И она ещё уроки не сделала их. Целый день на машинке строчить, так могла бы давно вывести собачку.
– Я строчу, как ты говоришь, на машинке, потому что мне нужны деньги.
Анатолий оживает:
– Что-то новенькое?
– Сенеку выкинули в бук. До завтра должен долежать. – К Соне: – Сама и выводи свою сучку.
– У меня – гости.
Володя улыбается:
– Вот пусть они и выведут.
– Как же тебе только не стыдно тебе! – говорит она, будто гости пришли к Володе.
– Мне должно быть стыдно-о? Перед вами? Вы, которые крутили любовь ещё до развода?
– Надо было стеречь, – советует Толя.
– Устережёшь! А ты бы не хвалился, уважаемый, что до развода, потому что у неё тогда, таких, как ты было ого... – говорит Володя.
– Молчи! Не смей ты! Если уж такие – как не ты!
Анатолий:
– Какое это имеет значение, Соня? Успокойся. Ведь это, если и было, то – до развода с кем? Тогда она – изменяла, Вово, тебе.
Но тот упорно доводил логику:
– А ты ж – не развёлся? Значит, ты изменяешь Нине. Своей законной жене! – наконец заговорил стихами.
– Как бы там ни было, а это – моё личное дело, – погружается в "Вестник".
– Не только твоё оно. Я как подумаю, как ты мне изменяешь с ней мне... – вмешивается Соня.
Однако Анатолий своё:
– С ума сойти! Запутаться можно. Пусть Вова разберётся, кто с кем и кому.
– При чём тут я? Это вы – мне изменяете между собой! Голова... – берётся за неё.
Соня постановляет:
– Всё верно всё. Надо нам, Толя, пожениться нам, чтоб всё, наконец, стало ясно всё... .
Владимир встрепенулся, ухватился за свои согласные:
– Только вы не думайте, пожалуйста, что если вам удастся пожениться между собой – то я сразу побегу снова жениться на Ни-но-й!
– Я такого не говорила. Зачем это тебе?
– Ну, чтобы всё стало на свои места... Голова.
Анатолий произносит ласковым голосом Шерлока Холмса:
– Я всё-таки очень рад, что возник этот разговор. Давно уже имел намерение выяснить, был ли у Сони ещё кто-то, кроме меня?
– После развода – я не контролировал.
– Ну, а всё-таки? Был у неё кто-то?
У Володи перестаёт болеть голова:
– Спрашивай у неё. Вот она.
– Я не очень уверен, что она признается. Ну?
– Был.
– Кто? – спрашивает Анатолий смирно.
– Я-а-а-а-а-а!! – срывает своим голосом удушья Вова.
– Он врёт, – успокаивает её Соня.
– А как ты докажешь? – интересуется Толя.
– Гад! – думает вслух она.
Володя вздыхает:
– Вы должны оба сказать мне наконец правду, Вы. Оба.
– Никто тебе ничего не должен, – моргает Толя, – так, Соня?
– Сначала разберись. Ты лучше признайся ты, что законно изменяешь мне со своей Нинкой ты!
– Я – нет. Ты же сама прекрасно знаешь, что она больна после рождения ребёнка. Это он тебе с ней изменял.
– А зачем ты ей профессора приводил ходил? – настаивает она.
– Чтобы она выздоровела хотел ходил, тьфу!
– А для этого?
– Ну она же – больна, – резюмирует Толя.
– Чтобы изменять хотел! Негодяй! Вылечить её – и изменять!
Это действует на Вову:
– Негодяй! Ты не желаешь жениться на Соне. Тебе от нас с ней только одно и нужно!
Соня:
– Да! Профессора! Лечилась бы твоя Нина в простой районной поликлинике.
– Это жестоко, Соня, – моргает Толя.
Владимир никак не может понять, изнуряет его эта ссора или вдохновляет.
– Она же мне всё-таки жена, – хочет поставить точку Анатолий, – Нина, говорю.
– Ч-что? – не успевает докричать она. Соня.
Вовремя звонит телефон.
– Люсю можно?
– Какую ещё к чёрту Люсю? Нет никакой Люськи! Ещё Люськи тут не хватало, – стонет Толя.
– Где ж ты его, профессора, откопал? Всё-таки? – настаивает на профессоре Вова.
– А когда твоя Ленка болела, я тоже профессора приводил, так ты меня не спрашивал, где, – резюмирует Анатолий.
Пауза, она всегда многозначительнее.
Володя устаёт:
– Так ты – женишься, или нет?
– А кто ты тут такой, чтобы вмешиваться в личную жизнь Сони?
– Я – отец её дочки.
– Ты – тут – никто! Ты тут – со-о-о-сед!
– Отец её дочки!
Анатолий чуть не ляпнул: "И это тоже ещё надо доказать", сказал:
– Вот и сиди тихо, занимайся дочкой. Сосед...
– Всё? Так вот: прежде чем заниматься сво-о-ей! дочкой, я вам кое-что почитаю.
Вынимает из-под телевизора ученическую тетрадь, разворачивает, читает:
– "Выведи собаку". "Ты несправедливо покинул Нину". "Не строчи на машинке". "У меня – гости". "Кто с ней был, кроме меня?". "Женщина – мать моего ребёнка". Вот вся ваша программа. До свидания.
Швыряет им тетрадь. Уходит в свою комнату, через мгновение оттуда начинают звучать фортепианные гаммы.
Во время музыки начинаются поцелуи Сони и Анатолия.
ГОЛОС ЛЕНЫ: "Сколько можно говорить тебе, папа! Не унижайся!"
ГОЛОС ВОЛОДИ: "А ты – не грызи ногтей".
Снова звучит пианино. Снова Соня и Анатолий начинают целоваться.
ГОЛОС ВОЛОДИ: "Не жми на педали".
ГОЛОС ЛЕНЫ: "А ты – смотри на ноты, а не на двери". ГОЛОС ВОЛОДИ: "А ты не грызи ногтей".
ГОЛОС ЛЕНЫ: "А почему нельзя грызть ногти?" ГОЛОС ВОЛОДИ: "Потому что это плохо кончается".
ГОЛОС ЛЕНЫ: "Не верю".
ГОЛОС ВОЛОДИ: "Вспомни хотя бы Адольфа Гитлера. Тот тоже грыз".
Снова звучат гаммы. Соня и Анатолий начинают целоваться.
ГОЛОС ГРОМКОГОВОРИТЕЛЯ: "Не прошло и пятнадцати минут, как..."
ГОЛОС ЛЕНЫ: "Папа! Отойди от дверей".
ГОЛОС ВОЛОДИ: "А ты мне – не делай замечаний. Вот когда я был такой маленький, как ты..."
ГОЛОС ЛЕНЫ: "Ты – никогда не был маленьким". ГОЛОС ВОЛОДИ: "Что-о?
ГОЛОС ЛЕНЫ: "Папа, ты плохой".
ГОЛОС ВОЛОДИ: "А мама?"
ГОЛОС ЛЕНЫ: "И мама".
ГОЛОС ВОЛОДИ: "А ты?"
ГОЛОС ЛЕНЫ: "И я – плохая. Пойду стану в угол". ГОЛОС СЕНЕКИ: "Это мудро".
Володя спиной выходит из своей комнаты:
– Ну, на сегодня – достаточно.
Говорит он то ли к дочке, то ли к Соне, то ли к Анатолию. Никакой реакции.
Тогда он демонстративно закрывается в туалете.
– Это надолго, – вздыхает Соня туда.
Анатолий подходит к таблице с альфа-ритмами, мнёт бородку.
– Так-так, у него сегодня для этого неблагоприятный день.
Потом они с Соней закрываются в ванной. Она вскрикивает:
– Ты – снова? Боже, снова...
Анатолий униженно умолкает:
– Прости.
– Я уже не выдерживаю уже это.
Оба выходят в коридор, Анатолий хочет мять бородку:
– Ну, зря ты так.
– Я – женщина я.
– Ты же знаешь, ещё с тех пор, как я впервые увидел тебя. Когда ты только приехала из Херсона. С тех пор я...
Стыдится.
– Что ж ты тогда сразу не сказал ты?
– Я тогда стеснялся.
– А теперь ты – не стесняешься? Когда у тебя ничего уже не получается это?
– У меня получается. Только не с тобой.
– И ты ещё смеешь говорить о чувствах смеешь?
– Вот можешь прочитать, если мне не веришь.
Вынимает из кармана книгу. Соня настороженно разворачивает её.
– Это что – про твою любовь?
– Нет. Про перевозбуждение.
– Что-что?
– Про перевозбуждение. Чтобы ты не думала, что я – холодный. Я – наоборот.
Хватает книгу.
– Уйди прочь! – женщина стонет недовольной любовницей.
– Соня, я тебя очень прошу, давай попробуем ещё раз...
– Хватит, катись со своей книжкой ты.
– Я уверен, я – убеждён! что сегодня у меня получится, всё будет хорошо. Вот увидишь..
– Не увижу.
– Именно сегодня, клянусь. Ну, последний раз. Альфа-рит-мы сегодня благоприятные.
– У меня, понимаешь? У – меня уже ничего не выйдет!
– Соня, ну я люблю тебя, ну, сегодня, ну, прошу! Ну, неужели ж тебе всё равно, будет ли твой муж импотентом, или нет?
– Идиот, вот ты кто, а не мужчина. Зачем мне такой мужчина? С книжонкой.
Смотрит на таблицу альфа-ритмов:
– Хоть бы уже пил ты. Или курил. А то одни альфа-ритмы эти.
Анатолий вдруг вспыхивает:
– Ещё раз, прошу тебя очень, Сонечка, я чувствую, что смогу!.. Сейчас.
Из туалета выскакивает разъярённый Владимир:
– Ну, с меня – хватит! Сколько можно! Это уже – издевательство!
Анатолий моргает к нему:
– Этого ты кричишь?
– Кто вырвал (трясёт книгой) страницы?? Целых три страницы!! Этого же невозможно выдержать!
Соня выдерживает:
– Не кричи ты. Поставил книги в туалет сам, и хочешь, чтоб их не рвали их. Не ставь их туда, вот. А туда, где не рвут.
Идёт с Анатолием в ванную.
Володя ошеломлённо падает в кресло. Вынимает из кармана платок, чтобы вытереть лоб.
На пол из брюк выпадает бумажка. Володя поднимает, читает:
– "Я тебя люблю. Если бы ты знал, как я тебя люблю".
Тупеет.
Когда время быстро мчится, то оно пахнет вокзалом.
В доме пахнет же телевизором.
Соня не даёт Володе досмотреть радужную телепередачу:
– Ты сходил поговорил с директором уже?
– Нет.
– Завтра сходишь ты?
Володя смотрит на таблицу альфа-ритмов.
– Нет, не пойду. Неблагоприятные биоритмы. Сама бы сходила.
– Я не смогу говорить с директором я. А ты – учёный! ЭмНееС!
– Да, эМНееС, вечный эМНееС. А ты – начальница прачечной.
– Вот и поговори ты. А то у Леночки пропадут математические способности они, – говорила, будто знала, что это такое.
– Способности – не пропадают никогда. Потому что они унаследованы от отца.
– Если её в этом году не переведут в математический класс теперь, то на тот год – будет поздно тогда. Тебе – наплевать на всё, кроме своих биоритмов их!
Кидается на таблицу альфа-ритмов, с ненавистью рвёт.
Володя:
– Уже? Отнеси в туалет, книги целее будут.
– Тебе на всё наплевать тебе! Если бы ты тогда не потратил все деньги, мы бы могли жить в кооперативе тогда.
Тут он не согласен:
– Кстати, в кооперативе бы тогда жила Нина с Юрой.
– Вот бы она там жила! Я бы там жила я!
– Лучше бы ты жила в Херсоне. В прекрасной квартире. Вертолётной своей. А мне – всё равно, где жить.
– Говори по-человечески! Эти вечные словечки твои. Сколько ты на них потратил денег, а что толку где? Можно было бы ещё один кооператив построить на них. Вместо тратить деньги на книжку, складывал бы их лучше на книжку.
– Мне надоело твоё вечное бегство в действительность. Пойду-ка я в библиотеку лучше.
Встаёт. Идёт в туалет.
Из комнаты слышны фортепианные гаммы.
Слышно стрекотание вертолёта из-за окна, его перекрывает голос Лены:
– Мама! Вон – твой папа летит.
Звонит телефон, Соня снимает трубку:
– Алло.
– Алло, Люся? – тревожно спрашивает телефон.
– Алло, тут никакой Люськи не живёт тут.
– Алло, я еду в Киев, алло! Что? Я не слышу ничего!
– Тут Люськи никакой нет её, ясно?! – вопит Соня.
– Я и говорю, здравствуй, Люся! Я взял билеты из Николаева, алло! Я скоро буду!
– Какая Люся?
Кладёт трубку. Двери неожиданно распахиваются Люсьей:
– Что ж ты кладёшь? Это ж – мне!
– Ты что – дала наш телефон дала?
Люся не может отдышаться.
– Ну он – очень настаивал, я и дала.
– Ты бы сказала, что у тебя нет телефона, вот, – поджимается Соня.
– Я так и сказала, но он не поверил, что у такой женщины, как я, нет телефона, – отжимается Люся.