен, что не уедет отсюда, не погостив у Феми-эфенди, но не ожидал приглашения именно сегодня. Он так устал, что просто не мог сесть в фаэтон и куда-то ехать. Рубашка, мокрая от пота, прилипла к спине, ботинки покрыты пылью, он весь день на ногах, измотан до предела. Нет, ему сначала нужно прийти в себя...
Заметив, что Усеин колеблется, Феми-эфенди вежливо сказал:
– Хорошо, можете не спешить. Вы, конечно, сильно устали, я загляну за вами немного позже.
И, держась рукой за перила, сбежал вниз.
Над городом сгущались фиолетовые сумерки южной ночи. На улицах тускло желтели фонари. Некоторое время фаэтон петлял по узким улочкам махалли Арслан-аги, пока не свернул в переулок и не остановился за мясной лавкой напротив большого двухэтажного дома, перед которым росли высокие пирамидальные тополя. Усеин-оджа ступил на подножку и легко соскочил на землю. Феми-эфенди подал руку Аджире-ханум, помог ей с ребёнком сойти с фаэтона и отпустил кучера. Учтиво открыл перед гостями железную калитку и провёл их во двор. Они поднялись по широкой лестнице с чугунными решётчатыми ступеньками на второй этаж. В просторном холле их встретила высокая статная женщина; её голову покрывала голубая шёлковая фирланта с мерцающими блёстками.
– Моя мама! – сказал Феми, обращаясь к Аджире-ханум. – Прошу, познакомьтесь!
Кто бы подумал, что эта стройная, красивая женщина — мать взрослого сына. Только приглядевшись, можно заметить, что её румяные щёки немного увяли. А глаза, затуманенные грустью, излучали нежность и осознание утраченной грации. Она крепко обняла Аджире, прижимая к груди, легко похлопывая по спине, как свою дочь, а та стояла и улыбалась, несмотря на округлившийся живот. От неё веяло здоровьем и свежестью.
На её руках утих ребёнок. А Усеин-оджа терпеливо ждал, пока обе женщины обменяются чувствами. Он с уважением склонил голову перед Суаде-ханум и поцеловал ей руку. Её лицо засветилось радостью, она смотрела на него влажными глазами с волнением и нежностью, и он прочитал в них: «Ах, Усеин-эфенди, вы такой воспитанный и скромный молодой человек... Я знала о вашей доброте и раньше. Но разве могла подумать, что вы так надолго покинете свою Суаде-апте?..»
А вслух она произнесла мелодичным голосом:
– Очень рада вас видеть!.. – и упрекнула: – А сколько лет вы не переступали порога нашего дома... Помните? А я всё помню. Если думаете, что у вашей Суаде-апте ослабла память, ошибаетесь!
Усеин-оджа пожал плечами, смущённо улыбнулся и не знал, что ответить. Но молчание воспримется как невежливость.
– Времена изменились, Суаде-апте! – сказал он. – Столько всего навалилось, что я уже себе не принадлежу. Но я часто вспоминал о вас...
– Да-да, конечно!.. – рассмеялась Суаде-апте. – А заботы никогда не кончаются. Но из-за них забывать старых друзей нельзя.
– Не забывал. Просто у меня такая работа.
– А разве работа бывает лёгкой, если относиться к ней серьёзно?.. – заметила Суаде-апте. – Спроси у Феми, легко ли ему?
Учитель пытался всё перевести в шутку и отвечал на упрёки Суаде-ханум двусмысленно и уклончиво. Если бы он сказал всё, что думает, его слова показались бы колкими. «Вы считаете, что я обязан был навещать вас, проявлять внимание. А вы с сыном Феми-эфенди даже не знаете, где я всё это время жил. Я женился, звал вас на свадьбу. Ждал как самых близких...» Нет, упрёки сейчас неуместны.
– Извините, мама, – вмешался Феми-эфенди. – Может, сначала пройдём в гостиную? Усеин сегодня очень устал.
– Конечно, – у Суаде-ханум приподнялась левая бровь, сразу придав лицу надменность. – Я увидела Усеина и обо всём забыла. Прошу!
Суаде-ханум направилась к стеклянным дверям. Усеин-оджа разулся, надел красные чувяки с загнутыми вверх носами и пошёл за хозяйкой. Аджире-ханум, держа ребёнка на руках, легко сбросила туфли на высоких каблуках и в носках прошла в гостиную. Эта просторная светлица, давно знакомая её мужу, показалась Аджире-ханум сказочным дворцом. Европейская мебель сочеталась с восточным убранством. Низкие диваны, покрытые зелёными шёлковыми покрывалами, были вышиты цветами, золототканые длинные подушки под локоть, ноги тонули в мягком персидском ковре, в высоких канделябрах потрескивали ароматные свечи, на стенах в позолоченных рамах висели портреты Азиза-эфенди и Суаде-ханум, в центре зала стоял сервированный овальный стол с изогнутыми ножками. На нём — напитки, холодные закуски, мерцало серебро, переливался хрусталь. Аджире-ханум была поражена роскошным интерьером и старалась скрыть удивление, проступавшее на лице, словно водяной знак.
Когда они вошли в гостиную, на диване сидел мужчина и читал какой-то журнал; он встал и двинулся им навстречу. Высокий, стройный, в белой рубашке, в синих брюках в полоску, на шее у него был повязан широкий короткий галстук, как у русских купцов. Увидев его, Усеин-оджа застыл. Он узнал его сразу. Худое лицо с впалыми щеками, усталые печальные глаза...
Мужчина тоже остановился в нескольких шагах. Мгновение оба молча разглядывали друг друга, затем опустили головы и замолчали. Ни первый, ни второй не протянули руку для приветствия.
– Что же, мне вас знакомить? – смущённо спросила Суаде-ханум, глядя на обоих.
Но мужчины молчали.
Ничего не понимая, Суаде-ханум обратилась к Феми:
– Что всё это значит? Можешь объяснить?
Но сын не сказал ни слова. Отвёл взгляд, ослабил узел галстука, будто он вдруг стал ему тесен. Видимо, он считал неуместным объяснять матери причину напряжённой тишины, а нужные слова, способные разрядить обстановку, не приходили в голову. Ситуацию спас Фикрет Шериф.
– Не стоит... – сказал он мягким спокойным голосом. – Знакомить нас не стоит. – Он обошёл учителя, подошёл к Аджире-ханум, поклонился и поинтересовался: – Простите, с кем имею честь?..
– Аджире-ханум, – быстро представила гостью хозяйка. – Жена Усеина-эфенди.
– А я Фикрет Шериф. Старый знакомый вашего мужа.
Он сказал ещё что-то, но Аджире не расслышала. Слова застряли в горле, он закашлялся. Суаде-ханум усадила гостей, велела сыну развлекать их, а сама вышла. Она терялась в догадках, почему эта встреча оказалась такой натянутой. Она ожидала, что Усеин и Фикрет, которые учились вместе и столько времени жили в одной комнате, бросятся друг другу на шею...
Накануне вечером Феми вернулся домой в приподнятом настроении.
– Слава Аллаху, Усеин нашёлся! – сказал он матери с порога.
Он был весёл и возбужден.
– Завтра обязательно нужно пригласить его на чашечку кофе!
– Конечно! – обрадовалась Суаде-ханум. – Ведь Усеин мне как сын!
Усеин-оджа с женой сели на диван, а Феми и Фикрет Шериф устроились напротив в креслах. Было тихо, лишь ребёнок на коленях у Аджире повизгивал и пытался схватить мать за волосы или за ухо. Каждый думал, с чего начать разговор. Кто-то ведь должен начать. Но кто?
– Почему все молчат? – вдруг спросил Феми.
Но никто не ответил.
В комнату вернулась Суаде-ханум. Она заметила, что Даниял не даёт матери покоя, и повела Аджире-ханум в соседнюю комнату.
– Он хочет спать, – сказала Аджире-ханум. – И вы тоже немного отдохните... Вам сейчас надо чаще отдыхать, – добавила она с улыбкой и скользнула взглядом по округлившемуся животу женщины.
Когда в гостиной не стало женщин, Феми-эфенди взял мягкий зелёный пуфик, стоявший у трюмо, поставил его перед Усеином и Фикретом, сел между ними и облокотился на их колени.
– Допустим, Усеин не учитель, Фикрет не инженер на железной дороге, а я не коммерсант... Мы трое, как и шесть лет назад, простые сохты, которые случайно встретились и захотели немного посидеть, повеселиться вместе. Что бы вы подумали обо мне, если бы я сидел, надулся и молчал?
– Я бы взял тебя за руку, за ногу, раскачал и выбросил в окно, – сказал Фикрет.
– Со второго этажа?
– Только потому, что в этом доме нет третьего.
– А вы, Усеин-эфенди? – весело спросил Феми.
– Я? – Усеин Шамиль пожал плечами. – Я бы не стал вас выбрасывать из окна, Афизе-эфенди.