Но до последней минуты он решил держаться спокойно и не раздражать больше Довбущука, который стоял перед ним, грозный и мрачный, вперив глаза в его лицо.
— И как же вы собираетесь узнать эту тайну? — спросил, улыбаясь, парень.
— Увидишь! Если только сейчас же не скажешь, где Довбушевы сокровища, и если не поведёшь меня прямо к этому месту!
— Олекса, — ответил Андрий, — не думайте, что угрозой или даже пытками вы узнаете от меня эту тайну!
— Так? Ну, посмотрим! — крикнул Олекса, и глаза его заискрились диким, бешеным огнём.
И прежде чем Андрий успел подумать о чём-то подобном, Олекса сжатым кулаком ударил его так сильно между глаз, что Андрий головой с таким же размахом ударился о стену. Этот двойной удар сразу оглушил его. С диким хохотом Довбущук схватил его за грудь и швырнул, без сил свернув его, как комок, на землю. Кровь брызнула Андрию изо рта и носа, кости затрещали от страшного удара.
Олекса всем своим весом навалился на несчастного, встал коленом ему на грудь и одним движением разорвал на нём рубаху, превратил её в тряпку и этой тряпкой заткнул Андрию рот так сильно, что бедняга не только не мог кричать, но и едва мог дышать. Затем верёвкой, лежавшей на колоде, связал Андрию руки, для большего мучения перетянув большие пальцы так, что под шнуром сразу выступила кровь.
— Скажешь, где Довбушевы деньги? — больше прошипел, чем сказал Олекса, сильнее прижимая грудь Андрия.
Но Андрий полностью потерял сознание и не мог даже пошевелиться.
Довбущук другим концом сыромятной верёвки начал со всей силы хлестать Андрия по голым плечам и груди. Боль привела беднягу в чувство, глаза его налились кровью, на плечах и груди под ударами выступили длинные красные полосы, а местами потекла кровь.
— Скажешь, где Довбушевы сокровища?
Андрий отрицательно покачал головой.
— Так? Ну, тогда жди! Видно, тебе ещё мало!
И Олекса начал дико, по-зверски мучить Андрия. После каждой новой пытки он спрашивал о месте, где спрятаны Довбушевы сокровища, но Андрий потерял сознание и уже даже головой не шевелил. Однако Довбущуку, видно, было мало этих мучений. Он вытащил свою жертву на лавку и повесил на толстый деревянный крюк в тёмном углу.
Андрий висел без сознания... Верёвки всё глубже врезались в тело и доходили до кости.
— Сын собаки, я его разбужу!
И с этими словами Довбущук схватил ковш с водой, стоявший в углу, и вылил на Андрия, не для того, чтобы привести его в чувство, а чтобы внезапным холодным потоком усилить его мучение. Несчастный задрожал всем телом и очнулся.
— Ну что, панич, скажешь теперь по совести всю правду? — спросил с насмешливым взглядом Олекса. — Правда, у меня хорошие способы заставить человека быть откровенным? Ну-ну, у тебя ещё есть время подумать, сказать или нет! Ночью я снова приду к тебе и спрошу, как надумал.
И с этими словами Довбущук вышел, заперев за собой дверь и оставив несчастного окровавленного парня на тяжкие муки и ещё более тяжкие душевные страдания. Его терзала и уничтожала сама мысль, что ни отец, ни мать не узнают, где и как он погиб, ведь он знал, что смерти ему не избежать.
XIV
ИЗ ТЮРЬМЫ
— Позвать сюда Ленька и Сенька Довбущуков! — крикнул окружной судья в Сиготе, и судебный служитель отправился с этим приказом к тюремному стражу.
— Так вы, Кирилл Петрий, признаёте, что ваше дело не имеет ничего общего с молодыми Довбущуками?
— Я знаю их, знаю их отца, и мне бы никогда в голову не пришло подозревать их, — напротив, я даже за свой счёт посылал их в школу!
— А стражники задержали их на границе, думая, что они контрабандисты, переправляющие табак через границу, так как за теми контрабандистами уже давно следили. Но оказалось, что это не они, потому что настоящих контрабандистов поймали одновременно, и они признались, что этих молодых людей вовсе не знали. Мы бы их уже сегодня утром выпустили, но пришла телеграмма из полиции Б., чтобы задержать таких-то двух человек, подозреваемых в краже. Поэтому их и оставили под стражей.
— Совершенно справедливо, но если это была ошибка и мои деньги нашлись, то я прошу отпустить их как можно скорее!
Такой разговор шёл между окружным судьёй и Петрием в зале суда в Сиготе.
В этот момент ввели под охраной Ленька и Сенька Довбущуков. Они встали у двери.
— Знаете этого человека? — строго спросил судья.
Ленько и Сенько оцепенели, увидев Петрия. Они подумали, что теперь-то им придётся во всём признаться и сгнить в тюрьме. Они побледнели и не смогли вымолвить ни слова.
— Ну? — спросил судья. — Говорите правду, иначе только хуже себе сделаете!
Сенько уже хотел броситься к ногам судьи и признаться в краже. Он был моложе и горячее, быстро вспыхивал гневом, ненавистью и злобой, но так же быстро терял мужество.
Но Ленько, видимо поняв, что хочет сделать брат, сильно сжал его за руку и решительным, хоть немного дрожащим голосом сказал:
— Знаем!
— Кто он?
— Кирилл Петрий, из нашего села.
— Было ли у вас что-то общее?
— Было, он даже посылал нас в школу!
Сенько думал, что теперь-то им придётся во всём признаться, но оба они немало удивились, когда судья отвернулся от них и велел вывести их.
Когда братья вышли, судья снова обратился к Петрию:
— Так вы просите отпустить этих парней?
— Очень прошу, господин судья, тем более что мои деньги, как я вам сказал, уже нашлись!
Судья не возражал больше. Оба молодых задержанных, которые уже не знали, чего ожидать, были тут же освобождены. Парни бегом, не останавливаясь, побежали через город и не остановились, пока не оказались среди чистого поля.
— Ленько, этот Петрий всё-таки хороший человек! — сказал первым Сенько. — За такой большой ущерб, что мы ему причинили, он, как говорили стражники, ещё и выпустил нас из ареста! Мне жаль, что я всегда его ненавидел! Если бы отец не забрал нас из школы, мы, может, стали бы хорошими людьми!
Но в Леньке ненависть пустила глубокие корни, поэтому он ответил:
— Э, дурак ты, Сенько, со своим сожалением! Петрий, собака, наверняка имел что-то другое в виду, выпуская нас! Я ему не верю, даже тогда, когда он, кажется, делает нам добро!
Но когда они пришли к пещере, где спрятали украденные деньги, сильно расстроились, не найдя ни денег, ни Иванка. И только теперь Сенько понял, что Петрий выпустил их не из необыкновенного великодушия, а потому, что они ему уже были безвредны.
— Наверное, дурак Иванко всё рассказал. А я ведь говорил отцу, что не надо брать с собой такого болтуна: он не только ничего не убережёт, но ещё и может выдать место тайника! — говорил Ленько.
— Собака, — ворчал Сенько, в котором старая ненависть под влиянием свежего разочарования вспыхнула с новой силой, — я думал, что он великодушный! Но я ему ещё покажу! И снова наша работа пропала, и снова мы бедны, как были!
Сенько был из тех, кто быстро загорается страстями и эмоциями; его брат, напротив, был медлителен в словах, но упрям и скор на дело.
Довбущуки шли долго молча. Солнце уже клонилось к закату. Голод начинал всё больше их мучить. Они замедлили шаг. Через какое-то время в лесу они встретили одного из своих товарищей — известного нам Невеличкого, который ловко подслушал прошлой ночью разговор двух братьев в пустыне.
Он первый заметил Довбущуков, сидя в густом широколистом орешнике, затаившись там, как лис. Узнав их, он бесшумно выбрался из укрытия и неожиданно хлопнул обоих сзади по плечам.
— Здорово были!
Оба парня вздрогнули, услышав человеческий голос в этой глуши. Но, узнав товарища, обрадовались и рассказали ему все свои приключения, скрыв лишь то, что знали о тайнике с украденными деньгами. Невеличкий слушал внимательно, и в его лице и движениях проскальзывало такое доверие к их словам, что Довбущуки успокоились и попросили его, не даст ли он им чем-нибудь подкрепиться.
— Почему бы нет? — сказал Невеличкий, улыбнувшись, и достал из торбы длинную жестянку с водкой и большой кусок хлеба.
Парни обрадовались, но им было интересно, что Невеличкий делает в этой глуши.
— Разве вы не знаете, какие у нас дела? Ваш отец узнал сегодня, что Петрий ушёл в Венгрию, и расставил по дорогам засады, чтобы поймать его. А ведь моё логово было хорошим, и вы даже не смогли бы меня найти? Я сам его выбрал!
Подкрепившись, парни пошли дальше, а Невеличкий усмехнулся иронично, спрятал всё в свою торбу и, громко щёлкнув пальцами левой руки, как он обычно делал, когда был доволен собой и своей работой, вернулся в своё укрытие.
А Петрий тоже был доволен своим делом в Сиготе. Выйдя от судьи, он встретил неподалёку Исака, которому было интересно, как его новый приятель закончил дело.
— Всё прошло хорошо, — сказал Петрий и рассказал еврею всё.
— Может, по-вашему, оно и хорошо, но мне так не кажется. Хоть ваши деньги и нашлись, всё-таки ворам надо было ответить за своё! Но мне вас учить не положено, я только хотел спросить, что теперь будете делать?
— Видите ли, я хотел идти домой.
— Э, куда же теперь, ночью, пускаться в леса? Пойдёмте лучше со мной, я отведу вас к порядочным и учёным евреям, моим друзьям.
Петрий подумал несколько минут и решил остаться. Он полагал, что извлечёт пользу из беседы с "порядочными и учёными" евреями, переночует, а завтра отправится в путь и будет дома ещё до вечера. К тому же нужно было уладить денежные дела, ведь Исак обещал положить его деньги в один банк под проценты. Уладив дела, Исак повёл Петрия к одному из своих друзей, Аарону, у которого вечером должна была состояться встреча и долгий разговор "учёных и порядочных" евреев.
Эта беседа убедила Петрия, что ни галицкие, ни венгерские русины не смогут подняться ни материально, ни морально, пока евреи не сблизятся с народом экономически и духовно, пока из пиявок и эксплуататоров не превратятся в продуктивных граждан государства и не избавятся от своих расовых и классовых предрассудков.
XV
ВОЗВРАЩЕНИЕ ПЕТРИЯ
Солнце уже клонилось далеко за полдень, в лесу его лучи косо пробивались сквозь ветви елей и пихт, когда Петрий возвращался из Венгрии. Он уже прошёл то место, где так неожиданно встретил Иванка, и даже не заметил этого. Шёл задумчивый, как обычно.
— Дай Бог добрый вечер! — окликнул его голос сзади.
Петрий обернулся и увидел невысокого мужчину, в приличном платье. Это был Невеличкий, которого Петрий не знал.