Память у славян.
– На хрена нам их память? – не понял танковый маршал.
– Потому что вся наша Германия стоит на славянских землях – "Аненербе" это раскопало. Представляешь? Археология находит только древнеславянские артефакты, ужас. До такой степени, что даже само название "Берлин" – славянское, а? "Аненербе" должно было доказать обратное, но даже не додумалось хотя бы какой-нибудь германский предмет подбросить в свои раскопки. И что теперь? Только завоевав все их земли, мы сможем стереть напрочь их историческую науку и дать им другую.
– Как? – танкист не очень разбирался в гуманитарных тонкостях.
– Для начала введём им второй государственный язык. А потом заберём их родной. А потом всё остальное отнимем.
Такая перспектива оказалась чересчур великой даже для покорителя тотальных пространств, Гудериан вспотел. Он бы и вовсе одичал, если б узнал другую историческую правду – а именно про мальчика Васю.
И потому Гитлер на всякий случай понизил рейхсмаршала в воинском звании.
Сотрудники ЗАГСа неловко чувствовали себя от величия момента – ещё бы, не каждый день приходится расписывать фюрера нации с его исконной невестой.
После скромных торжеств присутствующие разошлись, многозначительно косясь на альков. Однако молодожёны не спешили, хоть снаружи уже слышалось радостное топотание и такие же выкрики большевиков, некоторое время Адольф и Ева прислушивались, наконец он выдавил из себя:
– Их хабе киндер, – что в переводе с родного австро-угорского языка означало "у меня есть ребёнок".
Женщина вспыхнула:
– Нашёл время сказать. Где этот ребёнок?
– В СССР, – болезненно прошептал он.
Да, незаконнорожденный сынок, да, такой же самый, как и, собственно, он, Адольф...
Ева Браун резко поднялась, потому что вся историческая правда вмиг предстала перед ней. Быстро порвала на клочья свидетельство о браке и швырнула в глаза нелюбви. Ушла в соседнюю комнату и застрелилась.
Адольф же долго сидел за своим огромным рейхсканцелярским столом и взбалтывал перед глазами мутный пузырёк цианида.
– Эх, Зинка, Зинка, – горько вздохнул и тяжело надкусил.
Однако воспоминания о родной Полтаве и местной красавице были столь сильны, что яд не подействовал. Тогда он разжевал капсулу до конца – никакого результата.
"Козлы", – подумал он о гестапо, которое даже путёвого яду изготовить не смогло, однако затем его мысли постепенно вернулись к собственной величии и силе духа, перед которой бессилен даже цианистый калий.
– Да тьфу ты.
Он выплюнул стекло на пол, верный его пёс арийской породы Норд кинулся туда, лизнул и тут же вывернулся лапами кверху – последняя агония, и верного товарища не стало.
Гитлер долго смотрел на четвероногого, затем тяжело поднялся. Сгорбленный, поплёлся в соседнюю комнату, взял из мёртвых пальцев Евы Браун "браунинг" и глубоко вставил в рот.
– Василёчек! – ещё успел выкрикнуть он, этот болезненный крик слился с выстрелом и долго отдавался эхом в подземных коридорах и бункерах Рейхсканцелярии.
...Василий Адольфович Сергиёчек на всякий случай отутюжил свой ещё довоенный костюм, а мама Зина старательно выгладила его, ведь это впервые его вызвали туда. Он шёл и иногда радовался, что город поднимается из руин. Вот, например, добротное здание обкома компартии – глянь, как выстроено. Полюбовавшись, он осторожно приоткрыл дверь, подал повестку и понемногу зашёл.
Комиссия заседала слишком внушительная, таких дородных лиц Василий давно не видел. Они долго проверяли бумаги, особенно о награждении его "Заслуженным металлистом Полтавской области", тут все напряглись, не награждали ли уже кого из депо? Пока добротная секретарша не сообщила, что Василий Адольфович лично нарисовал все наглядные материалы в соседнем фойе.
– Так вы, выходит, ещё и художник?
– Самоучка, – покраснел тот.
– А вот скажите, – молвил один гипертонического цвета, – а что это у вас за отчество такое – Адольфович?
– Отец мой одего из поволжских немцев, – тихо выдавил мужчина то, о чём узнал от матери.
– Каких ещё таких поволжских немцев? – насторожился тот. – А может, вы, простите, из каких еврейских кровей?
Василия будто подбросило:
– Я?! – возмутился. – Я из других поволжских, что я одего от звонка до звонка провёл лично всю войну на Волге! Вот каких я кровей, многократно мною и пролитых – из Сталинграда!
И он гордо выпятил на груди орден "За оборону Сталинграда" так, что президиум смутился, потому что ни у кого из них такого не было.
– Ну так прицепите рядом с вашим орденом ещё один, – председатель президиума пленума торжественно улыбнулся и ловко черкнул пером по бумагам, – поздравляю вас с вручением "Ордена переходящего знамени социалистического Труда"!
И хотел уже пожать руку, когда вдруг переспросил:
– А чего это у вас такие куцые усики под носом? – он тянул паузу. – Я бы посоветовал вам сбрить их, Адольфович.
– Усы такие же, как у комдива товарища Ворошилова, – обиженно прошептал мужчина.
– И чёлочка такая у него? – кивнул он на клиновидный Василиев чубчик. – По-дружески, я бы посоветовал отстричь и это.
Мужчина согласно закивал и поспешно пожал протянутую ладонь, а затем покрылся потом, пока ему на отвороты крепили высокую награду.
Спускался точёными малахитовыми ступенями не спеша, потому что его мучила мысль: "Одего Сталин после Великой Победы взял и отменил вдруг все орденские выплаты героям, а вот за новый Орден – отменит, или нет?" Тревожно косился на яркий лацкан: "Да Бог с ним, всё равно дедушки дети отца больше уважать будут". Дунул на металлическую поверхность награды и протёр рукавом.
Улыбнулся, потому что уже видел, как его трое сыновей по очереди будут играть сияющей наградой, как будут радоваться побрякушке все трое, чубастенькие такие, неожиданно смуглые, с глубокими тёмно-карими глазами.
Тут он увидел себя в огромном блестящем зеркале, резной гранит рамы эффектно оттенял отражённую фигуру, Василий оглянулся – ни души в мраморных коридорах, все ушли на пленарное заседание; он откинул вперёд клинышек чёлки, лихо щёлкнул каблуками и неожиданно резко и прямо вскинул перед собой вверх правую ладонь:
– Служу Советскому Союзу! – почти выкрикнул он.
И смахнул за это слёзы благодарности.
Без грима
Когда Сталин умер, то комиссию похорон возглавил Н. Хрущёв и был поражён, что личных вещей у вождя оказалось совсем немного: изношенный китель, трубка, клёпаный котёл с остатками варёной фасоли (лобиа), а главное, пара женских (!) протёртых тапочек... Историков до сих пор мучает вопрос – а чьи они, собственно, ведь жену свою вождь похоронил ещё до войны?
– Дебилшевики, – прошептал Сталин после встречи со старыми грузинскими компартийцами.
Всё происходило не так, что-то тут случилось с бывшими соратниками, в них чувствовались новые претензии к старым тезисам. Сталин нервно вышел из обкома и направился к авто.
– Коба! – крикнули его старым партийным именем; да-да, этот псевдоним ему нравился больше, чем прежний "Сосо", потому что тот звучал в русском варианте не очень прилично.
Сквозь толпу прямо к линии охраны протиснулся Сиртахарукітанудзе, размахивая рукой, старый дружище ещё по батумским пересылкам. Или туруханским? – он не успел вспомнить, потому что из другого рукава у того ветерана партии выскользнул на верёвке маузер, пуля вылетела раньше, чем агенты успели остановить, она имела дополнительный стержень из сверхтвёрдого металла на случай, если у вождя панцирь, и, проломив кирасу, ударила точно в сердце, Сталина бросило на руки окружения, упал он уже неживой – лёгкая мгновенная смерть, часовые сбили с ног Сиртахарукітанудзе – и вовремя: с верхушек зданий ударил снайперский залп первого этапа, поражённые не успели упасть, как грянул залп снайперов второго эшелона прикрытия, на всякий случай ликвидировав стрелков первого; толпа народа, состоявшая преимущественно из переодетых энкаведистов, тех, кто охранял вождя от охраны, мигом запихнула по машинам всё, что упало на мостовую, рванули моторы множества "Паккардов" с одинаковыми номерами и шофёрами – и вдруг площадь опустела, даже пыль вся взвилась за кавалькадой.
Старого грузинского большевика притащили в кремлёвские подвалы довольно невредимым, потому что следователи всё время сдерживали друг друга, чтобы не покалечить, ведь надо ещё выяснить, кто это изготовил из харьковского "победита" пулю для маузера.
Старик откинулся на стул, сдерживая удовлетворение, он твёрдо вошёл в историю партии и, что бы с ним ни случилось дальше, – самое страшное уже позади: страх перед преждевременным разоблачением, он более всего трясся, что не доберётся до Сталина, этого нарушителя старых ленинских идеалов, что агенты перехватят его на подходах к акции.
Тут он услышал тихие шаги и зажмурил глаза, ожидая удара, однако чьи-то неслышные шаги обошли вокруг и остановились перед ним. Сиртахарукітанудзе раскрыл глаза. Лучше бы он этого не делал. Перед ним, пряча в усах улыбку, стоял тот же самый Сталин, только без дырки в кителе.
– Шчьо, кацо, ты удивлён? – обнажил свой специфический взгляд, какой бы не каждая гюрза выдержала.
– Ты, ты... – не находил другого слова старый большевик-искровец.
– Да, я, – притопнул кавказским сапогом посетитель. – А ты ж как думал? Ты что, газет не читаешь? Там же везде написано, что я вечно живой. А ты не верил?
– Ты нарушитель, – шептал Сиртахарукітанудзе, – ты отошёл от идеалов Ленина.
– Членина, – был ответ. – Ты ж сам убедился, что я вечно живее его, ага?
Вождь откинул туловище на стол, наслаждаясь. Да, это уже третий пробный опытный теракт, который прошёл более чем успешно.
Ягода был прав, идея с введением двойников оказалась удачнее, по крайней мере, чем давняя идея со стальными защитными жилетами.
Это была эпоха, когда почему-то вдруг прекратились аресты анекдотчиков. Ведь талант имитировать вождя всех народов – качество природное, так что грех было спугнуть невыявленные таланты, среди которых и отбирались претенденты на роль сталинских двойников.
А дальше всё шло проторённым путём – уничтожение их окружения, опускание во всех направлениях и отношениях, конкурс между претендентами на роль главы государства.
Берия робко ступил в кабинет, неся пухлые отчёты о террористических акциях. Сталин, как всегда, медлил, делал вид, что работает, потом ещё дольше набивал свою трубку.
– Лярвєнтий Падлович? – поднял он наконец глаза. – Слушай, а ты не сердишься, что я тебя так называю?
– Вы ж лингвист, – был скромный ответ.
– Признайся: а как ты вышел на это проклятое гнездо заговорщиков?
– Очень просто, когда я узнал, что в Кутаиси старый пердун ленинского призыва Сиртахарукітанудзе плохо про вас обмолвился, и это слышали Обдуладзе, Янукидзе, Сиртакишвили, Циахурукиртадзе, я сразу решил, что там что-то затевается, ну и закинул туда пробную акцию.
– А что он говорил про меня, ленинец? – Сталин прятал за табачным дымом взгляд, чтобы лишний раз не испугать Лаврентия.
– Я не смогу этого повторить.
– Ну, я очень прошу тебя, – самым нежным тоном протянул вождь.
Берия не любил таких драматичных моментов, поэтому вытянул из стопки заранее заготовленный клочок бумаги, будто раскалённый на огне, и положил на стол, отдёрнув обожжённые пальцы.
Сталин повёл глазами, пробежав строки.
– "Недоучка"...