Место в жизни она.
Анатолий на это горько кривится.
– Не в моих правилах давать советы, однако...
– Она была чемпионкой Херсона среди юниоров.
– Среди юниорок. По какому виду спорта?
– По водному. По этому... как его... – ищет Володя.
– Прыжков? – поддерживает Толя.
– Фигурного, что ли, плавания, – завершает Вова.
– Я не люблю лезть в чужую жизнь... Но скажи: как вы будете жить? – тычет в него дымом Толя.
– Она поступит в институт, – отбивает Владимир.
– В какой именно? – булькает трубкой оппонент.
– Или в университет.
– Или?..
– Ты оставь этот свой тон, наконец... Ты же прекрасно знаешь, что спортсмены сейчас везде нужны, что их берут... в разные вузы.
Анатолий медленно спрашивает у своей трубки:
– А как же Нина?
– Старик, не надо об этом.
– Юра? Как?
– Я же тебя просил...
Но, видно, недостаточно.
– Ты же знаешь, я никогда не позволял себе лезть в чужую жизнь...
– Не надо.
– ... но вынужден сказать тебе, – налегает на дым Толя.
– Умоляю.
– Конечно, это не очень вежливо, но как твой друг... Мы же – друзья? Ты вообще понимаешь, что это такое – директор бассейна? В Киеве, – очень удивляется друг.
– Ты бы увидел, как она плавает!
Анатолий, кивая на ванну:
– А ты – видел?
– Я, вообще-то... лично не видел, но какое это имеет значение? Она – КаМееС.
– Да я вообще – не про бассейн. Мне кажется, что это не тот человек, который тебе нужен в жизни.
– А это уже не!..
– ...моё дело? Нет, ты – ошибаешься! Это человек не из нашего с тобой круга, пойми. Она же... говорить как следует не умеет.
Володя вдыхает полной грудью. Впитав весь чужой дым.
– Я. Её. Люблю, – выдыхает он.
– А, ну тогда извини.
– Понял это?
Заходит в ванную, гордо хлопнув дверью.
Тут же в коридоре появляется Нина, на звук.
– Ну... как?..
– Я поговорил с ним. Как мог. Но... Мне кажется, ты должна сама говорить на эти темы со своим мужем, – снова прячется за трубку Толя.
– Но ведь он даже не хочет со мной мириться. Как же тогда говорить?
– А ты сама – помирись с ним. Ты же – женщина.
На слове "женщина" оба покраснели.
Володя выходит из ванной, насвистывает, натыкается на них.
– А-а. Очень приятно. Понятно.
– Что тебе понятно? – удивляется Анатолий.
– Всё! – чуть не отбирает у него трубку Вова.
– Я не хотел говорить, но скажу: кто-то выдрал из нового журнала (вынимает из-за спины "Научный вестник") целых три листа! – трясёт надорванным журналом Толя.
– Я лично не драл! – вдыхает свой воздух Вова.
– Ты лично! А трёх листов – фьюить! как ветром сдуло.
– Мы лично... – бормотал Вова. – Может, Юра?
Это была первая фраза, которую услышала Нина.
– "Мы лично"? До сих пор, до сих пор, до сих пор! Юра листов не выдёргивал!
Соня (слышит это из ванной):
– Сцьо значит – "до сих пор"?
– Кому они нужны, твои страницы? – удивляется Вова.
Анатолий размахивает разорванным журналом в сторону ванной:
– Не знаю!
Соня, продолжает из ванной:
– Сцьо значит – "до сих пор"?
Спасает всех голос Юры, комнатный:
– Мама, иди немедленно сюда!
Володя наконец выпрямляется:
– У тебя – заложило? Тебя ребёнок зовёт!
Исчезает в ванной, хлопнув дверью, от чего громкоговоритель перекосился на стене и на миг ожил:
– Прошло пятнадцать минут.
На балкон выходит Володя, закуривает сигарету (потому что у него лично нет трубки). В свете спички он не замечает Нину, которая сидит на скамеечке под фикусом, только
на третьей затяжке он видит её, собирается уйти, но ему жаль недокуренной сигареты.
– Володя, я бы хотела только спросить, только спросить...
– Не забывай – мы поссорены, – напоминает он ей, или себе?
– Хорошо, поссорены. Только спросить... Меня мучает одно – как будет полное имя от имени Соня?
Владимир останавливается на пол-затяжки.
– Так и будет – Соня.
Нина не согласна:
– Не может быть. То как же полное имя? Соня Ивановна? Соня Отчество?
– Правда... – задумывается Володя, но вовремя опоминается. – Да какое это, в конце концов, имеет значение?
– Никакого. Никакого. Но из головы не идёт.
Володя озаряется:
– София!
Пауза.
– София!
– Спасибо... фух, мне даже легче стало. Володя, прости...
– Ничего, говори, говори... – говорит он, потому что сигарета скоро должна закончиться.
– Те деньги – пятьдесят и сто семьдесят...
– Тебе – жалко?
– Да мне их не жалко, не жалко. Не жалко. Другое, меня мучает другое: о чём ты с ней говорил?
– Началось. Какое тебе дело? Это – моя личная жизнь и прошу туда не лезть.
Внезапно Нина улыбается:
– Ты меня не понял: ты мне за всю нашу жизнь сказал меньше слов, чем ей по телефону.
Молчание длится, потому что Нина хочет заплакать.
Слышно, как капает на кухне кран.
– О чём ты с ней говорил?
– Что, я должен всё это тебе сейчас и повторить?
Нина топнула по балкону:
– А хоть бы и так! Не забывай – я тебе ещё жена!
– Мы с тобой – полгода как разведены.
– Это был фиктивный, фиктивный, фиктивный развод! Для ЖЭКа!
Володя почти докуривает свою бесконечную сигарету.
– Был фиктивный, а стал... дефективный.
– А ребёнок клубники не ел, а ты – по телефону... Плачет.
– Не "клубники", а земляники.
– А деньги, что мы начали на кооператив собирать, – где они? – вдруг сухо напоминает Нина.
– Или – земляники?
– Мер-р-з-зотник!
Голос сына звучит из комнаты, словно это назвали его:
– Мама!
– Сейчас!
– Не "сейчас", а иди сюда!
Нина быстро вытирает отсутствующие слёзы, ещё быстрее сын ей напоминает:
– Ну? Ты же мне обещала. Не унижать собственного достоинства!
– "Собственного достоинства!" – заметила она. – Так правильнее, Вова?
Тот так и не докуривает.
– Ну всё! – топчет сигарету. – С меня хватит!
Однако это есть довольно для сигареты.
Все разбегаются.
Ароматы меняются: теперь пахнет не вокзалом, а тёплой едой, зовущей в гостиную, где хозяйничает Христина Свиридовна:
– Когда-то вся эта квартира принадлежала нам. То есть только мне и моему мужу.
– Ой, как здорово! – хлопает Соня.
Женщины чистят овощи под краном. Нина на столе чистит свои.
Христина Свиридовна пускает воду сильнее.
– Потом её хотели отобрать. На уплотнение жилплощади. Представляешь – бельэтаж! Муж ходил, добивался, и её нам оставили.
– Тогда тоже было плохо с квартирами? – удивляется Соня так, будто сейчас легче.
– Но мой муж уже тогда был красным профессором, дочка.
От последнего слова Нина останавливается чистить.
Женский разговор течёт медленно, однако руки их с бешеной скоростью шинкуют овощи.
– Он был учёным? – интересовалась Соня. – Мне Володя ничего не рассказывал, мой.
– Он был красным профессором, – гордо вздыхает Нина.
– Сначала не был. Сначала он работал комиссаром. Но ему предложили... Кто так чистит картошку? Он – согласился. Ему было очень тяжело, но понемногу привык, втянулся, вошёл в суть... И квартиру не отобрали. Это я тебе рассказываю, чтобы ты знала про нашу семью.
– Как интересно! – чистит Соня.
– И Володя наш – в него. Он уже эМНееС. В деда.
– ЭМНееС? – переспрашивает девушка. – Это как у нас КаМееС?
– Вечный эМНееС... – вместо объяснения укоряет Нина.
Христина Свиридовна вежливо ведёт:
– ЭМНееС – это значит: младший научный сотрудник. Вот такая у нас семья. Все мы тут родные, хоть и чужие люди.
Нина этого не прочищает.
– Уже кое-кто стал и чужим?
– Нет, я просто говорю, что все, кто попадает в эту квартиру... Что эти стены делают нас родными. Ещё с тех времён.
– Вы ещё вспомните, вспомните те времена, когда весь этот дом принадлежал вашей матери, – советует Нина.
– И – даже напомню! Да! Весь этот дом – все три этажа!
Нина:
– Успокойтесь.
– А разменивать не дам! Ни за что на свете...
– Как это вы – не дадите? – шкребёт (овощи) бывшая невестка.
– А так – буду делать квартиру-музей...
– "... повешу мемориальную доску", – продолжает Нина.
– Доску! А разменивать – не позволю! Как умру – тогда хоть подожгите! – старая хватает стакан.
С водой, пьёт её.
Тут заходит с работы Володя, смотрит на почищенные овощи, их три горы.
– Ого! Сколько начистили. Молодцы, женщины!
– Как на работе? – снимает с него куртку Соня.
Он выразительно целует её, а не куртку. Забирает одежду.
Нина на это выходит с кухни. Но не Соня.
– Ты знаешь, Володя, бабушка мне столько рассказала про вашу семью.
– Да ну? И что она рассказала?
– Что ты – точный дед ты.
– Ого! Мне до него – далеко. Это все так говорят в нашем институте. Ну, а как ты? Удалось? С чем вернулась? Признавайся!
– Я была ... – сказала Соня.
– Ну, а они что?
– Я пришла, я спрашиваю я. А они говорят, сцьо нет.
– Как? Уже продали?
– Нет, не продали. Я тез так спросила была, сцьо продали, их. А они говорят, сцьо в той камее была трещинка такая и они сняли её с продажи, её значит. Какое вы право, спрашиваю, тогда имели ставить, спрашиваю, её на витрину ставить? А ты знаешь, сцьо они сказали сцьо?
– Что?
Медленно целует её.
– Сцьо они не знали были, сцьо камея с трещинкой та, когда ставили её на продажу. Представляешь?
Володя облегчённо вздыхает:
– Представляю.
– А угадай, сцьо я взяла! В комиссионном том сцьо! Никогда не угадаешь!
Тянет его за руку в комнату. Через мгновение оттуда взрывается громкая музыка.
Из своей комнаты высовывается Нина, пытается перекричать импортные ритмы:
– А ребёнок не ел клубники! Мер-р-з-зотник, мерзотник. Мерзотник!
Музыка обрывается, наступает тишина, такая, что даже громкоговоритель не осмеливается.
Соня:
– Как? Нравится?
– Ты – чудо, – говорит Вова.
– А камею – ты мне уже потом подаришь мне её. Хорошо?
– Хорошо. Моя милая.
– Нет? Не камею. Ты помнишь, сцьо ты мне обещал ты?
– Что обещал, – улыбается он.
– Забыл! Какой ты у меня забывчивый ты. Ты обещал поговорить... с ну? Поговорить с Ниной.
– Поговорить с Ниной. Про?
– Квартиру. Поговорил?
Володя отрицательно трясёт головой:
– И-и.
– Почему?
– Про какую квартиру?
Закрывает дверь, что приоткрылась.
– Про нашу. Им это – двадцать два метра? Ты – внук бабушки?
– Не знаю, как начать.
– Очень просто, потому что нам – семнадцать метров? Это несправедливо это. Потому что наша семья перспективная она. Перспективная?
– Да.
Звук поцелуя выкатывается аж на балкон. Потом Соня произносит:
– А их семья – нет.
Царит тишина. Такая глубочайшая, что на неё из своей комнаты вынужден выглянуть Анатолий.
Итак, мужчины, не сговариваясь, встречаются на балконе курить, Анатолий не желает разговаривать, Володя – наоборот.
– Вот так жил, жил... А вот это – полюбил. А?
Анатолий на это молчит.
Слышно кран.
Потом Володя:
– Там скоро вырастет сталактит.
– Что?
– Вода когда долго капает, то образуется сталактит. Оба улыбаются. Вова:
– Ну, не сердись. Это у меня – по-настоящему. Прикладывает руку к сердцу.
– Но ты мне ещё не сказал, где тот бассейн? ДеСеШа.
Володя перевешивается через перила балкона.
– Бассейн сейчас именно строится
– Где?
– На Виноградаре.
– Значит, когда его построят, то Соню пригласят туда директором?
– Конечно, – улыбается Володя.
– Без высшего образования? – пыхтит, словно Шерлок Холмс, Толя.
– Оставь этот свой тон.
– Я, как человек воспитанный, понимаю, что это – нетактично с моей стороны.