Quid conservat? Caritas, caritas. Quid delectat? Garitas, caritas primum et medium et postremum, α καί ω, breviter ut illo claudam: A te principiutn, tibi desinet...
Sed avocat graeca carnpana.
Vale, carissime Michaël! Graeculus tuus peramanter est a me exceptus.
Tuus Gregor[ius] Sabbin.
Здравствуй, драгоценнейший любитель муз, Михаил!
Я знаю, что и тебе, Михаил, не будет неприятно,
Если это дитя принесет тебе мое письмо,
Написанное тем, кто любит тебя больше собственных глаз,
Кто горит огнем благочестивым, пылает любовью,
Любит, горит, страстно обожает тебя всем сердцем, друг мой.
Тобой утешается, любит, тобою восхищен.
Для меня не столь сладки благоухания цветов и аттический мед,
Как сладка твоя душа, наполненная взаимной любовью.
Пиши мне, если есть что-то радостное и дружеское,
И, пока живешь, плати мне любовью за любовь.
Меня же от любви к тебе не оттолкнет никакая старость,
Хоть бы достиг я возраста Титона или Нестора... 277
Что отвратительнее любви вульгарной, притворной, и, напротив, что божественнее любви христианской, то есть истинной? Что есть христианская религия, как не истинная и совершенная дружба? Разве Христос не установил, что знаком Его учеников является взаимная любовь? Разве не любовь соединяет всё, созидает, творит, подобно тому, как вражда разрушает? Разве не называет Бога любовью Его возлюбленнейший ученик Иоанн? Разве не мертва душа, лишенная истинной любви, то есть Бога? Разве все дары, даже ангельская речь, не ничто без любви? Что даёт основание? — Любовь. Что творит? — Любовь. Что сохраняет? — Любовь, любовь. Что доставляет наслаждение? — Любовь, любовь, начало, середина и конец, альфа и омега. Завершу коротко: от тебя начало, в тебе же и конец.
Но уже зовет меня звонок на лекцию греческого языка.
Будь здоров, драгоценнейший Михаил! Твой грек принят мною с величайшей любезностью.
Твой Григор[ий] Сав[ич].
33
[Харьков, местный; вторая половина февраля 1763 г.] / 701 /
"И сЂд, учаше при брезЂ etc. c корабля"
Navigat in portu, procul est cui vita negotiis,
Qui curis quique est ambitione procul.
Qui caute mundi credit se fluctibus hujus.
Navigat in portu, nat bene tuta ratis.
Quisquis at in pelagum convertit vela profundum,
Quis timor exanimat? quis jacit aestus eum?
Fortunate quater! qui nunquam ingressus es altum,
Si tibi docta quies, musa quieta placet.
О divina quiess! о nondum cognita divum
Munera! tui pretium διά cerebra sciunt.
Eja tene portum, contemnito munera plebis!
Commissus pelago desinis esse tuus.
Quid tibi cum curis? curae sunt aspera spina.
Suffocant istae verba sacrata dei.
Nec serit haec Christus, pelago nec praedicat alto.
Navigat in portu: hic, hic docet ille suos. / 702 /
Cariss[ime] Michaël!
Diu deliberavi utros versiculos mitterem. Tandem hi meliusculi sunt visi non ob aliud, nisi quod facilius fluxerunt. De tua 278 vero ambrosia ipsa dulciore scheda quid dicam? Ita me deus amet... sed vereor in os te laudare.
Vale, carissima anima, ac macte virtute!
Tuus Gregorius.
["И сЂд, учаще при брезЂ... и проч. с корабля"].
Плавает в гавани тот, чья жизнь далека от суеты,
Кто далек от забот и честолюбия,
Кто осторожно предается волнам этого мира,
Тот плавает в гавани, и челн его в доброй безопасности.
Но тот, кто направляет паруса в глубокое море...
Какой страх замирает в груди его! Какие волны бросают его!
Четырежды счастлив, кто не выходил в открытое море,
Если любишь разумный покой, мирную музу.
О божественный покой! О неизведанные дары
Божьи. Лишь ум способен познать твою цену.
О держись пристани, презирай дары толпы!
Доверившийся морю перестаёт принадлежать себе.
Что тебе до забот? Заботы — жесткие тернии.
Они заглушают слова Божьи.
И не сеет их Христос, и не проповедует в море.
Он плавает в гавани: здесь, здесь он учит своих.
Драгоценнейший Михаил!
Я долго размышлял, какие стихи тебе прислать. Однако последние показались несколько лучшими лишь потому, что легче излились. Но что же мне сказать о твоем письме, слаще всякой амброзии. Да так бы любил меня Бог... Но я боюсь хвалить тебя в лицо.
Будь здоров, драгоценнейшая душа, и возвышайся добродетелью!
Твой Григорий.
34
[Харьков, местный; конец февраля — начало марта 1763 г.] / 141 /
Pax tibi, mi frater!
Heri turbato distractoque animo, idque praecipitanter, scripsi, nec mirum, si tibi non est satisfactum: cum praesertim subdifficile tuum sit πρόβλημμα. Agnosco et ingenium et studium tuum in litteras simul et virtutem, et vehementer gaudeo. Age igitur experiamur, num possumus solvere, modo Christus aspirare dignetur.
Sed tamen in magnis et voluisse sat est.
An etiam, inquis, in virtute modus servatur? Si non, in diligentia non esse modum necessarium. Sin, cur alius alium in 279 virtute excellit? Haec tua. In pritnis autem sciendum est, duas esse classes quasdam virtutis studiosorum: unam perfectorum, alteram tyronum, seu ut Paulus vocat, puerorum.
Ex his colligere licet duo item esse virtutum genera: unum genus, quo complectuntur quae vocantur proprie virtutes, ad quas velut ad finem ceterae referuntur; quod alterum genus est scilicet. Atque perfecti sive viri, unde et virtus dicitur, arcem ipsam jam virtutis tenent ubi nullus modus, quia nulla satietas; / 142 / unde fit, ut alius alio sit praestantior, cum etiam in arce sint gradus superandi, ut quo quis alium superet eo plus emolumenti humano generi afferat, ac hoc fiat similior deo, cujus bonitatis nullus finis, nullus modus, nullus numerus.
Proinde a Paulo quinque, ni fallor, classes numerantur electorum, videlicet, respectu meritorum. Quo enim quis est ab omnibus terrenis alienior, eo coelestibus propior ipsique lucis fonti. Huc Davidis illud, quod ego nunquam non cantillo: "Яко по висотЂ небесной от земли, утвердих" etc.
Tales virtutes sunt propriae virtutes, quarum dominus est ipse ‛ο ών sive ‛ο θεός. Haec illae sunt fides, spes ac omnium maxima finemque non habens caritas. Αυτός γάρ ‛ο θεός dicitur ’αγάπη. Quae omnia sine fine aedificat. Fidei proprium cernere sive intelligere, quoque plus cernit, plus sperat, quo magis sperat, ardentius amat, gaudens bene facere, quantum fieri potest latissime sine ullo fine modoque. О utinam, mi anime, possis ad hanc arcem olim pertingere! / 151 / О quam paucis hanc contiagit adire Corynthum! Visne pervenire? rationibus tibi est opus, vos vocatis media. Quae autem media? Haec sunt: graecarum romanarumque literarum peritia, quae paratur lucubrationibus (jam audis et medium medii), fuga turbae seculariumque negotiorum, contemptus divitiarum, jejunium et abstinentia, breviter neglectus carnis, ut spiritum acquiras. Hae demum sunt vulgares virtutes, quae etiam improbis adsunt; in his modus est servandus, ut ad illa, in quibus nullus modus, perveniatur. Alioquin si unica nocte per immodicas vigilias aut oculos aut pulmonem laedas, quomodo deinceps legere ac colloqui cum sanctis poteris? Quo pacto ab iis disces deum? Fides videt deum et divina est; ad hanc ut pertingas, serva vigiliarum laborumque modum et dum quaeris spiritale, cave occidas carnale, si te ducere potest ad meliora. An non stultescit, qui lonqum iter ingressus, modum in eundo non tenet? Nae iste non est perventurus Hierosolymam. Morbus aut etiam mors in via intercipiet. Vide igitur, ne tua te diligentia modum nesciens aut conjiciat. Ah non libet male ominari.
Tu, mi Michaël, omnia fausta mereris. / 152 / Fugis turbam? Modum hic quoque serva! An non stultus sit, qui ita fugiat, ut cum nemine prorsus unquam loquatur? Insanus talis est, non 280 sanctus; vide, cum quo loquaris verserisque. Jejunas? An non mente is captus tibi videatur, qui nihil prorsus aut venenatum aliquid concedit corpusculo? Subtrahe pabulum supervacuum, ne ferociat asellus, id est caro; noli rursum fame necare, ne possit vehere sessorem. Haec sunt illae pulchrae res, quae sine modo pessimae sunt. Sunt qui in hac aetate, qua es, nimium indulgent vino, sunt qui equis aut canibus nimis capiuntur aut luxuria. Sunt contra, qui nimis austere vivunt. Unde pulcherrimum illud ac divinum: μηδέν ’άγαν.
Rescribe, quid tibi videtur, ut cognoscam, placentne haec. Utinam Christus dignaretur intervenire nostrae ‛ομιλία, qui pollicetur se adfuturum, ubicunque duo in suo nomine congregarentur; alioquin sine illo omnia frustra.
Vale! mi Michaël!
Tuus in domino totus Greg[orius] Sabbin.
Мир тебе, мой брат!
Я написал это вчера в состоянии смятения и рассеянности и притом очень поспешно. Неудивительно, что написанное тебя не удовлетворило, особенно если учесть значительную сложность твоего вопроса. Я признаю твои таланты и твоё усердие в науках, а также добродетель, и очень радуюсь этому. Ну же попробуем, сможем ли мы решить этот вопрос, если Христос дарует нам вдохновение.
Однако в великом деле достаточно и желать. Неужели, спрашиваешь ты, и в добродетели следует сохранять меру? Если это не так, то и в усердии также не нужно держаться меры. Ибо почему один превосходит другого в добродетели? Таковы твои мысли. А прежде всего следует знать, что существуют два класса поборников добродетели: один класс совершенных, другой — новички, или, как их называет Павел, ученики.
Отсюда можно заключить, что существуют два вида добродетелей: один вид охватывает то, что называется добродетелями в полном смысле слова, к которым, как к цели, стремятся все прочие. Эти последние и составляют второй вид. Но совершенные, или мужи — viri — отсюда добродетель получает своё название — virtus, занимают уже сам дворец, или крепость добродетели, где нет никакой меры, так как нет и насыщения; отсюда следует, что один имеет преимущество перед другими, ибо и во дворце существуют степени восхождения, и чем большее кто имеет преимущество над другим, тем больше пользы приносит он человеческому роду и становится подобнее Богу, благость которого не имеет границ, не знает ни меры, ни числа.
Отсюда у Павла, если не ошибаюсь, насчитывается пять классов избранных, то есть таких, что достойны почестей. Ведь чем более чужд кто земному, тем ближе он к небесному и к самому источнику света.