Отвечал он на вопросы невпопад, а то и вовсе молчал. Разве что взглянет так странно — аж у Грицыка мороз по коже. Да и сам он какой-то ослаб, лоб всё время горячий.
— Пройдёт, — уверял Швайка. — Я знаю.
А откуда знает — не говорил. Только когда на Санька находило, Швайка брал его на руки и нёс. Как вот сейчас. С самого утра несёт, а солнце уже клонится к западу.
Санько то ли бредил, то ли нет. Просто ему казалось, что его будто и не было на свете — и в то же время он был. Только вот каким он был — не мог сказать. Зато видел он другое. Иногда перед ним возникал бородатый старик — тот самый, что привиделся, когда они с Грицыком дремали на Сторожевом дубе. Улыбался старик ему по-доброму, как родному, и Санько тоже ему улыбался. Вокруг бегали волки, сверху сыпался крупный, невесомый снег… І Санько точно знав — того діда звали Кудьма.
А ещё виделось ему, будто турецкий султан жалуется польскому королю на них с Грицыком. Не на теперешних, а на взрослых. И почему-то Санько был уверен — так оно и будет.
А однажды он увидел Швайку. Ужасное увидел. Будто посадили его татары на кол посреди большого городского майдана, а он смеётся над ними и проклинает такими страшными словами, что волосы дыбом. А в толпе стоит взрослый Грицик в татарской одежде — бледный, с прокушенной губы на подбородок струится кровь. Но он не может броситься спасать Швайку — наоборот, должен делать вид, будто радуется мукам этого неуловимого гяурского шайтана. Ведь ему, Грицыку, надо передать казакам весть, добытую Швайкой ценой жизни…
Санько очнулся от собственного крика. Над ним склонилось встревоженное лицо Швайки.
— Что с тобой, Санько? — спросил он.
— Ты жив! — вскрикнул Санько, и по щекам потекли слёзы. — Живой!
— А чего это я должен был умереть? — удивился Швайка. — Нет, мы ещё всем покажем, где раки зимуют…
Четвёртые сутки бредут они по бескрайнему степу. И не к Днепру, а в противоположную сторону.
— Туда нам пока нельзя, — говорил Швайка. — За каждым кустом татарин прячется, только и ждёт, чтобы попасться мы ему. А тут нас никто не ждёт.
И только сегодня они свернули на юг.
Сначала шли ночью, а днём прятались по оврагам или просто в траве. А теперь, похоже, даже Швайке стало всё равно. Лишь бы дойти до какой-нибудь речушки или хотя бы лужи. Еда была — птицы время от времени взмывали вокруг. А вот воды — ни капли.
Трава стояла высокая. Прошлогодняя не уступала молодой, и если идти согнувшись, то даже самое зоркое татарское око не заметит. Но Грицыку уже не было сил сгибаться.
А Швайка всё шёл и шёл. И, казалось, будет идти вечно. Лишь иногда оборачивался и подбадривал:
— Терпи, казаче. Если повезёт — доберёмся.
А если не повезёт?
Поздно вечером добрались до небольшой ложбины, поросшей рыжеватой лозой.
— Сейчас кончится наше мучение, — с облегчением вздохнул Швайка и опустил Санька на землю. — Это, ребята, Жёлтая балка. Где-то тут должен быть колодец.
Жёлтая балка была ещё зелёной. В низине, вокруг маленькой ямки, росло несколько кустиков камыша. Швайка постоял над ямкой, тяжело вздохнул.
— Дела плохи, ребята, — сказал он. — Нет воды.
И всё же он краем сабли начал рыхлить дно ямки. Наконец добыл пригоршню влажной земли, отжал и процедил сквозь рубаху мутной воды. Ребятам дал по глотку, а сам только губы смочил. Потом поднялся:
— Можно бы ещё покопать, но времени нет, — сказал он. — Надо убираться отсюда подальше. Это место знаю не только я — татарин тоже знает.
На следующий день, тоже к вечеру, Швайка заметил на горизонте силуэт всадника. Тот стоял на холме и смотрел в их сторону.
Высокий Швайка инстинктивно пригнулся. Ребятам прятаться не нужно — трава скрывала их с головой.
— Странно, — пробормотал Швайка и осторожно выглянул из травы. — Уж не Рашит ли? Вот бы повезло. А если нет? Что ж, надо пойти проверить.
Сначала осмотрел лук и стрелы. Потом потряс саблю — проверил, легко ли выходит из ножен. Затем приказал ребятам, точнее — Грицыку, потому что Санька снова била лихорадка:
— Чтобы сидели, как куропатки. Что бы ни случилось — не выдавайте себя, ясно? А если до утра меня не будет — двигайтесь на закат. Вот по этой балке идите. Она выведет к Днепру.
Сделал несколько шагов навстречу всаднику — и будто растворился.
Когда Санько пришёл в себя, рядом сидел только Грицик.
— А где Швайка? — спросил Санько. Голова раскалывалась, казалась огромной и гулкой, как церковный колокол, и не слушалась его.
— Ушёл, — ответил Грицик. — Кажется, охотится на татар. А ты как?
Санько покачал головой. Потом с трудом поднял руку.
— Уже лучше, — сказал он. — Только бы воды…
Грицик облизнул пересохшие губы.
— Нет воды, — сказал он. — Спи, Санько.
И сам не заметил, как уснул. Разбудил его далёкий топот. Солнце уже село. Грицик осторожно высунул голову из укрытия и радостно воскликнул: Швайка возвращался. И не пешком, а на коне. Рядом бежал ещё один конь.
— Живём, хлопцы! — сказал Швайка, вводя коней в ложбину. — Живём! И вода есть.
Он смотрел, как пьют мальчики — Грицик жадно, а Санько медленно, неохотно. Потом заговорил:
— Ну и повезло! Думал, насмерть придётся биться, а оказалось — мой старый товарищ.
— Из плавней? — спросил Грицик, вытирая подбородок.
— Да нет, из степи. Обычно он тут коней пасёт. Должен быть под Перекопом, но услышал, что со мной будто что-то случилось — и остался. Пей, пей ещё! А теперь — лечим Санька…
Швайка развёл маленький костёр, достал из саквояжа медный котелок, бросил туда пучок душистых трав, налил воды и поставил вариться.
— Выпьешь, Санько, — и как заново родишься. А доберёмся до плавней — тебя там вылечат окончательно. У нас там такие знахари! Самый лучший — дед Кудьма.
— Дед Кудьма? — удивлённо переспросил Грицик, который считал, что знает всё. — А кто это?
— Таких, Грицыку, на всю Украину, может, два-три найдётся. Все пути у нас к нему сходятся. Мы перед ним — как птенцы в ладони…
— И ты тоже? — недоверчиво усмехнулся Грицик.
— И я тоже. Кто я? Простой лазутчик. А он — голова всему.
— А где он живёт?
— Это, друг, не каждому знать положено, — уклонился от ответа Швайка. — А что знахарь — мёртвого поднимет! Так что, Санько, держись до Днепра — там тебя вылечат.
— Столько со мной мороки, — слабо улыбнулся Санько. — У тебя, может, свои дела, а я…
— Нет у меня других дел, — ответил Швайка и пошевелил в костре. — Хочешь знать — ты нам сейчас нужнее, чем сам Швайка.
— Почему это?
— Потом узнаешь. Таких, как ты, дед Кудьма давно ищет.
— Таких — это каких? — спросил Грицик.
— Вот таких…
Швайка сделал испуганное лицо, всплеснул руками, будто увидел нечисть, и замогильным голосом заговорил:
— Уймись, тьма! Унесись с водой, исчезни с туманом… Исчезни, исчезни!
— Так что, Санько — колдун? — вырвалось у Грицыка. Он, конечно, знал, что у друга есть странные способности. Но чтобы он был особенный? Вот Митько Щелепа ушами двигать умеет, да волосы у него встают, когда захочет. А у него, у Грицыка, зоркость и зубы, что любую кость разгрызут. Но дед Кудьма почему-то ищет не его, а Санька…
— Эх, Грицыку, если бы он был просто колдун! Нет, он сотни таких стоит. Неужели забыл, как он отвёл от нас того татарина?
Грицик с благоговейным страхом глянул на друга, который смущённо улыбался, слыша слова Швайки. Так вот он какой, этот Санько!
Про колдунов, волхвов и ведьмаков Грицик знал не меньше, чем про оборотней. Он был уверен — они не лучше татар. Могут напустить болезнь, порчу или смерть. И никто с ними не справится. А тут — Санько, добрейший человек — и вдруг страшный волхв! Как теперь быть с таким другом? Ведь волхвы живут в уединении, без родных и близких. А если Санько станет отшельником — он, Грицик, потеряет лучшего друга. Эх, как жаль!
И Грицик вздохнул так тяжко, будто уже попрощался с ним. Перевёл взгляд на степь — и у него перехватило дыхание:
— Татары!
Мгновение — и Швайка уже рядом. Ещё миг — и он снова у костра.
— Этот татарин не опасен, — сказал он, пошевелив веточкой в огне. — Свой.
Тот уже спускался в балку. Соскочил с куцего конька и направился к Швайке.
— Свой, — по дороге успокоительно улыбнулся Грицыку, который всё ещё держал лук наготове. — Здравствуй, мальчик…
— Что случилось, Рашит? — спросил Швайка.
Рашит промолчал. Нагнулся к костру, бросил в котёл ещё трав и стал помешивать.
— Забыл, — виновато пояснил он Саньку. — Вылечу тебя скоро…
Лишь потом повернулся к Швайке:
— Ещё забыл — про два плохих урус. Подъехали — один на коне, другой в кустах прячется. Большой, настоящий батыр — никакой куст его не скроет. Всадник показал знак Ислам-бека. А Ислам-бек — мой хозяин. Забрали у меня двух коней — и фьють!
— А куда подались? — спросил Швайка.
Рашит махнул в сторону Днепра.
— Потом люди Ислам-бека пришли — сегодня с рассветом. Я им сказал про урус. Пошли по следу. Говорят друг другу: "Это не Швайка…" А мне: "Ты никого не видел". Я говорю: "А кони?" Смеются: "Их ты тоже не видел". А как не видел, если один из них мой? Мой, а не Ислам-бека!
— Не горюй, Рашит, — ответил Швайка, успокаивающе положив руку ему на плечо. — Разберёмся, кто такие эти урусы. И вернём твоего коня. Даже не одного.
Рашит утвердительно кивнул:
— Твоё слово — золотое слово, — сказал он.