Лучше есть эрзац-продукты, чем концлагерную баланду. Вот так.
Выходя в коридор, Ева незаметно отметила это помещение губной помадой – это несложно сделать, коснувшись лёгким поцелуем бронированных дверей.
То есть, у неё началась новая жизнь, особенно половая. А что оставалось делать, когда Гитлер упорно проигрывал битву за битвой, настойчиво отдавая так тяжело завоёванное жизненное пространство, что Еве даже показалось – делает он это нарочно. Вместо того чтобы, например, вкладывать бюджет в вооружение, транжирит его на какое-то мистическое "оружие возмездия", которого никто не видел и даже не слышал.
Но вот вопрос: с какой целью? Чтобы незаметно смыться с ней из Рейха? Захватив кого? Рифеншталь Ленни, режиссёршу? "Ленинист сраный"! – яростно думала Ева Браун, натирая свекольные салаты, которые особенно унизительно было пробовать на предмет отравления, ведь Гитлер очень заботился о проблемах здоровья. Конечно же, своего, а не чьего-то там. Экономный, ещё бы, да ещё и заставлял штопать носки.
Жмот.
Экономил зарплату? Но с какой целью?
Чтобы с чистой совестью смыться куда-нибудь с виртуозной лётчицей? Или с...
Да и чего хорошего от него ждать, если он при Еве Браун закрутил адюльтер – с кем? Да с родной единокровной племянницей, подтолкнув несчастную к самоубийству! И – адьос, адюльтер!
– И это при живой мне? Так что, ждать, пока и меня доведёт до цианида?
А дудки! С трепетным наслаждением Ева смачно плюнула в свекольное пюре.
И вовремя: из коридора донеслось тяжёлое чеканье сапог охраны, и в покои вошёл Адольф Алоизович Гитлер. Фюрер так спешил, что не произвёл привычной проверки помещения, а вместо этого резко накрутил телефон:
– Алло! Как там у вас с кубатурой сферы? А с пирамидатурой? Так что, можно уже надеяться?
И хоть потом любимый полностью перешёл на украинский язык, первые слова успели очень насторожить Еву Браун, ведь она никогда ещё ничего подобного здесь не слышала.
– Что-то замышляет, – невольно прошептала она.
Да и любую другую женщину насторожило бы, когда мужчина переходит на незнакомые для расшифровки слова; мужчину только отпусти, он тебе такого надумает. Если у него есть тайны от собственного Третьего Рейха, то от семьи и подавно... Тревога когтями сжала сердце рейх-пантеры.
И на то были причины. Когда-то, например, на чёрта тебе сдалась та ободранная большевистская Россия? Какой с неё прок?
Все фельдмаршалы отговаривали его:
– Ты ж уже Европу захватил, так строй счастливую жизнь для фатерлянда. Чем Россия, так лучше сосредоточься на Англии и добей её, чтобы не воняла. А то: Россия, Россия, вон уже сколько мировых вождей о неё зубы сломало. Неэкономно как-то.
Особенно семейные подозрения появились, когда он, подступившись к самой Москве, вдруг неожиданно повернул назад. Ну не ну? Стоило вот так туда ломиться, чтобы всё разом взять и бросить?
"Тут что-то неладно", – подсказало трепетное женское сердце. А вслух произнесла:
– Адюнчик, подавать?
Тот молча и яростно набросился на блюдо, ещё бы – в командировке имел привычку ни к чему не притрагиваться, справедливо опасаясь яда.
"Вот бы хоть раз набросился на меня", – прошептало ей простое женское счастье.
Даже не вытерев губ, чмокнул в щёчку и умчался.
– Куда ты, милый? – грустно спросила.
– Конечно, в мастерскую. – И, подумав, добавил: – Любимая.
Искусная имперская рысь недолго прихорашивалась. Гораздо дольше пришлось искать заветные двери в длиннющих коридорах. Только там, внутри, в объятиях двойника, тревога отпускала. Вот она и поделилась предчувствиями с дубль-партнёром. А с кем ещё в этом холодном подземном царстве?
– И у меня то же самое предчувствие, – признался он. – Как-то ко мне курьер по ошибке доставил депешу, перепутав меня с оригиналом. Вот, погляди.
Он достал из-под ковра пакет. Ева взглянула и побледнела: несмотря на какие-то запутанные, как ей показалось, чертежи механизма, она узнала лишь слова: "кубатура сферы".
– Что это? – ткнула пальцем.
– "Что, что". НЛО, – был ответ. – Разве не видишь?
Указал на рули левитации полёта. Оба онемели, потому что она поняла, о чём были тайные телефонные переговоры фюрера.
Ведь началось всё с далёкой живописной Полтавы, которая возродит к жизни любого художника. Особенно с её пригородов. Вот, выбрав уютное местечко, раненый Адольф Гитлер любил уединяться там, припадая к акварельному мольберту. Он, слепой, ждал чуда, надеялся, что искусство вернёт ему глаза и палитру. Правда, после заринового газа его посещали мистические видения, ради которых стоило и ослепнуть, ещё бы, это случилось на Сомме, реке с явно санскритским названием.
Однажды, придя гораздо раньше, сев и расслабившись, он вдруг услышал прямо над собой какие-то странные звуки: что-то трещало и выкрикивало. Отодвинувшись в живую изгородь, Адольф застыл так, что даже прозрел от увиденного.
Обнажая крепкий торс, местный красавец выполнял гимнастические упражнения. Адольф, залюбовавшись, набросал эскиз, и так увлёкся, что не заметил, как незнакомец оказался рядом.
– Похвально, – прозвучало.
Он ощутил себя так же удивительно, как когда в Летнем саду к Шевченко подошёл незнакомый Сошенко.
Адольф хотел спрятать эскиз, но гимнаст не позволил:
– Не надо скрываться с таким талантом, а надо развивать его. И только тогда, я уверен, вас ждёт великое будущее. Вот как вы думаете, у меня всегда были такие упругие мышцы? – напряг он бицепс. – Отнюдь. Только упорные тренировки позволили создать из себя совершенное тело.
Продемонстрировал его.
– Зачем это вам? – Адольф был так поражён, что не заметил даже – незнакомец упорно говорил по-немецки, хотя лишь с едва заметным акцентом, сказать бы, мюнхенского диалекта.
– Но это, – тот снова кивнул на мышцы, – не самоцель. Я тренирую тело, готовлю его к космическим перелётам.
– К... чему? – от неожиданности опешил Гитлер.
Испугался, конечно, ещё бы: на Украине именно тогда разворачивалась освободительная борьба, и тут всё может быть. Кто же тогда этот мускулистый чудак?
– Не верите, – вздохнул красавец. – Все не верят. Мало того, ещё и хотят арестовать. Но вам я смогу довериться, потому что, вижу, вы тоже человек необычного таланта.
Он быстро начертил на гитлеровском эскизе сферу с кубом посередине, а потом вписал туда пирамиду.
– Видите? Это основные фигуры космического бытия, и вот: разница между кубатурой сферы и её пирамидатурой – это и есть главные пространственно-временные различия, которые и дают, правда, двигателю, правда, лишь сто двадцать процентов коэффициента полезного действия, однако минус или плюс, регулируемый, а ещё разница обозначенных объёмов, совмещая их и вращая, вы легко овладеете пространством и временем, вот так, – показывал он координаты.
– То есть?
– То есть сможете перемещаться во времени, что практически означает бессмертие.
Гитлер побледнел – ведь, надышавшись зарином, он всерьёз задумался о проблемах бессмертия как о шансе вернуть веру в жизнь.
– О, простите, не успел представиться: Шагрей моя фамилия. Вот собираюсь её сменить на псевдоним Кондратюк. С целью конспирации, – добавил он, – знаете, большевизм набирает силу. Большевинизм! А мне надо ещё долго жить и ждать, проект ведь требует несметных средств, думаю, частным капиталом его не воплотить. Для этого нужны усилия целого государства. Но где такое взять?
– Адольф, – услышал в ответ тихое, – Гитлер.
– Адольф, – замечтался гимнаст. – Звёзды пророчат, что вам надо быть очень осторожным с таким именем.
– Почему?
– Видите ли, вас могут постичь огромные испытания, ба, даже неожиданная смерть.
– Почему?
– Потому что А-дольф в переводе: анти-счастливый.
Сказал он и, хрустнув ветками, исчез.
Больше они не виделись. Поэтому Гитлер серьёзно задумался о собственном бытии – как бы его преодолеть?
– Нахрен тебе СССР? – в рифму кричал фон Гудериан. Он был фельдмаршал и потому мог себе позволить это с простым ефрейтором.
– Жизненное пространство, – был ответ.
– Тебе Европы мало? Там того пространства, хоть жопой жуй, – едва сдерживался танковый гений.
– Вот видишь, – сдержал улыбку Гитлер, – ты кричишь СССР, а не знаешь, что там не одна лишь Россия. Хоть бы раз на карту глянул.
– На карту, – поправил его тот свысока.
– Да хоть бы и на мартышку; а там, между прочим, есть ещё и Украина, – мечтательно произнёс он.
– Ну и что?
– Украина – не Россия, – заметил фюрер.
Гудериан потерял дар речи. Вместо того чтобы захватить уже эту несчастную Москву, вождь приказывает повернуть стальной кулак "Мёртвая голова" на земли Украины.
– Где это видано? Распылять силы, – военачальник уже едва сопел.
– Как бы тебе объяснить, – милостиво улыбнулся Адольф. – Вот ты знаешь, что такое провидение?
– Что-что? – не понял тот.
– Ну, конечно, этому в военных академиях не учат. Так вот – ту самую Европу мы всю захватили, потому что руководствовались именно им. А если бы слушались твоих военных карт, – подчеркнуто нажал он, – то до сих пор бы толклись в мюнхенских пивницах.
Это был выверенный ход – свою истинную цель он всегда маскировал под мистику.
Гудериан швырнул в угол маршальский жезл и стремительно выбежал из кабинета.
Когда же захватил Полтаву, то был ещё неприятнее удивлён, когда его отстранили спецвойска "Аненербе", начавшие прочёсывать город, бросив все усилия на поиски какого-то там Шагрея-Кондратюка, а нашли лишь весть, что тот ещё до войны отбыл в Москву.
И снова, во второй раз, Гудериана развернули на Москву, и снова стальные гусеницы месили ту же самую грязь и продвигались, теряя траки, пока не достигли окраины ненавистной столицы. Тех самых улиц, что были отмечены в "Аненербе", и оно перехватило командование и приказало именем фюрера фильтровать адреса, а потом плюнуть на ту Москву.
Ну? И переться назад в Смоленск, потому что, видишь ли, пришла наводка, что того самого Шагрея-Кондратюка раньше погнали туда с добровольным ополчением, то есть на убой.
Танкисты были вынуждены прочёсывать смоленских военнопленных, и что? Нашли – получили благодарность? Дудки, её всю перебрало на себя "Аненербе".
А что досталось Гудериану? Лишь новый приказ:
– Всё, к чёрту ту Россию, сокращаем фронты, сосредоточившись на главном.
– На главном каком? – осмелился Гудериан.
– На провидении, – услышал в ответ.
Во время секса Ева Браун уловила в любовнике какое-то беспокойство.
– Что такое? – прервала фрикции.
– Беда, Евунь, – услышала в ответ.
– Адольф что-то пронюхал? – напрягла вульву.
– Если бы пронюхал, нас бы тут уже не было.