В голову вдруг пришла мысль, от которой лицо Демка озарилось широкой улыбкой.
Нет, он, Демко, теперь поступит не так, как собирался сначала. Не станет звать деда, а бесшумно перебежит дорогу за его спиной, выберется на холм, а там сквозь кусты наперерез обгонит старого. Потом снова выйдет на дорогу и пойдёт ему навстречу. Пойдёт неспешно, важно. И встретит деда так, будто они виделись сегодня утром…
Вот уж удивится дед, вот обрадуется! Конечно, может и тростью по шее приложить — за то, что напугал, что не окликнул заранее. Но то будет от радости, а не от злости…
Демко уже собирался скатиться с холма на дорогу, как вдруг его взгляд случайно упал на болото. Дурная Сила вздрогнул и замер.
Болото это было сплошной трясиной. И не счесть, сколько там утонуло воронковских коров и лошадей! Да и не только воронковских. А про Волколацкий угол говорили, будто даже зимой там опасно пробираться. А летом и думать не смей!
И вот по этой вязкой, бездонной трясине шёл человек. Шёл, пристально глядя себе под ноги. Однако не забывал время от времени бросать вокруг острый, колючий взгляд из-под нахмуренных бровей. Демку даже показалось, что один из этих взглядов на мгновение задержался на нём, затем скользнул дальше — на лесную дорогу, по которой уже раздавался стук дедовой клюки.
«Мара какая-то», — подумал Демко. И чтобы отогнать это наваждение, крепко зажмурил глаза и перекрестился. А когда снова открыл — странный человек уже вышел из трясины на дорогу. Одет он был в какие-то лохмотья. Но при этом держался с осанкой благородного господина. А такой длинной и белой бороды Демко в жизни не видел.
«Откуда этот дед взялся?» — удивлялся Демко. — В Вороновке таких сроду не бывало. В Михайловке тоже. И в Вишнёвке. А может… Неужели это какой-нибудь волколак?»
А то ж! В Вороновке поговаривали, мол, именно тут начинаются владения всякой нечисти. Эх, как сейчас не хватает Грицыка, который всё на свете знает!
Но Грицыка не было. И Демко не знал, что делать. Может, выскочить из кустов и треснуть белобородого дубиной по голове? Конечно, волколаку иного ждать и не стоит. А если этот бородатый — не волколак, а человек? А у настоящих людей головы не такие уж и прочные, чтобы выдержать Демков удар…
Тем временем седобородый незнакомец уже миновал Демка. А с другой стороны, из-за кустов, уже показалась фигура Демкиного деда.
Увидев бородатого, дед Кибчик ничуть не удивился. Казалось, он знал, кого встретит.
Деды остановились под раскидистой осиной, что когда-то, будучи молодой, попала в болото и до сих пор не могла из него выбраться.
— Говори, зачем звал, — сказал бородатый.
Дед Кибчик ответил не сразу. Сначала вытер пот со лба — жара стояла невыносимая. Только потом сказал:
— Что тут говорить? Сам догадался.
— Догадался, — кивнул белобородый. — Ты хочешь знать, что с твоим внуком.
— Именно так, — ответил дед Кибчик. — Душа болит, Кудьма. А вроде бы и не должна уже…
Седобородый молча и пристально смотрел на деда Кибчика.
— Жив твой внук, друг, — сказал он наконец. — И ещё долго проживёт.
— В татарском плену, — с горечью улыбнулся дед Кибчик. — Знаю, какая там жизнь. Лучше бы уже смерть…
И тут Демко не выдержал. У деда было такое измождённое лицо, такая согнутая фигура, так дрожали его губы…
— Я не в плену, дедушка! — крикнул он и скатился с холма. — Я сбежал! Я вернулся!
КТО ЖЕ РАЗВЕДЧИК?
На поляне лежали седельные сумы с мехами. Лучше бы он их никогда не видел.
Сначала дед обрадовался неимоверно. Впервые он прижался лицом к груди Демка и залил его рубаху слезами. Демко вообще никогда не видел, чтобы дед плакал.
— Да что вы, дедушка… — бормотал Демко и сам смахивал счастливую слезу.
Наконец дед Кибчик отстранился от внука. Окинул его с головы до ног, сердито покашлял.
— Нашёлся, — сказал он. — Ну что, пойдём домой.
Демко замялся.
— Я, дедушка… сейчас не могу.
— Это ещё почему?
— Мне надо подождать одного человека. Я ему слово дал. И мех его везу.
— Какой ещё мех? — удивился дед Кибчик.
— Вон там, у поваленной ольхи. И кони там…
Они втроём направились туда — счастливые Демко и его дед и нахмуренный дед Кудьма. Спине Демка почему-то стало холодно от его пристального взгляда.
Дед Кибчик неопределённо хмыкнул, увидев коней. Потом потряс сумы и спросил:
— А это что?
— Так это же меха, — пояснил Демко. — Тут и выдровый, и бобровый, и куний… Знаете, дедушка, тут и моя доля есть. Откуплюсь ею от пана Кобыльского и вернусь в Вороновку. Или пойду козацтво служить у Байлема.
Дед Кибчик смотрел на тугие сумы и думал о чём-то своём. Наконец спросил:
— Не понимаю. Почему ты должен откупаться от Кобыльского? Разве ты не сбежал из татарского плена?
— Сбежал, дедушка. Но Тишкевич говорит, будто пан Кобыльский не знал, что я сбежал, и послал за меня выкуп. А Тишкевич говорит, что выкуп надо отрабатывать.
— Кто этот Тишкевич? — спросил дед Кибчик. — Не родня ли он тому Тишкевичу, что отправил тебя в Каневцы?
— Нет, дедушка, он не родня. Он и есть тот самый Тишкевич.
— Тёмный человек, — неожиданно вмешался в разговор дед Кудьма. — Много грехов за ним водится.
— Вы про Тишкевича? — повернулся к Кудьме Демко. — Нет, он не всегда злой. Напротив, он возил выкуп к татарам. За меня и за других. А ещё купил мне коня, чтобы легче было из степи выбраться. И обещал мехами поделиться…
С каждым словом внука в глазах деда Кибчика росло беспокойство.
— Нет, что-то тут не так, — сказал он. — Наши паны не такие. Не может быть, чтобы они на выкуп согласились! А ну-ка, Демко, расскажи всё с самого начала.
Когда Демко закончил свой рассказ, на деда Кибчика было больно смотреть. Лицо его посерело ещё больше. Он едва держался на ногах.
— Похоже, мой внук связался с разбойником, — обратился он к Кудьме.
— Так и есть, — подтвердил Кудьма.
— Дедушка! — вскрикнул Дурная Сила. — Что вы такое говорите? Он же из шляхтичей!
Но дед Кибчик будто и не слышал внукового крика.
— А кто связался с разбойником — сам разбойник, — продолжал он. — Тать. И я, значит, дед этого татя.
— Дедушка, ну как же… Я же не знал…
Лишь теперь Дурная Сила начал догадываться, в чём дело. Тишкевич был не тем, за кого себя выдавал. Говорил, будто возил выкуп к Ислам-беку, а на самом деле занимался грабежом. А может, даже убивал.
— Дедушка, что же теперь делать? — спросил он.
— С тобой всё ясно, — ответил дед Кибчик. — С тобой поступят как с разбойником. А вот что делать мне? Как теперь людям в глаза смотреть?
— Тсс! — вдруг сказал седобородый Кудьма. Он к чему-то прислушивался.
Солнце уже заходило за холм. Верхушки деревьев ещё светились золотом и зеленью, а внизу уже сгущались сумерки. Из этих сумерек доносился стук копыт.
«Тишкевич возвращается!» — догадался Демко.
Гнев охватил его. Сейчас он сбросит мерзавца с коня, схватит за горло и будет трясти, пока тот не признается во всём.
Во тьме начали вырисовываться силуэты двух всадников. Передний был высокий, а задний — вдвое ниже и почему-то двухголовый…
— Свят, свят, — вырвалось у деда Кибчика.
И только когда всадники подъехали ближе, стало видно: это двое ребят сидели на одном коне. Рядом с высоким бежал зверь, похожий на волка.
Дед Кудьма выступил вперёд.
— Швайка вернулся, — с облегчением выдохнул он. — И Барвинок с ним.
Волк взвизгнул тоненьким, словно щенячьим голосом, и бросился на грудь Кудьме. Швайка, улыбаясь, спрыгнул с коня.
— Здоровы были, ди…
В ту же секунду Дурную Силу будто подбросило в воздух. Он схватил Швайку за горло и повалил на землю.
— Ага, попался! Дедушка, вот он!
Барвинок рванул было на помощь хозяину, но властный окрик деда Кудьмы остановил его.
А Швайка изо всех сил боролся с нападающим. Но в мире не было силы, которая помогла бы ему вырваться из-под Демка.
— Я его знаю, дедушка! — победно кричал Дурная Сила. — Это татарский разведчик! Это всё из-за него!
Ребята ошеломлённо смотрели на Демка. Дед Кибчик тоже застыл с открытым ртом. От удивления он даже трость уронил. Лишь седобородый Кудьма ничему не удивлялся. Казалось, он знал всё наперёд.
Первым очнулся Грицик. Он спрыгнул с коня и вцепился в волосы Демка.
— Отпусти! — закричал Грицик. — Пилип не разведчик! Это ты разведчик со своим Тишкевичем!
— А? — переспросил Демко и повернулся к парню. Его лицо стало глуповатым. — Не разведчик? А мне ведь сказали…
Швайка воспользовался моментом и так врезал Дурной Силе коленом в живот, что тот со стоном отлетел в сторону. А Швайкина сабля будто сама взвилась в воздух.
— Подожди, — остановил его Кудьма. — Ещё успеешь.
— Успею? — зло переспросил Швайка. — Из-за такого вот всё Приднепровье шумит, будто я продался татарам! Откуда ты это взял? — обратился он к Демку.
— Тишкевич сказал, — еле слышно пробормотал Дурная Сила. Ему снова стало ясно, что он натворил что-то не то.
Швайка несколько секунд пристально смотрел на Демка. Затем скрежетнул зубами и вложил саблю в ножны. И тут раздался мальчишеский смех. Это смеялся Грицик.
— Демко, да Тишкевич же тебя обманул, как малого ребёнка! — сказал он. — Это же он разведчик, а не Швайка! Мы сидели в засаде и всё слышали, что он говорил этому… как его…
— Ислам-беку, — подсказал Швайка и отошёл в сторону. Он не мог даже смотреть на смущённого Демка.
Повисла долгая тишина.
— Лучше бы ты зарубил его, Пилип, — наконец проговорил дед Кибчик. — И меня заодно.
— Пачкать об такого дурака святую саблю? — с презрением ответил Швайка. — А к вам, дед, у меня претензий нет. Не вы же виноваты, что у вас внук от рождения с глупостью.
Дурная Сила всё ещё сидел на земле и с мольбой смотрел на деда Кибчика. Казалось, его страшила не сабля Швайки, не осознание вины — а согбенная, несчастная фигура деда.
— Дедушка, ну что вы так на меня смотрите? — жалобно просил он. — Ну, так вышло… Виноват я. Делайте со мной что хотите, только не будьте такими…
— А и правда, — вмешался Швайка. Злоба прошла, и теперь ему стало даже смешно, как недавно Грицыку. — И вправду, что тут такого? Ну, обманул его тот проходимец, даром что в паны метит.