Бывают авторы, к которым такой анализ неприменим: они начали писать уже зрелыми людьми и сразу проявили себя в полном свете, оформив свою литературную индивидуальность. Бывают и другие — тоже одарённые люди, у которых развитие идёт не по восходящей ступеням, а по зигзагообразной линии: раз или два такому автору удаётся создать нечто действительно удачное и выразительное, а до и после — тянутся длинные периоды, покрытые бесплодными попытками. Наконец, встречаются и такие таланты, что в самом начале карьеры вспыхивают, как метеор, а затем вся их дальнейшая деятельность — это медленное угасание, зачастую в дыму и чаде. Леся Украинка принадлежит к тем талантам, которые развиваются постепенно, достигая господства над формой и содержанием, над языком и идеями тяжёлой, интенсивной работой. Прошедшее с момента публикации её первых произведений десятилетие позволяет проследить этот путь — от начальных, почти детских порывов к полному мастерству, от наивно-примитивных форм — к блестящим и совершенно гармоничным, от детского импрессионизма — к широкому идейному охвату и мощному страстному пылу. И если мы при этом будем помнить о тяжёлых условиях, в которых происходило это развитие, и о крайне печальном состоянии того общественного и духовного грунта, на котором формировалась наша писательница, то уже сам факт её постоянного и именно такого развития мы сочтём доказательством исключительной силы её дара и одновременно одним из самых интересных явлений нашей новой литературы. Скольких молодых литературных сил за эти 10 лет сверкнуло на Украине и исчезло, сколькие надломились или свернули на пути, не приносящие чести украинской словесности!
Изданный в 1893 году сборник стихов Леси Украинки под названием "На крыльях песен" включает в себя всё, что было написано ею до того времени. Она не исключила из него и те свои первые попытки пера, что были созданы ещё до 1887 года и напоминают примитивно стихотворные детские впечатления:
На зелёной возвышенности,
В вишнёвом саду весеннем,
Притаилась хатка белая,
Будто деточка в пелёнке
Вышла тихо посмотреться —
Не идёт ли мать родная.
И к той белой хате светлой,
Словно мать к своей дитятке,
Вышло солнце, засветилось,
И хату радостью залило.
В этом же детском, наивном тоне выдержаны стихи "Лето красное прошло", "Мама, идёт уже зима", "Радуйся, дитя, покуда ты ещё маленькое". Здесь, конечно, можно найти какую-то, пусть и не новую, но поэтичную зарисовку, однако её воплощение, писательская техника, язык — ещё совершенно примитивны и условны. Резкий критик, признающий право на существование только у завершённых и вполне самобытных произведений, несомненно, возразил бы против включения этих бумажных цветочков в букет. А вот литературный историк благодарен за это авторке, ведь они дают возможность проследить тот скромный старт, из которого она вышла.
Целиком условной, не в народном стиле, как заявлено в заголовке, а в старом романтическом шаблоне, является поэма "Русалка", впервые напечатанная в женском альманахе "Первый венок". Казак любит девушку Ксению и хочет на ней жениться, но осенью забывает о ней и женится на другой. Молодая просит Ксению быть дружкой, но та, вместо свадьбы, идёт к реке и топится. Она становится русалкой, но и в воде не забывает своего горя. Ночами она завлекает к себе казака; тот начинает тосковать и чахнуть, пока однажды, пытаясь приблизиться к любимой русалке, не оказывается среди других русалок, которые щекочут его до смерти. Поэма заканчивается плачем русалки над телом бывшего возлюбленного.
Слабое эхо баллад Шевченко — без их широкой мелодики, без твёрдой основы жизненного наблюдения и социальных контрастов, придающих тем балладам вес и притягательность живых произведений. В "Русалке" Леси сюжетные линии не мотивированы, социальных контрастов нет, психологические конфликты едва намечены неумелой, ещё детской рукой. Однако есть в этой поэмке один отрывок, где слышатся новые, нешаблонные, пусть и ещё очень неуверенные интонации — это песня русалки (стр. 100–101), которой она привлекает казака:
Любый казаче, зачем ты ходишь
Печальный в чаще лесной?
Слушай, казаче, песню русалки —
Я для тебя пою одной!
Она напоминает ему о себе, о своей любви к нему:
Если не забыл ты — иди ко мне,
Я твоя первая милая!
Предательство прощу, любить я буду
Тебя, как раньше любила я.
У меня палаты — краше царских,
Из дорогого хрусталя,
У меня веночек из чистого злата,
Из жемчуга и коралла.
Хотя здесь ещё нет никакого особого мастерства, всё же в этой песенке ощущается первый размах крыльев свежего лирического дара.
Целиком условной и несамостоятельной является и вторая поэма, датированная 1888 годом — "Самсон". В середине 80-х годов в русской литературе была мода на пересказы библейских сюжетов. Отголоском той моды стал также очень слабый стих Олены Пчилки "Дебора", написанный в 1887 году и напечатанный в "Первом венке". Следуя примеру матери, взялась и Леся переложить в стихах библейское повествование о Самсоне. Сравнение этих двух произведений между собой и с библейскими первоисточниками было бы весьма интересным. Обе наши авторки обращаются с библейским текстом довольно вольно, а точнее — будто и вовсе не смотрят в него, а лишь заимствуют отдельные мотивы, лишённые тех живых побегов, что связывают их с древнееврейской жизнью и придают им бессмертную силу. Дебора у Пчилки — это лишь тень, а не живая женщина; Самсон у Леси — шаблонный воин и патриот с чудесной силой, а вовсе не тот полукомичный, полутрагичный герой, изображённый в книге Судей. И в "Деборе", и в "Самсоне" библейские оригиналы несоизмеримо поэтичнее и живее, чем то, что из них сделали наши авторки.
Леся, к примеру, пытается углубить библейское повествование, анализируя психологию Самсона и Далилы, но этот анализ отбирает у истории её героический дух. Самсон возвращается с битвы, в которой победил филистимлян; его встречают "цветами и венками", как римского триумфатора; среди прочих женщин выходит к нему и его жена Далила, взятая им силой с земли филистимлян. Она славит Ягве за победу мужа, а на его вопрос, жаль ли ей родного народа, отвечает:
Чужда мне стала судьба моего народа,
Твои мне стали родными люди,
Твоя, Самсон, лишь воля — закон мой,
Твоя любовь — дороже всех судеб,
Ради тебя я родных отреклась.
Самсон хочет отблагодарить её за такую преданность, и она выпытывает, откуда у него такая сила, что он мог разорвать льва и побить множество врагов ослиной челюстью. Самсон не хочет раскрывать тайну, она молит, потом плачет — и вот он открывает ей правду: он назорей, и его волосы хранят в себе силу, а если их отрезать — он станет слаб, как ребёнок. Далила, пока он спит, обрезает его волосы и зовёт филистимлян.
Те связывают его — а она кричит:
Прощай, Самсон! — воскликнула предательски —
Ты думал, что для тебя я забуду
Свой род? Нет. Ты погибаешь — и это
Правдивая плата за гибель народа.
Значит, Далила — не меньшая, а даже большая патриотка, чем Самсон. Оригинал об этом не знает. Там Самсон вовсе не предводитель еврейского войска, он сражается в одиночку, как былинный богатырь. В его честь не справляют торжеств. Далила — не его жена, а случайная возлюбленная, скорее всего, еврейка. Филистимские вожди подкупают её, чтобы узнать тайну силы Самсона. Он трижды её обманывает, и только на четвёртый раз открывает правду. Как видим, ни герой, ни обстановка, изображённые в библейском тексте, не подходят для патриотической поэмы в современном духе; и, вместо того чтобы углубить данные первоисточника, авторке пришлось урезать, переиначивать, ослаблять их, заполняя пространство в стихах довольно жидкой фразеологией. Концовка поэмы ещё слабее. Смерть Самсона в книге Судей описана так, как процитировано выше.
Нет сомнений, что перерабатывать старую поэзию в новую — чрезвычайно трудно; переделка часто выходит водянистой и размывает характерные черты оригинала. Так получилось и здесь. Авторка без нужды перенесла праздник в военное время, будто филистимляне снова напали на Палестину; в Библии же катастрофа происходит в Газе, одном из главных филистимских городов. Далее она ослабила сцену унижения Самсона — в поэме он просто стоит, мрачно радуя врагов. Изобретением авторки является также насмешка Далилы, вяловатая, как и все филистимские реплики в поэме.
Как бы ни была невысока художественная ценность "Самсона", всё же, сравнивая его с "Деборой" Олены Пчилки, можно уже здесь ощутить превосходство таланта дочери над талантом матери. Действие в "Самсоне" развивается довольно драматично, а лирические эпизоды
(например, Самсон в темнице) местами обладают выразительной силой и пластикой образа.
В том же 1888 году написан также цикл лирических и описательных стихов под названием "Путешествие к морю".
Талант авторки, очевидно, крепнет, растёт, она находит свой природный тон, всё меньше опирается на чужие образцы, и в этом цикле мы встречаем первые проблески сильного, самобытного дара, первые картины и поэтические обороты, которые выдают руку мастера.