— Я знаю. Мне мама говорила. Они уруска были.
Это татарин уже говорил с Грициком, который не сводил глаз с пришельца. Затем он налил в чашку парующего зелья и подал Саньке. Жидкость была горькой, резко пахла бараньим жиром и какими-то травами.
— Пей, — приказал Рашит. — Всё выпей. Завтра будешь здоров.
— А как выглядел тот, кто увёл коней? — спросил Швайка.
Видно, те двое не выходили у него из головы.
— Злой на глаза, — ответил Рашит. — Длинный, голова как у коня. И высокий…
Он поднялся на ноги.
— Я поехало… э-э, поехал. Остальные ещё не спят, могут заметить, что меня нет. А утром табун пущу следы топтать. Тогда будем за Чатыр-могилой. Ну, бывай здоров!
— Спасибо, брат, — ответил Швайка. — Сам Бог тебя послал.
Рашит показал в улыбке белые зубы.
— Мой Бог или твой?
Они крепко обнялись, и Рашит исчез в темноте. Швайка долго смотрел ему вслед.
— Запомните, ребята, — наконец обратился он к друзьям, — что и среди татар есть люди. И немало. А если бы не они, я бы их всех
подряд…
И Швайка махнул рукой, будто в ней была сабля.
— Ты его давно знаешь? — поинтересовался Грицик.
— Давно. Сразу, как меня с матерью потащили в степ на аркане.
— Так ты и в плену был?
— Был, да только вспоминать не хочется… — Швайка замолчал. — Мою мать насмерть забили. За то, что попыталась убежать. А меня взяла к себе мать Рашита. Она тоже была из Вороновки… Так что мы с Рашитом как братья.
У костра повисло молчание.
— Значит, ты вороновский? — наконец отозвался Грицик.
Швайка не сразу ответил.
— Вон там, внизу, знаете развалины? — спросил он. — Это был наш дом. Теперь только погреб остался.
— Так ты сын подстаросты Сидирка? — догадался Санько.
— Ага, — кивнул Швайка. — Чуть что — я сразу в свой погреб. Раны зализывать.
— А мы ж… а мы думали, что там оборотни завелись.
— Знаю, — улыбнулся Швайка. — Видел, как вы на нас крестились. Я тогда там отлеживался, когда меня татары стрелой пронзили.
— Ага! — вдруг воскликнул Грицик. — Теперь ясно, почему мне дед Кибчик ухо крутил. Ты там лежал, а он не хотел, чтоб мы вокруг бегали, так?
— Смышленый, — похвалил его Швайка. Он поднялся, затоптал костёр и набросил сверху куст старого перекати-поля.
— Поехали, пожалуй, ребята, — сказал он. — Санько, я тебя к себе возьму. А то, не дай Бог, рухнешь по дороге.
— Не рухну, — заверил его Санько. — Мне уже лучше. — И, уже сидя на коне, тихо добавил: — А там, в погребе, был ещё один дед. У него борода до пояса, так? И зовут его Кудьма.
Швайка вздрогнул, будто его ударили. Некоторое время пристально рассматривал маленького товарища.
— И это тебе известно, — наконец сказал он. — Ой, Санько, Санько, что же из тебя будет, когда вырастешь? — Подумал и добавил: — Если только вырастешь.
— Вырасту, — пообещал Санько.
В ГОСТЯХ У ВЫРВИЗУБА
Под утро Швайка остановился. Глубоко вдохнул и сказал:
— Ну вот, приехали. Здравствуй, Днепр!
Хотя самого Днепра ещё не было видно. Лишь одни камыши, красноватый верболоз и зелёные рощицы в низинах. Разве что влажное, прохладное дыхание ветра напоминало о близости великой реки.
Из-за верболоза внезапно выскочила группа всадников, кто во что был одет. Но у каждого было оружие, а на голове — сдвинутая набекрень овчинная шапка.
Впереди мчался усатый детина. Ещё издали он заорал:
— Да это же Пилип! А чтоб тебя холера ясная взяла!
Однако по его лицу было видно: случись с Швайкой и правда беда, он был бы искренне огорчён.
— Это, ребята, сам Штефан Вырвизуб, — объяснил друзьям Швайка. — Отлично, ох как отлично зубы рвёт ногайцам! Вместе с головой.
И помчался навстречу великану.
— А мы уже чего только ни передумали, — гудел, как бочка, Вырвизуб, хлопая Швайку по плечу. — Нет и нет тебя. Будто в воду канул. А чего ты не на Витрыке?
— Отпустил к деду, — уклончиво ответил Швайка. — Пусть хоть немного на воле погуляет.
Улыбка медленно сползла с лица Вырвизуба.
— Понимаю, — сказал он. — Хорошо, что сам спасся. А того негодяя Тишкевича, или как там его, догнал?
Швайка сердито сплюнул на землю.
— Не удалось. Вывел меня на Ислам-бека.
— Ого! — присвистнул Вырвизуб. — Так он, выходит, и с ними в сговоре?
— И, скорее всего, уже давно.
Швайка спрыгнул с коня и отвёл Вырвизуба в сторону.
— Хочу тебя попросить вот о чём, — начал он. — Этих жеребцов, — Швайка показал на коней, на которых приехал, — нужно вернуть Рашиту. Только чтобы никто не заметил.
— Понял, — кивнул Вырвизуб. —А где он будет?
Сымитируем нападение на татарские табуны и незаметно подсунем этих двоих. Хотя, — почесал он затылок, — нам самим они бы не помешали. Ребят в плавнях всё больше. А какой же казак без коня?
— У Рашита не брать, — жёстко сказал Швайка. — Не нужно на него подозрение наводить.
— Да ты что, я ж не дурак! Ни один волос с табуна не упадёт. Только скажи ему, пусть держится подальше отсюда. Всякое может случиться. Тут ведь кроме меня ещё полно лихих братчиков.
— Он так и сделает.
Вырвизуб перевёл взгляд на ребят.
— А это кто такие? Казаки? Не рановато ли им за сабли браться?
— Почему рано? Самое время, — ответил Швайка. — Они нас с тобой, Штефане, скоро за пояс заткнут.
Вырвизуб насмешливо прищурился.
— А что? Похоже. Особенно вот этот рыцарь, — и он указал на Санька, который едва держался на ногах.
Швайка весело рассмеялся.
— А вот тут ты, Штефане, пальцем в небо попал! За него дед Кудьма и сегодня даст десятерых таких, как мы с тобой.
— Неужели? — Вырвизуб с неподдельным интересом уставился на Санька. — Шутишь…
— Я никогда не был настолько серьёзен.
— Так он что — и вправду… того?
— Ага. Неделю назад людям Ислам-бека глаза от нашей схроны отвёл. Я уж думал — всё, конец. А они по нашим головам, считай, ходят — и не видят.
— Ну надо же… Такой малец — и туда же… — не мог опомниться Вырвизуб.
— Слушай, Штефане, — остановил его Швайка. — По казачьему обычаю гостей бы следовало угостить. И воды дать — мы уже не помним, когда нормальной пили.
— А и впрямь! Ну ты даёшь…
Вырвизуб наконец оторвался взглядом от Санька и засуетился. Что-то сказал одному, подмигнул другому, кивнул третьему. Те бросились в верболоз и исчезли.
— Такое странное имя — Штефан, — тихо сказал Грицик Швайке. — Он что, вроде пана Кобыльского?
— Совсем наоборот, — ответил Швайка. — Разве что родились они недалеко друг от друга.
Вдруг навстречу им выпрыгнул здоровенный зверь с острой мордой и как будто надкушенным левым ухом. Он уставился на пришельцев с не меньшим интересом, чем сам Вырвизуб.
— Барвинок! — вырвалось у Грицика.
— Нет, парень, это Сиритка, — сказал Вырвизуб, который шёл впереди. Он почесал Сиритку за ухом и обратился к Швайке: — А как там твой, помогает?
— А как же! Уже дважды в этом году спас мне жизнь.
— Так мало? — удивился Вырвизуб. — Ну тогда по сравнению с моим Сириткой он щенок. Или ты теперь дальше Сулы не суёшься?
— Да потихоньку гуляю, — возразил Швайка. — Слушай, а как там Байлемовы хлопцы — живы?
— А что с ними станет? Спаслись. И заодно хорошо потрепали своих непрошеных гостей. Жаль, мы немного с опозданием пришли. Прибежали — а от тех песьеголовых уже и след простыл. Кстати, твой Барвинок до сих пор там. Мы к нему и так, и эдак — не уходит с острова, хоть ты кричи, хоть падай молча!
— Плохой бы он был Барвинок, если бы кого попало слушался.
Вырвизуб гордо выпятил грудь.
— Ну, я, между прочим, не "кто попало"...
— Тем более. И вообще, Штефан, мне кажется, ты что-то скрываешь. Ты ж в жизни столько не говорил, как сейчас. Так не томи, скажи, что случилось?
Теперь уже Вырвизуб уклонился от прямого ответа.
— Сначала пообедаем — потом и поговорим, — сказал он.
Хотя Швайка и уверял, что умирает с голоду, ел он больше глазами — внимательно разглядывал товарищей Вырвизуба. Что-то ему в них не нравилось. То ли смущённые, то ли замышляют что-то. Кроме самого Вырвизуба, никто даже слова не молвил…
— А чего это вы на меня косясь, как мышь на крупу? — не выдержал наконец Швайка, откладывая ложку в сторону. — Давно не виделись, да? Или я, может, шубу наизнанку надел?
— Да какую шубу среди лета? — вдруг возмутился Вырвизуб и снова стушевался. — Тут, дорогой мой друг, как бы тебе сказать… По плавням, понимаешь, поползли слухи, будто ты продался ордынцам…
Швайка отшатнулся, будто его ударили.
— Шутишь? — вскочил он. — Да как ты посмел?
На солнце сверкнула сабля Швайки. Тут же вскочили на ноги спутники Вырвизуба, но тот резким движением руки остановил их.
— Ладно уж, Пилипе, либо сруби мне голову, либо выслушай до конца, — сказал он. — Сам ведь знаешь: я за тебя и голову готов положить. А вот остальные… У нас тут теперь много новеньких. Те всему верят.
Поколебавшись, Швайка вложил саблю в ножны.
— Ну ладно. Слушаю.
— Тут, понимаешь, шляются двое по плавням. Расспрашивают, где ты.
— Зачем я им?
— Чтобы расквитаться. Говорят, ты их побратимов татарам продал.
Швайка так сжал рукоять сабли, что пальцы побелели. Хрипло спросил:
— Где они?
— А вот теперь ищи ветра в поле! Покрутились здесь двое каких-то болтунов… Точнее, один крутился, другой вдали маячил. Узнали, что тебя нет, — и убрались.
Швайка посмотрел на Вырвизуба так, что тот съёжился.
— Почему ты их не задержал?
— Так меня ж тогда тоже не было! А ребята… Ума не хватило разобраться. А теперь, вот, глазами траву косят.
Мгновение Швайка всматривался в понурых казаков. Потом махнул рукой и отвернулся.
— Вот тебе и гостеприимство, — сказал он. — И как же они выглядели?
— Того, что стоял вдалеке, ребята не запомнили. Разве что огромный, каких свет не видывал. А у того, что болтал про тебя, лицо рыхлое, вытянутое…
— Как у лошади? — вставил Грицик.
— Вот-вот! — воскликнул один из спутников Вырвизуба. — А ещё глаза исподлобья и зубом щёлкает.
— Теперь ясно, — улыбнулся Швайка. — Ага, встречался такой на нашем пути. Рисковый, значит, не боится с огнём играть.
— Так ты его знаешь?
— Ну, немного. Это Тишкевич.
— Тот, что едва не сдал вороновцев?
— Ага. А теперь сам орёт: "Держи вора!" Значит, и к вам заглядывал?
— Было такое.
— Тогда лучше перебирайтесь в другое место.