Недовольный такими перестановками, местный люд зароптал:
– Как это так? Город стоит на Москве-реке, а называет его каждый пришлый, кто как хочет? Мы, кровные её жители, с этим не согласны! Ведь на нашем угро-финском языке Москва – это коровий брод, и это гордость для наших бесчисленных крупнорогатокопытных стад!
Тут они слегка лукавили, ведь кто возьмёт и раскроет угро-финский словарь, тот увидит, что это не "брод", а "топь", то есть грязюка, истоптанная с кизяками, однако все местные жители в то время свой родной язык счастливо забыли и потому, возмущённые, сделали вот что – напали на Киев вооружённо. Как такое могло случиться? А очень просто, ведь матушка у Андрея Бухолюбского была половецкой национальности, татаро-монголка, когда-то её, княжну, боевым порядком женил Юрий Долгорукий и ввёл в свой гарем, что ей не очень нравилось, вот она и решила переиначить династию нелюбимого. И для этого через свои давние тюркские связи прознала:
– Сыночек, шухер!
– Что такое, маменька?
– Наши соплеменные кровные орды готовят великий поход имени хана Батыя на Киев!
А хана в то время паханили варяги-викинги, они, узнав про Батыя, очень струхнули, забрали из Киева всё, что там ещё было ценного, и вооружённо смылись на свои давние скандинавские земли. Но они были очень глупы, что не приглядели здесь самую дорогую ценность, а именно икону святопрестольную Вышгородской Божьей Богоматери, ведь эти дикари поклонялись не ей, а простому молотку, именованному в её честь Тором, а икона на него вовсе не походила. (Кстати, значительно позже другие варвары возведут этот молот себе на герб рядом с серпом.)
Так вот, Бухолюбский врывается в Киев, разрушает его, и всё, что там осталось после варягов (а это были нетронутые, ибо ненужные им, православные церкви и храмы), всё святое сдирает и перевозит на свои северные угро-финские земли. За такую большую любовь к христианской утвари его и прозвали, наконец, Боголюбским. А икону переименовали во Владимиро-Божью-Матерь, потому что на Москву он ещё не позарился, а отсиживался под городом Владимиром.
Хам же Батый, легко после такого погрома захватив Киев, в благодарность за это согласился возвеличить Боголюбского.
– Ведь только он, – решил татаро-монгольский хам, – создаст царство, которое будет полностью татаро-подмонгольское.
– Каким образом? – удивились хамчата.
– Таким, что все бояре с воеводами будут из наших улусов.
– Как он согласится?
– Очень просто, ведь он по крови уже наш.
Батый ведь был заинтересован в восстании Московской орды под властью кровного половца. Потому Андрей Боголюбский, прикрываясь таким патронатом, беспрепятственно женится за это на Кучинской дочке Улите и вполне законно наследует Кучинские болота, исторический центр той топи, метко названной Москвой. Кто не согласится с такой этимологией, пусть сначала ответит на простой исторический вопрос: "А почему это столица якобы славянского государства зовётся не славянским топонимом? Не говоря уже об одноимённом гидрониме реки-Москвы?"
Да, не любят нынешние московиты такой простой правды...
Однако и тогдашние воинственные местные чистокровные московиты были недовольны полукровкой Боголюбским:
– Он, сын степей, а присвоил себе их гидронимы и этнонимы!
И начали понемногу роптать. Тут нужно вспомнить и Кучков, которые уступили топи и болота молодому пришельцу, даже не проиграв их в карты, а тот хочет захватить все государственные приоритеты, хочет из князей в грязи. Но почему-то тянет и тянет.
А с другой стороны им были не очень довольны ордынцы:
– Ведь он и для нас тоже не чистокровный татаро-монгол, а тоже лишь наполовину полукровка...
А это было плохо для основания татаро-монгольской столицы великого нового ханства (царства). Так что неплохо бы и его заменить на своего чистокровного улуса.
Они тайком подговаривали родственников Кучмовских, подзуживая, что это им по праву принадлежат столичные земли, ведь, мол, её основатель Юрий Долгорукий попросту споил их старого Кучку и потому хитро выиграл Москву в кости (а не карты, как свидетельствуют летописи, ведь карт тогда ещё на мировых исторических политических просторах не было).
Те, справедливо рассуждая, что если Андрей Боголюбский достигнет своей царственной цели и воцарится, "то уж потом Москву никакими картами или костями назад не отыграешь, ни даже в шахматы – ведь это уже будет не топь, а полноценная империя".
И вот они все, ближайшие его родственники числом двадцать душ мужиков (вместе и с женщинами), в башне села Боголюбово ночью подступаются к тяжёлым дверям его палат. Их ведь возмутило: он что-то заподозрил и стал маниакально суеверен, и запирается в башнях башен. Тогда они, пуская впереди себя царскую супругу Улиту Кучку, проникают под ночные его двери.
– Впусти меня, милый, – нежно шепчет Улита в замочную щель, – я ведь пришла тебя сексуально проведать...
Тот, обрадовавшись такой радости, отомкнул её, однако вместо любовных утех увидел всю свою родню, вооружённую лютыми мечами. Врываются и по-зверски долго рубят его, колют, и, решив, что дело сделано, спокойно выходят во двор.
Так нет! Этот недобиток и сам, оказывается, ползёт туда подышать свежим воздухом.
– Ах ты ж сука, тебе было мало?
Это их рассердило до такой степени, что они его дорезали до того, что отрубили даже правую руку, которой он напрасно заслонялся от клинков. А труп запретили людям хоронить. Разрешив, правда, собакам догрызть его, что потом научно подтвердил наш славный академик Герасимов, реставрировавший тело по костям. Как говорится, где родился, там и умер.
Икону святопрестольную Вышгородской Божьей Богоматери они забрали себе (теперь уже по-новому переименованную во Владимирскую), так что она, украденная из Киева, стала ихней величайшей государственной святыней. А под отрубленную правицу собрали докупы все окрестные запуганные собачьим людоедством финские сёла и вёси, и вот так возникло наконец царство, с позволения Батыя названное Московской ордой. Из-за этой руки и считается, что Андрей Боголюбский является первым московским (хоть и не номинированным) русским царём, и именно его мощам поклонялись все последующие монархи (а не праху Юрия Долгорукого, как следовало бы, ведь тогда бы воцарилось киевское верховенство). Но и тут есть хорошие перспективы, ведь киевский храм
Спаса-на-Берестове, где покоятся его останки, перешёл под руку московского патриархата и, возможно, будет перевезён в северную столицу, которую он когда-то необдуманно с пьяну основал.
Ну, кто в это не поверил, пусть вспомнит, как Гитлер подступился к самой Москве. И что? Сталин (а он был по своему неполному среднему образованию семинаристом) вдруг вспомнил:
– Мы же ещё не раскулачили забытую атеистами икону святопрестольную Вышгородско-Владимирской Божьей Богоматери?
– Раскулачим! – был ответ.
– Ни в коем случае!
И взял её да и обнёс вокруг Москвы, и немецко-германское нашествие откатилось.
То же самое сделал и Ельцин. Когда начались гэкачепистские бесконечные смуты, то он тоже обнёс ею их, и воцарился. Тот действовал по заранее намеченному плану, ведь когда ещё был партийным удельным князьком в Екатеринбурге, то приказал уничтожить до основания дом, где расстреляли последнего русского царя Николая II со всей семьёй законных наследников. А случилось это 17 июля – ровнёхонько в памятный день, когда празднуются именины кого? Того же Андрея Боголюбского, самого первого фактического царя.
Вот так! Такова была дальнейшая судьба Андрея Боголюбского? За все его вышеупомянутые подвиги московский патриархат причислил его к равноапостольному лику святых, хоть это и случилось аж через пятьсот лет, но и до того люд московский почитал и поклонялся, в его честь построен храм на Красной площади имени Андрея Боголюбского, за что в благодарность и был ослеплён Василий Блаженный. Вот так всё сложно получилось.
Хотя и тут надо крепко подумать, кто и кого причислил в святцы, ведь и по сей день Москва, которая стоит на таких странных пируэтах истории, ещё и доселе является единственной в мире европейской столицей, которая никогда не была крещёной. Вот так. Хотя и имеет самое большое в мире христианское паство, хоть и некрещёное... Ну не парадокс? Крестить её, крестить изо всех сил, как когда-то сделал с Киевом св. Владимир. У неё теперь есть свой Владимир, да ещё и Владимирович, так чего ж он тянет? Тут не надо чесаться, как это делал Андрей Боголюбский и дочесался...
Позагонял бы всех её жителей в Москву-реку, снова бы перетоптал на топь, окрестил бы наконец каждого, да и сам тоже канонизировался бы в сан равноапостольного. И не надо было бы снова и снова чередоваться властью с Медведевым, который, по народной легенде, – внук Петербургского раввина, что для России нетипично. Как нетипично для неё и всё остальное.
Рецептуарий
Надо вот так встать с постели сразу на две ноги, желательно на правую, а потом ехать на Петровку, в то место, куда переехал рынок Птичка, и там покупать маникюрные ножницы, только не китайские, а настоящие из местного металла железа, уже тогда везти их на Владимирский, только не в одноимённый собор, а на одноимённый рынок, хоть он и не возле собора, а наоборот, там найти точильщика Эдюарда и чтобы он наточил их тебе не для резки ногтей, а для стрижки. И вот тогда после этого идёшь между рядами и ищешь настоящую селянку, а не перекупщицу, и, не найдя её там, ходишь вокруг рынка до тех пор, пока не найдёшь, и, подойдя, покупаешь у неё два стакана чёрной смородины.
Плюёшь на четыре стороны и едешь двенадцатыми троллейбусами до тех пор, пока не наткнёшься на кондукторшу Настю, у которой выкупаешь сто однокопеечных копеек. И везёшь их с пересадками на Владимирский, только уже не рынок, а под собор, и, обойдя его трижды, крестишь копейки и раздаёшь их там нищим, желательно цыганской национальности, и только после этого берёшь этими пучками пальцев ножницы и начинаешь стричь смородинки, в смысле выстригать из них остатки зародышей, такой пушок, и, настригши напёрсток, с молитвами "Отрекаюсь сатаны" развеиваешь его, поджигая на лету спичками (ни в коем случае не зажигалкой, потому что в ней нет серы) на все четыре стороны.
Покупаешь в соборе трижды освящённую лампаду и всыпаешь в неё смородину и везёшь её в Пирогов, где покупаешь, найдя кладовщицу Секлету, сто грамм народной водки, после чего её везёшь на Владимирский, только не под собор, а под рынок, и даёшь в руки точильщику Эдюарду, чтобы он своими личными святыми руками перелил её в твою лампаду, ведь он имеет Божий дар разливать водку (и это доказано) таким образом, что после этого ни у кого не болит утром похмельная голова, сколько бы кто ни выпил, только потом едешь домой, крестясь и сплёвывая на все четыре стороны, и уже там, купив предварительно коричневую обёрточную бумагу из-под выпечки просфор, восемь кусочков её сжигаешь на блюдечке, а тот воск, что остался на поверхности, соскабливаешь и счищаешь в раствор смородины и лишь после этого под домашней иконой вешаешь возле своей вечно горящей лампадки рядом и пусть настаивается в висящем положении три дня, окружаясь святыми искренними молитвами.
А в это время едешь в Белую Церковь, только не под неё, а под памятник танку, и куда указывает его дуло, идёшь достаточно времени, чтобы дойти до бывшего раскаявшегося замполита Лукьянченко и не рассказывая ему причину своего прихода (ведь он и так всё знает), начинаешь благословляться им от греховных помыслов столько, сколько он найдёт нужным, чтобы после этого, пропустив на вокзале первую электричку и вторую, сев в третью её, ехать домой, молча неся при себе слова благословения, при этом ни с кем не разговаривая, и, молча в этой тишине, замешиваешь постное тесто, и скатываешь из него вареники, предварительно нафаршировав той загустевшей растворённой смородиной, которая высохла уже достаточно под лампадкой.
Потом только поджигаешь газ из той самой спичечной коробки, варя в святоапостольской Печерсколаврской молящей предварительной колодезной воде, что вытекает из-под Ближних её святойурских Варяжских пещер, орошаясь и молясь ею, ты съедаешь их, шепча слова правды, каясь и понося дьявола по три "отче наш" на вареник, медленно проглатываешь.
Только главное при этом – не забыть последовательность святого обряда.
(2 апреля 2013 года, на следующий день новой двадцатишеститысячелетней космической эры созвездия Водолея.)
Жития
В том, что благочестиво-велебный Демидий родился, нет ничего удивительного, ведь его мать работала в придорожном кабаке, торгуя не только едой и напитками.
Добавим, что через это южное местечко Нижний Ботодайбо двигалось к святым местам множество паломников, так что неудивительно, что она забеременела.
С самого рождения он поражал кротостью, покорностью, а главное – честностью; знаете же, дети, как не украдёт, так соврёт, а Демидик был не такой, а наоборот – и сам не крал, и другим не давал, так что слава о нём быстро распространилась среди простых людей.