/ 522 / Ты избегаешь того, кто приобрёл безумие от пьянства, и не остерегаешься чревоугодника, который уговаривает тебя, а своим примером склоняет к несвоевременному и чрезмерному употреблению мяса и вина? Зачем бежишь от ручья, а подходишь к источнику? Боишься пожара, а ищешь огня? Проклинаешь угли, а ступаешь по искрам и пеплу? Брезгуешь касаться раны, а ходишь среди мечей и скорпионов? Избегаешь водянки, подагры, французской болезни, и не отвращаешься от невоздержания, матери всех этих бед? Между тем Сократ во время самой чумы оставался здоровым, привыкнув к святейшей диете — простой и умеренной пище. Послушай, как Плутарх причину всех болезней приписывает излишеству влаги в теле: «Под действием внешних причин и обстоятельств избыток влаги в теле как бы подменяет субстанцию и тело». Без этого излишка влаги никакого зла причины не вызывают, но ослабевают... А где избыток влаги, там возбуждается как бы грязное болото... Огонь не ищет места, если не почует там нефти: так и болезнь не может прижиться, никакая зараза и воспаление, если тело холодное, без слизи и лёгкое, как пробка. Но люди до безумия объедаются мясом и упиваются всяким вином. И удивительно ли, если за причиной следует действие? Ведь именно от этой божественнейшей матери и происходят все вышеупомянутые болезни. «Молчи, молчи: тонкий след». Не вдыхай духа мирского ’αωθρωπόκτονον, избегай этих скорпионов, не повреждай и не разрушай своё тело (чтобы не согрешить в чём-либо), но истощай его, уменьшая чрезмерную пищу и избегая огня вина, откуда все пороки души, а из них, в свою очередь, все болезни тела. Не тот убивает коня, кто кормит его простой травой, а тот, кто даёт слишком много овса и не держит меры в беге. Мы обременяем себя пищей и вином и подолгу предаёмся тревожным раздумьям: отсюда преждевременная старость, даже если бы ничего другого. / 531 / Я об этом распространяюсь потому, что вижу очень многих, даже авторитетных людей, которые мало того, что соблазном примеров развращают юношей и привлекают к ненасытности, но ещё и красноречием, и изысканностью слов увлекают их πρός τήν γαστριμαργίαν, и при этом опираются на места из священного писания. А если ты желаешь немного послушать нас, то знай, что пока ты сохраняешь трезвость, ты хранишь и здоровье, и целомудрие, и доброе имя — драгоценнейшие сокровища. Тебя побуждают к невоздержанию? Но ты побори тот порочный стыд, который не смеет отказать, и теперь же приучи себя к святому упорству; скажи: «мне это не полезно», хотя бы и говорили: «чистым всё чисто». И если Павел ради любви к другим сказал, что ему не дозволено есть мясо, то разве я ради любви к себе не могу соблюдать пост или воздерживаться в пище? Так отстрани же желчь и яд их сладкоречивых слов. Нудьга влечёт к роскоши? Возьми святую книгу, пой священные гимны, молись; если этого недостаточно, позови порядочного товарища — весёлой и доброй беседой ты победишь уныние; или приходи к нам, или нас пригласи к себе. Чего стыдишься? Если считаешь дурным — не делай; а если нет, то победи дурной стыд и страх, отвлекающий от добрых дел. О, если бы мы были такими же стыдливыми и боязливыми в дурных делах, как часто бываем боязливыми и ложностыдливыми в добрых поступках! Христос да сохранит столь великий твой дар незапятнанным заразой мира и да приготовит тебя к Своему обиталищу!
Будь здоров, дражайший!
Тебе весьма благосклонный Григ[орий] Сав[ич].
Дражайший Михаил!
Некоторые, как говорит Сократ, живут, чтобы есть и пить, я же — наоборот. Далее, большинство совсем не знает, что значит жить, и хотя они и хотят есть, чтобы жить, всё же не могут по-настоящему жить, потому что научиться величайшему искусству жизни — дело очень трудное, и только один Христос может это даровать и научить. Пока я буду знать, что ты жадно читаешь мои письма, дотоле не перестану писать тебе и говорить такое: Молчи, молчи: тонкий след. 265
Поднимись теперь на высокую башню и помоги своей душе увидеть то, что тревожит толпу. Ты увидишь: один мучится коростою, другой — горячкой, третий — подагрой, четвёртый — эпилепсией, пятый — водянкой; у одного гниют зубы, у другого — внутренности; некоторые так жалки, что кажется, будто они носят не тело, а живой труп. Я уже не говорю о лёгких болезнях: кашель, истощение, зловонное дыхание и тому подобное. Из таких вот, то есть из больных членов, и состоит этот мир, каким бы он ни был по размеру. И если ты видишь среди них людей с телом здоровым, то это такие, кто недавно попал в сети болезней и ещё не дошёл до вышеназванного состояния; однако они не идут, а бегут к нему, их гонят фурии к таким «славным» наградам. Мы же, конечно, избегаем этих больных, и правильно делаем, чтобы они не заразили и нас. Однако мы охотно общаемся с теми, кто ещё телом здоров, но чей разум повреждён и напитан ядовитыми учениями. Но ведь мы не заболели бы телом, если бы раньше не заболели душой. Какая польза удаляться от нечистого и зловонного блудника, если общаешься с теми, кто отмечен духом блудодеяния? От первого становится плохо телу, от второго заражается душа. Ты избегаешь того, кто от пьянства становится безумным, и не остерегаешься чревоугодника, который своим примером зовёт тебя к несвоевременному и чрезмерному употреблению мяса, вина. Почему же ты избегаешь реки, а подходишь к источнику? Боишься пожара, а ищешь огня? Проклинаешь угли, а ходишь по искрам и пеплу? Боишься прикоснуться к ране, а ходишь среди мечей и скорпионов? Избегаешь водянки, подагры, французской болезни и не удаляешься от невоздержания — матери всех этих бед? Но Сократ среди чумы оставался здоровым, потому что привык к святейшей жизни, к простой и умеренной пище. Послушай Плутарха, который считает причиной всех болезней избыток влаги в теле: «Под воздействием внешних причин и условий избыток влаги в теле как бы заменяет субстанцию и тело». Без упомянутого избытка влаги эти причины не вызывают ничего дурного и ослабевают. Но там, где избыток влаги, там возникает как бы грязное болото... Огонь загорается лишь там, где есть нафта; так болезнь, всякая зараза и воспаление не могут прижиться, если тело холодное, без слизи и лёгкое, как пробка. Большинство людей до безумия объедается мясом и опивается всевозможными хмельными напитками. Что же удивительного, если за причиной следует действие? Именно от этой природнейшей матери возникли все вышеупомянутые болезни. «Молчи, молчи: тонкий след». Избегай мирского, смертоносного духа, избегай этих скорпионов, не вреди и не разрушай своё тело (чтобы не согрешить в чём-либо), но сделай его легче, сокращая чрезмерную пищу и избегая огня вина, откуда происходят все пороки души, а из последних, в свою очередь, — все болезни тела. Не тот убивает коня, кто кормит его простой пищей, а тот, кто даёт много овса и не держит меры в беге. Мы отягощены пищей и вином и долго останавливаемся на каком-нибудь тревожном размышлении: отсюда преждевременное старение, если и не что иное. Это случается довольно часто, ибо я знаю очень многих людей, даже авторитетных, которые стараются соблазном примеров и прельщением слов и красноречия портить юношей и склонять их к ненасытности, используя при этом даже места из священного писания. Если ты захочешь немного нас послушать, то знай: пока ты соблюдаешь трезвость, до тех пор будешь уверен, что у тебя сохраняются и здоровье, и стыдливость, и доброе имя — драгоценнейшие сокровища. Тебя побуждают к невоздержанию? Но ты побори в себе тот порочный стыд, что не смеет отказать, и теперь же приучи себя к этому святому упорству и скажи: «мне это не полезно», хотя вы и говорите: «чистым всё чисто». И если Павел говорит, что ему не позволено есть мясо из любви к другим, то разве я из любви к самому себе не могу соблюдать пост или выбирать пищу? Так отстрани желчь и яд их слов, подслащённых мёдом. Скука тянет тебя к роскоши? Возьми святую книгу, пой священные гимны, молись; если этого недостаточно — позови порядочного товарища, ты победишь уныние весёлой и доброй беседой; или приходи к нам, или нас зови к себе. Чего ты боишься? Если считаешь это дурным — не делай; если же нет — победи дурной стыд и страх, отвлекающий от добрых дел... О, если бы мы в постыдных делах были столь же стыдливы и боязливы, как часто бываем боязливы и ложно стыдливы в честных поступках! Христос да сохранит столь великий твой дар незапятнанным заразой мира и да приготовит тебя к Своему обиталищу.
Будь здоров, дражайший!
Тебе весьма благосклонный Григ[орий] Сав[ич].
27
[Харьков, местный] 27 января [1763 г.] / 101 /
Plutarchus loquitur:
"Sicut illa, quae aurum mentiuntur et adulterina sunt, fulgorem tamen auri atque nitorem imitantur: sic adulator suavitatem venustatemque amici imitans, semper hilarem se ac renidentem A praebet, nunquam resistens, nunquam repugnans. Itaque non statim debemus adulationis suspectos habere, quicunque laudant; non minus enim suo tempore laus amicum,
A Renidens idem ac refulgens. Прим. автора. 267
quam objurgatio decet. Quin imo morositas ac proclivitas ad quaevis reprehendendum ad amicitia et consuetudine res est aliena. Qui autem benevolus liberaliter atque alacriter laudem laude dignis tribuit, hujus etiam in reprehendendo libertatem facile et sine molestia perferimus ac probamus, credentes, necessitate ductum increpare, qui laudando fuit facilis".
Carissime mi Michaël!
Quoniam ipse nunc non habeo, quod apud te dicam, ideo per me noster Plutarchus te affatur, vir plenus fidei ac venustatis. Princepsque eorum, qui γνησίαις ται̃ς Μούσαις amoenis illis Camaenis coelestique Heliconi sese consecrarunt. / 102 / Sed nonne tibi hoc παράδοξον, imo παραδοξότατιον videtur, ut mihi apud amicum verba desint? Praesertim apud te? Ego vero isthuc ipso philosophico κενότερον esse existimo vacuo.