Sed tu si vis abrahamitice auscultare, aliquid fode hic cum pueris Isaak et fortassis dimota terra aliquid aquae vivae invenies. Vel sic: peperit, et tamen virgo? Oportet heic esse aliquid mysterii. Ergo pariunt etiam virgines? Phy! et maxime quidem. In humanis rebus hoc quidem impossibile; sed heus! amove, inquam, terram! Habet enim et spiritus suam generationem, et ubi tam regnat spiritus, quam ubi ei adversa caro stricta cingulo virgineae castitatis. "Возвеселися, неплоди нераждающая" etc...
Vale, Isaaci proles!
Σός Γρ[εγώριος] ό Σά[ββιν].
Блаженны очи ваши, что видят, и уши, что слышат.
(Мат[фей], гл. 13).
Всякий, кто рожден и всем сердцем искал, несомненно, найдёт и увидит то, что могут видеть не глаза всякого, а только глаза блаженных. То есть: божественную истину труднее всего найти, но тем, кто её узрит, она — наисладчайшая. Познание истины — завершение всего ["раз†бо сего (духа святаго) ни дЂяніе, ни слово"], как сегодня сказано об этом в антифонах, — оно не начинается и не заканчивается. Так искал Авраам, оставив землю свою; этим путём пошёл Исаак, которому Господь указал землю; то же сделали Иаков и его сыновья. Иметь в себе Духа Святого — значит не что иное, как видеть истину Божию, которая есть истина единая. Если её видели Аристотель и его последователи, то они блаженны; если нет — они 256 безумные философы. Если мы потомки Авраама, если мы того же с ним духа, мы подтвердим это делами подобными; ибо откуда, как не по плодам нашим, известно, что в нас есть дух праотцев? Что другие делают, к чему стремятся, они сами увидят; я же твёрдо знаю, что всего себя посвятил исканию одной лишь божественной истины. Успеха я в этом не достигну? А всё же, в конце концов, он будет. Сегодня я слышал из Евангелия: ["Очи бо ею держастеся, да его не познают"]. И всё же они Его узнали, хотя глаза их плохо им служили. Чего же не победит честный труд? Разве не приятно трудиться, когда мы рождены для этого, когда мы проникнуты духом Авраама? Ведь естественное движение со временем становится всё стремительнее. Поэтому хочется сказать с Павлом: "Буду стремиться, может быть, достигну" (к Филиппийцам, гл. 3). "Гоню же, аще и постигну, то есть особливо постигну" — "Братие" и проч. Если во мне ничего нет, кроме жара сердца, или, словами евангелиста, нашего пылающего сердца, то и этому радуюсь, ибо пылкое желание исходит от Духа Святого, который, как начал, так и завершит, чтобы мы могли сказать: ["Мы же откровенним лицем взираем на славу Божию"]. Этим я живу, над этим с радостью тружусь днём и ночью, в этом решился, мой драгоценнейший Михаил, умереть, хотя я уже давно умер для мира, чтобы однажды восстать во славе с Христом. Тебя же я считаю Авраамовым потомком и хочу и желаю, чтобы ты был моим союзником и спутником в жизни, от которой все бегут. Если у тебя сердце пылающее, а оно, без сомнения, должно пылать, если ты тот, кем я тебя считаю, изгони из груди всякую смертную заботу, смой грязь из сердца. Грязь — это всё земное, а что видимо — то земное. Если огонь в твоей груди настоящий и искренний, то сгорит всё земное, что в ней есть, чтобы ты однажды стал чист сердцем и узрел Бога, Бога и Истину, которая делает блаженными глаза, её видящие. Кто по-настоящему воспылал — тот хорошо начал, а хорошо начать — значит наполовину завершить. Приучи себя к тому, чтобы ежедневно через глаза или уши входило в душу твою что-либо не только из Священного Писания, но и то, что увидишь и услышишь из случайных событий; пережёвывай это, размалывай и, насколько сможешь, превращай в питательный и спасительный сок, как животное, что должно быть принесено в жертву Богу. У тех, чья душа низка, лучшее из написанного и сказанного превращается в худшее, и Сам Христос для них — преткновение. Но для тех, кто исполнен Авраамовым духом, Бог даже из бесплодных скал творит божественное и прекраснейшее потомство. Если мимо тебя, например, проходит пьяный, думай так: Бог дал тебе зрелище, чтобы ты на чужом примере осознал, какое великое зло пьянство — беги от него. Идёшь мимо нищего, который лежит с гнилыми ногами или с лицом, напоминающим трупное и вызывающим ужас, рассуждай так: этот или эта, без сомнения, вели распутную жизнь — вот плоды распутства. О, счастливы те, кто может быть свободен от этого зла; о, как велико значение здоровья и непорочности! Какая высокая добродетель! И как немногие ею обладают! Если ты стоишь в храме, слышишь, как чтут пояс Пресвятой Девы, слышишь, что этому поясу приписывается божественная сила, что город, где он хранится, называют блаженным и считают безопасным от всех бед, то думай так: здесь непременно есть таинство, ибо если плоть не приносит никакой пользы, то как же может помочь пояс, который служит плоти? Манна? Что это? Толпа же воспринимает это, как осёл — звуки лиры. Но ты, если хочешь слушать по-авраамовски и разуметь, копай здесь с отроками Исаака, и, может быть, откинув землю, найдёшь воду живую. Или так: родила, и всё же дева. Значит, и здесь должно быть таинство. Итак, рождают и девы. Пфе! И ещё как! В человеческих делах это, правда, невозможно. Но отринь, говорю, землю. Ведь и дух имеет своё рождение, и где же так царствует дух, как не там, где ему противостоит плоть, обвязанная поясом девственной чистоты. ["Возвеселися, неплоди нераждающая"] и проч.
Будь здоров, потомок Исаака!
Твой Гр[игорий] С[авич].
22
[Харьков, местный; октябрь — декабрь (?) 1762 г.]
ODA HORATIANA 1 (LIBRI II, XVI) "DE ANIMI TRANQUILLITATE"
[Ода Горация (книга II, XVI) "О спокойствии души"]
Купец покоя в страхе сладка Бога просит,
Когда по морю его вихрь бросит,
Как луну облак и звёзды пречистые
Скрыл ужаснейший.
Просит покоя в брани турок бешеный
И красным луком китаец обвешанный,
Но даже, друг мой, дорогая порфира
Не даст нам мира.
Не царская власть, не сундук золотой
Усмирит души бедной волны крутой,
Не утишит живущие вздохи
В красном пороге.
Сладкий покой — у нищеты лишь мать,
Где лишних вещей в доме не видать,
Где не мешает ни страх сну сладкому,
Ни похоть гадкая. / 892 /
Зачем так много, червь, замышляешь,
Зачем на воздух чужой поспешаешь?
Что пользы бросить природные страны?
Оставь свой нрав странный.
Печаль глупа — и на корабль восходит,
И проникает в походы далёкие,
Ланей резвых она быстрей,
Ветров скорее.
Будь сыт тем, что есть, не печись о завтра,
Утешай смехом свою горесть здраво,
Знай, что ничто не бывает блаженным,
Но со злом смешанным.
Знай, что преславные герои в прах сошли,
И, сто лет жившие, в смертном гное легли,
И может быть то твоё, что сольётся,
Мне доведётся. 6
Волов отличных у тебя заводы
И чужеземных коней породы,
А на одежды тебе для прибора
Сукна с-за моря. / 901 /
А мне судьбина дала грунт убогий
И от муз чистых греческих немного
Духа напитаться и пренебрегать
Мир сей проклятый.
Pretiosissime amice!
Salve, mi Michaël!
Hanc prope ex tempore, certe praecipitanter verti, hoc unice spectans, ut quam possem perspicue spiritum autoris expromerem, non phaleris verborum ornarem. Tu potes, si libet, refingere, ac aliis verbis inducere. Quod autem verti τό "quod ultra est, oderit curare" sic: "не печися на утро", temere improbare noli, licet scio te esse a praejudiciis alienum. Si quis enim, velut canis, ut ajunt, e Nilo, gustavit ex sanctis patribus, is intelligit τό "crastinum" pro sequenti vita accipi. Cum enim vita nostra, passim in s. literis diei assimilatur, et diei prima pars est nox, altera lux, rectissime dicitus prima aetas, puta juventa, stulta, vita praesens, nondum illuminata veritatis sole. / 902 / Altera vitae pars, luci assimilata, vocatur vita — ens 7, cum deponuntur tenebrarum opera. Cum igitur dicit "noli in crastinum esse sollicitus", dicit non esse dolendum, quid edas aut quo vestiaris in senectute; quaere modo regna dei in praesenti vita, cura de sola virtute et sapientia sollicitus. Nam si seminaveris in praesenti bene, bene metes et futura, nec quisquam sanctus moribus destitutus erit in senecta viatico. Ad haec verba quoniam sententia Platonis in quam nuper incidi pertinet, non gravabor tibi adscribere. Ea est haec: ’εμοί μέν ουδέν ’εστι πρεσβύτερον του̃ ‘ως ‘ότι βέλτιστυν ’εμέ γενέσθαι Mihi quadem nihil est antiquius, quam ut quam optimum me esse sive fieri. Vide quid curarunt summi viri, non divitias etc; non mirum igitur, si bene clauderunt vitam. Ut quisque enim in juventute seminat, ita in senecta metit. Vis levis et sanus esse senex? Cole juvenis sobrietatem et castitatem. Haec cogita.
Vale, optime mi φιλόμουσε!
Tuus Gregor[ius] Sab[bin].
Драгоценнейший друг!
Здравствуй, мой Михаил!
Это я перевёл почти экспромтом, очень быстро, заботясь только о том, чтобы, насколько мог, ясно передать дух автора, не украшая словами. Ты можешь, если пожелаешь, переделать и изложить другими словами. Что же до перевода выражения "quod ultra est, oderit curare" как ["не печися на утро"], то не спеши порицать его, хотя я знаю, что ты далёк от предубеждений. Ведь кто черпал у святых отцов, по пословице, как собака из Нила, тот поймёт, что "завтрашнее" следует разуметь как будущую жизнь. Ведь если жизнь наша повсюду в Священном Писании уподобляется дню, и первая часть дня — ночь, а вторая — свет, то справедливо первую пору жизни, то есть юность, называть неразумной, настоящей жизнью, ещё не озарённой солнцем истины. Вторая же часть жизни, уподобляемая свету и называемая жизнью, наступает тогда, когда отвергаются дела тьмы. Итак, когда автор говорит: "не заботься о завтрашнем дне", он хочет сказать: не следует печалиться о том, что будешь есть или во что оденешься в старости. Ищи в настоящей жизни только Царства Божьего, заботься лишь о добродетели и мудрости. Ведь если ты хорошо посеешь в настоящем, то хорошо и пожнёшь в будущем, и никто из тех, кто приобрёл святые обычаи, не останется в старости без духовного пропитания.