Imo vero profecto, ubi accepi ad te scribere, semper modum mihi quaero, non copiam affecto. Ego ille sum, qui amicos tanti facio, ut nihil pluris aestimem, amicos, inquam, optimam vitae, ut tuus Laelius loquitur, supellictilem.
Trahit sua quemque voluptas. Contemno Croesos, non invideo Juliis, despicio Demosthenes, miseror divitum: obtineant sibi quaelibet. Mihi amici si adsint, non modo felix, sed beatissimus esse videor. Quid igitur mirum, si mihi nil dulcius, quam garrire cum amico? Modo me deus in sua virtute confirmet, modo me virum honestum faciat sibique amicum: sunt enim viri boni quidem dei amici, et inter tales solos optimum donum est puta vera amicitia; de caeteris omnibus mihi οθδείζ κατά παροιμίαν λόγος.
Vale! cariss. ac virtutem, parentem omnis dulcedinis, cum bonis literis ama et nos redama!
Tuus Greg[orius] Sabbin.
Festo Joannis Chrisostomi, ianuar 27.
Плутарх говорит:
"Как подделки под золото подражают блеску и красоте золота, так и льстец, подражая приятности и привлекательности друга, всегда кажется весёлым и блистательным А, никогда не сопротивляясь и ни в чём не отказывая. Всё же мы не должны сразу подозревать в лести тех, кто хвалит: своевременная похвала приличествует другу не меньше, чем укор. Тем более мрачность и склонность всё порицать чужды дружбе и товариществу.
А Блистательный — то же, что и сияющий. Прим. автора.
Кто же, будучи к нам доброжелателен, свободно и решительно воздаёт похвалу тому, что достойно похвалы, — от такого человека мы легко переносим и укор, считая, что тот, кто легко хвалил, укоряет лишь по необходимости".
Дражайший мой Михаил!
Так как теперь мне нечего тебе сказать, то через моё посредство с тобой будет говорить наш Плутарх — муж, исполненный веры и честности, один из самых выдающихся среди тех, кто посвятил себя благородным Музам, этим чарующим Каменам (музам) и небесному Геликону. Но разве тебе не кажется это странным, даже крайне странным, что у меня, друга, не хватает слов, особенно для тебя? Что до меня, то такого человека я считаю пустейшим, чем сама философская пустота. Но, разумеется, когда я берусь писать тебе, я всегда должен заботиться о мере моих чувств к тебе, а не о их богатстве. Я принадлежу к тем, кто настолько ценит друга, что ставит его превыше всего и считает друзей, как говорит твой Лелий, лучшим украшением жизни.
Каждого влечёт его страсть.
Я презираю Крезов, не завидую Юлиям, равнодушен к Демосфенам, жалею богатых: пусть владеют чем хотят. Я же, если у меня есть друзья, чувствую себя не только счастливым, но и блаженнейшим. Так что же удивительного в том, что для меня нет ничего приятнее, чем беседовать с другом? Только бы бог укрепил меня в своей добродетели, только бы сделал меня человеком достойным и близким себе, ибо добрые люди — это друзья божьи, и только среди них сохраняется наивысший дар, то есть истинная чистая дружба. До всего остального мне нет никакого дела, как говорит пословица.
Будь здоров, дражайший, и вместе с добрыми науками люби добродетель, мать всякого утешения, и возлюби нас взаимной любовью за нашу любовь!
Твой Григ[орий] Савич.
В праздник Иоанна Златоуста, января 27.
28
[Харьков, местный] 30 января 1763 г. / 1081 /
ЭПИГРАММА
Ter tribus ut musis olim Venus obvia facta est
Cum Cupidone suo, talibus alloquitur:
Me colite. о musae, cunctorum prima deorum
Sum: mea sceptra omnes diique hominesque colunt.
Sic Venus. At musae: verum in nos juris habes nil.
Musae Helicona sacrum, non tua regna colunt. 269
Carissime mi Michaël
Χόρευε ’εν τω̃ κυρίω!
Duabus horis προανασταάς τω̃ν ορθρινω̃ν εθχω̃ν, et egomet mihi ‛ομιλω̃ν , inter multas non impias cogitationes feci καί τό ’επιγράμμα. Memini, me legisse tale inter graeca ’επιγράμματα, cum agerem jam in coenobio s. Sergii. Id quoniam non subiit, meis verbis eandem sum sententiam complexus. Venustum mihi visum est in primis summumque musarum τό ’άδυτον tangere ac resipere, dignumque, quod hodie cantaretur, cum τω̃ν τρειω̃ν τω̃ν μεγάλων τη̃ς οίκουμένης διδασκάλων recolimus memoriam. О utinam, mi Michaël, nobis quoque ad tantum τη̃ς ’αρετη̃ς cacumen contingat eluctari!
Januar 30. / 1082 /
Ταυ̃τα εύχεταί σοι σός Γρηγόριος.
Ubi quid in graecis vocibus, ut est, hallucinatus sum corriges meque mones. Ουδέν τούτου φιλότερον, et nosti illud: χείρ χει̃ρα νίπτει 1.
1763.
ЭПИГРАММА
Музам когда-то девяти повстречалась Венера,
С нею — её Купидон; слово заносчивое — в устах:
"Музи, почтите меня, я старшая всех олимпийцев,
Люди и боги вокруг пред моим жезлом склонясь".
Так говорила. А музы в ответ: "Над нами ты власти не имеешь.
Наша святыня — не ты, наша любовь — Геликон".
Дражайший мой Михаил!
Радуйся о Господе!
Встав за два часа до утрени и ведя разговор с самим собой, среди других благочестивых размышлений я составил эпиграмму. Помню, среди греческих эпиграм я читал подобную, когда находился в монастыре св. Сергия. Так как не смог её вспомнить, то своими словами передал ту же мысль. Мне кажется, она прекрасно и величественно возвышает святилище муз и достойна того, чтобы её пели сегодня, когда мы чтим память трёх великих учителей вселенной. О, если бы и нам, мой Михаил, удалось достичь такой же вершины добродетели!
Этого желает тебе твой Григорий.
Января 30.
Если в греческих словах, как они здесь написаны, я ошибся, исправь и извести меня. Нет ничего дороже этого, и знай правило: рука руку моет.
1763. 270
Страница автографа письма к М. Ковалинскому.
29
[Харьков, местный] 7 февраля [1763 г.]
Ex Erasmi chiliadibus proverbiorum.
Aristoteles, Maglnorum] moralium, lib. 2
‘Όταν βουλόμεθα σφόδρα φίλον ειπει̃ν μία φαμέν ψυχή ‛η ’εμή καί ‛η τούτου. Quum volumus valde amicum dicere, una inquimus anima mea et hujus. Idem eodem lib.: ’Έστι γάρ, ‛ώς φαμεν, ‛ο φίλος ‛έτερος ’εγώ. Est enim, ut dicimus, amicus alter ego.
Verum audi et ex Plutarcho: "Simias ajunt сарі, dum homines imitari conantes, eorum motus et saltationes adsectantur. Adulator autem alios imitando decipit atque illicit, non eodem omnes modo. Cum aliis saltat atque cantat, aliis palaestrae se et exercitationum corporis socium adjungit. Quodsi adeptus est literis et disciplinis deditum adolescentem, totus jam in libris est, barbam (philosophicam) ad talos usque demittit, pallium gestat, rerum delectum ornittit, in ore sunt numeri et rectangula ac triangula Platonis". / 82 /
Desideratissime Michaël!
Cum omnis temporis jactura gravissima sit, tum vero horum angelicorum dierum — hei! unum quodque raomentum tam pretiosum, ut, quantum alias possessiones tempus vicit omnes, tantum heic se ipsum etiam vicerit. Nunc demum noster internus homo не carne gravatus, sed veluti vinculis ruptis expeditus, aut additis alis alatus in morem του̃ ’αετου̃ tollitur sublime, ac, veluti in aequore camporum apertorum, in immensibus caeli regionibus libratur, agitatur, velitatur ambiens πρός τό κα̃λλος τό θει̃ον penetrare atque pertingere, ubi angeli assidue spectant τό πρόσωπον του̃ πατρός, supra sortem humanam delicantes. Ο hos dies jucundos, nectareos, omniumque rerum, imo et dierum pretia nullo negotio superantes! Ο asperum primum durumque jejunium, quonam nos perducis? Sic semper virtus omneque bonum principio amarum, fine adulcatur. O mi Michaël carissime! cave has dieculas nugis insumas! Agnosce thesaurum, agnosce sortem tuam regum persarum sorte multo potiorem. Quid trepidamus, si heic dormitamus? Tempore coelum, imo ipse deus emitur. / 91 / Nunquam te desinam adhortari ad non vulgares musas illas, ad praeclara illa vulgo contempta facinora, ad libros illos, quos "Quos rara contrectat manus", ut Muretus ait. Nec possum non uti calcaris loco illis Erasmi nostri verbis: "Cogita juventa nihil esse fugacius". Plinianum illud semper animo insideat tuo: "Omne perire tempus, quod studiis non impertias".
Quodsi quando te excitare debeam, his plus quam aureis certe horis ante moriar, quam desinam, sive opportune sive 272 non. Veniet tempus, cum cibo potuque obruti ad terram reclinabimus, pulcherrimos animi oculos non valentes sursum tollere. Nunc hic, ut Maro ait, aurai simplicis ignis cum sit liber atque agilis, quid cessamus evolare είς ουρανόν? quin exercemus ejus alas, ut aliquando pertingat ad dissitissimum illum terminum metamque, de quo sic nostra cariss.