Нет уж, отдавай им теперь ещё и Швайку, и таких, как он. Легко сказать — отдавай. Сами ловят его сколько ни старайся — и ничего. Даже не знают, как он выглядит... Вон вчера восемь сотен татар прочесали все овраги — и как сквозь землю провалился. И был он не один — их трое было.
А виноват в этом кто? Конечно, он — Тишкевич.
С досады Тишкевич завернул в дубраву. Основательно подкрепился подстреленной дрофой, потом полежал в тени у чистого, прозрачного ручья. Отдохнув, он уже твёрдо решил, что делать дальше.
Без пана Кобильского пока не обойтись. Но и возвращаться к нему с пустыми руками — тоже не годится. Нужно хотя бы меха раздобыть. А отправляться за ними в днепровские плавни сейчас рискованно. Во всяком случае, на берегах Сулы или Тясмина ему появляться нельзя.
А вот ниже по течению Сулы и Тясмина — пожалуйста. Там тоже живут вольные люди, казаки. И живут они не большими ватагами, а чаще поодиночке — чтобы не быть на виду у татар.
Вот туда он сейчас и направится. Хотя лучше бы идти с надёжным человеком. Только где его взять в этой глуши? Нет, придётся идти на добычу на свой страх и риск. А потом — восстановить доверие у пана Кобильского. За бобровые меха тот простит все грехи. Конечно, Тишкевич всё ему не отдаст. Что-то и себе припрячет…
Погружённый в свои мысли, Тишкевич вскочил на коня и неспешно поехал в сторону полудня. Ехал, не замечая, что творится вокруг. Бояться ему здесь пока нечего. Слава Иисусу, татары не отобрали у него охранного знака. А кроме татар, здесь почти никто не появляется…
Так он и не заметил, как за кустом боярышника, мимо которого проезжал, что-то мелькнуло. Опомнился лишь тогда, когда конь встал на дыбы. Рука метнулась к рукояти сабли — но было уже поздно. Что-то тяжёлое навалилось на него, сбило с седла, и крепкие пальцы сомкнулись на горле.
Тишкевич не был слабаком. В другой раз мог бы справиться с одним-другим нападавшим. Но сейчас, как ни бился, вырваться не получалось. Чужие пальцы всё сильнее сжимали горло. Перед глазами поплыли радужные круги.
«Вот и всё», — пронеслось в голове.
Вдруг нападавший ослабил хватку. Послышался удивлённый голос:
— Пан Тишкевич? Как вы сюда попали?
Тишкевич сел, перевёл дух. Перед ним на коленях стоял какой-то юноша с славянским лицом. Приглядевшись, он узнал в нём недавнего слугу пана Кобильского. Кажется, звался он странным прозвищем — Дурная Сила.
Тишкевич повёл шеей вправо, влево, потянул время. Потом сказал:
— И вправду, дурная у тебя сила, парень.
— Так я ж… — смутился Демко. — Глянул — над кустами татарская шапка мелькнула. Думаю, степняк едет. Думаю, сдеру его с седла, прибью, а сам в седло — и домой. А оно, видишь, как вышло…
— Погоди, — перебил его Тишкевич. — А ты сам как сюда попал?
— Та-а… За Вороновкой татары на нас налетели. Куролап с другими дёрнули, а меня оставили. Ну и накинули аркан на шею — потянули в степь.
— А ты, похоже, по дороге сбежал?
— Ага. Они как раз переправлялись через какую-то речку. Туман был, хоть глаз выколи. Задняя телега завязла между брёвен. Вот и развязали меня — помочь вытянуть. А я так дёрнул, что один татарин в речку свалился. Я за ним. Пока они меня по течению искали, я против него ушёл. Пока они бултыхались, я степом их обошёл — и вот я здесь.
Вдруг Демко замолчал, принюхался и уставился на торбу Тишкевича.
— Жареным пахнет, — сказал он, сглотнув. — А у меня уже третий день ни крошки во рту.
— Не было — будет, — улыбнулся Тишкевич и вытащил остатки дрофы. Демко ел с такой силой, что зубы у него работали не хуже, чем у бобра.
А Тишкевич глядел на Дурную Силу и прикидывал, что с ним делать дальше. Вернуть татарам? Нет, это он всегда успеет. Сначала, пожалуй, стоит попробовать сделать из него свою верную руку. А продать — не поздно будет…
— А почему ты не спросил, как я сюда попал? — поинтересовался Тишкевич.
— Так я ж… — Демко всё ещё возился с дрофой. — Хотел вначале, а вы как-то на другое свернули.
«И впрямь — дурная сила, — подумал Тишкевич. — Похоже, в голове у него сквозняк...»
Он ещё раз задумчиво потёр шею и сказал:
— Долго рассказывать. И не для чужих ушей эта история. А ты — кто тебя знает — вдруг и проболтаешься кому.
Демко свободной рукой ударил себя в грудь так, что аж зазвенело:
— Да я… — возмутился он. — Да чтоб я… Да ни за что! Ей-Богу!
Тишкевич тяжело вздохнул, будто не имел иного выхода.
— Ну ладно, — согласился он. — Скажи-ка, парень, ты хоть раз задумывался, почему татары так внезапно налетают на наши сёла? Смотришь за степью, кажется — и мышь не проскользнёт, а они уже у тебя за спиной!
— А и правда, — Демко аж про еду забыл — так поразили его слова. — Не успеешь оглянуться — уже рядом.
— Думаешь, просто так? Нет. Головой ручаюсь — кто-то из наших им дорогу показывает.
Демко захлопал глазами.
— Не может быть! — не поверил он.
Тишкевич оглянулся — вокруг до горизонта ни души, и всё же заговорил шёпотом:
— А я знаю, кто. Худощавый, смуглый, конь у него неплохой, хоть и неприметный. Зовут его Швайка. Да-да, притворяется, мол, охраняет степь, а сам — наоборот.
— Швайка?! — опешил Демко. — Да вы что! У нас говорят, татары его поймать не могут — такой он проворный! Говорят, и в Крыму бывал, и аж до Дуная добирался…
— Может быть, — кивнул Тишкевич. — А не ловят его потому, что не ловят. Он сам к ним ездит с вестями. Ну, может, для вида немного
погоняются.
— Вот это да… А я, кажется, его видел. За Вороновкой. Я скот пас, а он на Переяслав ехал. Такой, как вы сказали — худой, смуглый, как турок. И смотрит как-то из-под лба. Дед Микола ему поклонился, а потом мне и говорит:
«Видел? Это тот, что вбивает татарам хорошую швайку под зад!»
— Вот именно, — сказал Тишкевич. — Только всё это сказки. А на самом деле — совсем не так. Потому я и хочу вывести его на чистую воду.
— А где он теперь?
— Где-то поблизости, в плавнях. Высматривает, сколько людей казаками стали и где находятся. А потом всё расскажет степнякам.
Но Демко Дурная Сила оказался сообразительнее, чем думал Тишкевич.
— А почему тогда вы не там, а здесь? — спросил он. — И шапка у вас какая-то не наша.
— Молодец, — похвалил его Тишкевич. — Глаз у тебя зоркий. А оказался я здесь потому, что вернулся от татар.
У Демка перехватило дыхание:
— От татар?! — переспросил он.
— Именно. Пан Кобильский послал меня выкупать своих людей. Кстати, — Тишкевич указал на Демка, — и за тебя он тоже дал выкуп. И немалый — это я ему подсказал, что таких крепких и верных парней, как ты, днём с огнём не сыщешь.
И хоть сам Демко ещё не понимал толком, верный он пану Кобильскому или нет, такая похвала пришлась ему по душе.
— Ну, конечно… — смущённо пробормотал он. — Только зачем вы за меня платили? Я ж, как видите, сам сбежал.
— А мы ж не знали, что ты у нас такой нетерпеливый, — усмехнулся Тишкевич. Но лицо его стало
серьёзным:
— Так что теперь делать будем?
— В смысле? — не понял Демко.
— В смысле — за выкуп ты должен расплатиться.
— Зачем платить, если я и так сбежал?
— Нет, парень, так не пойдёт… Сбежал ты или нет — пану надо отдать. Или у тебя денег нет?
— Да нету, — признался Демко. — Ни у деда, ни у родичей…
Тишкевич похлопал его по плечу.
— Не горюй, — сказал он. — Я помогу. Только придётся немного задержаться в плавнях.
Демко отпрянул.
— Я к деду хочу. Он, наверное, переживает.
— Никуда твой дед не денется. А в плавнях нам нужнее быть. Тут, — он похлопал по широкому поясу, — кое-что есть. Закупим меха у казаков и продадим в Маньковцах, Черкассах или Переяславе. Часть — твоя. За год-другой рассчитаешься с паном. Ну что — по рукам?
— Да я… — всё ещё колебался Демко. — Мне бы с дедом посоветоваться.
— Вернёшься — посоветуешься. А остаться надо. Ведь не только в богатстве слава. Надо, говорю, вывести этого татарского лазутчика Швайку на чистую воду. Так пойдёшь со мной или останешься в степи?
— Да на кой мне этот степь! — воскликнул Демко. — Знаете, как я теперь ненавижу эту татарву с их подельниками?
Дурная Сила сжал кулак размером с дыню. Тишкевич взглянул на него и внутренне порадовался, что нашёл с ним общий язык.
Но Демко снова загрустил.
— Только вот где взять коня? — сказал он. — В степи без коня — сами знаете…
— Можешь положиться на меня, — успокоил его Тишкевич. — Тут неподалёку табуны пасутся. У пастухов одного и куплю. Деньги есть.
Потом отдашь.
— А это не опасно?
— Что?
— Ну… идти к пастухам… — кажется, Демко совсем не хотел оставаться один даже ненадолго. — Они ведь могут схватить.
— Вряд ли. Ты спрячешься тут, а я поеду один. Не переживай, я знаю, как с ними говорить… — Тишкевич показал блестящий жетон. — Это охранный знак. Меня трогать нельзя — я при деле выкупа.
Вернулся он быстрее, чем ожидал Демко. Вёл двух коней на поводу.
— Зачем два? — удивился Демко. — У вас же уже есть.
— Знаю, — улыбнулся Тишкевич. — Ну что, какого выбираешь?
Демко выбрал низенького упитанного конька и потрусил за Тишкевичем. На душе было легко. Скоро он снова увидит деда и родную Вороновку. Только тревожили долги, в которые он неожиданно влез — ведь никому в жизни не был должен, а тут сразу двум: пану Кобильскому и Тишкевичу.