Напротив, щурясь, она дружелюбно улыбалась кесарю, как давнему знакомому, и он не знал, отвечать ли такой же любезной улыбкой или строго насупить лицо.
Потому он повернулся направо, к императрице Елене, что сидела рядом с ним на своём троне — тоже в короне и в красной хламиде.
Императрица внимательно следила за царственной походкой этой владычицы, киевской княгини. Сразу видно, что в ней играет царская кровь и достоинство правителей никому неподвластной страны. И окружение её не уступает пышностью и гордостью царскому окружению. За ней шли сорок три купца, служанки, родственницы, два переводчика, княжич со своими людьми, двадцать послов, а ещё от церкви монастыря святого Маманта препозит и два остiария.
Но какие прекрасные искристо-синие глаза у этой женщины! И кто сказал, что за её плечами много лет и зим? Белокожее, без морщин лицо, ни одной седой волосинки из-под начельника, над которым возвышалась какая-то странная округлая шапочка. Княгиня сама остановилась на определённом расстоянии — слишком близко возле кесарей! — и приветливо склонила чело. И вдруг в её шапочке засияли тысячи блёсток и огоньков — синих, красных, жёлтых, зелёных, белых, чёрных. Императрица аж откинулась на спинку трона от ослепления! Где набрала эта варварка столько драгоценных камней? Ведь у Елены не было и половины того... Может, в Русской земле такое каменье рассыпано по земле или оно падает с неба как дождь?
Княгиня протягивает кесарю резную шкатулку. Что в ней? Может, тоже полно тех драгоценных камешков? Пусть бы скорее Константин брал то приношение.
— Здесь наш ряд, кесарю,— говорит Ольга.— Тот, что Ромея заключила с Киевом.— Эти слова отозвались за её спиной на греческом языке.— Я принесла тебе сию харатию, чтобы напомнить...— Она почтительно склонила голову и улыбнулась. Как легко женщины умеют говорить даже горькие слова! Но нет, княгиня напоминает слова не о дани, а о любви и мире.— Ведь мой муж-князь Игорь заключил сей ряд во имя мира и любви. А мы так редко вспоминаем об этом.
Императрица Елена прикрыла глаза веками. Напряжённое ожидание утомило её. Зато смуглое, длиннолицое лицо Константина, окаймлённое короткой чёрной бородкой, зарозовело. Владычица Русской земли, как искусный посол, своими мягкими словами обошла подводные скалы. И совсем не напомнила ему о долге Ромеи её державе!
— А ещё... хочу просить тебя, великий кесарю, чтобы твой патриарх и ты окрестили меня истинно христианским крестом... В святейшем христианском храме твоего святого града. Хочу взять истинное благословение из твоих рук, кесарю!
Константин моргает глазами. Что за этой просьбой скрывается? Какое лукавство? Все эти варвары хитрят, лукавят, чтобы выбить из рук кесарей какие-то льготы и преимущества при дворе. Крещение уже крещёной княгини? Вон стоит за ней её пресвитер — престарелый Григорий. Что-то задумала княгиня...
Собственно, все окрестные владыки, принимая из рук Ромеи крещение, добиваются равенства с ним, с его державой. Вот как Болгария. Поэтому он, Константин Багрянородный, и написал для своего сына в книге "О церемониях": к владыкам арабских государств, к франкам, итальянцам и болгарам нужно обращаться не как к равным императору, а как к меньшим его, как к его сыновьям. И начинать обращение именно с того, чтобы подчеркнуть, что, хотя они и являются христианскими владыками, они не равны ему, а подчинённые ему сыновья: "К любезному и вдохновенному нашему сыну, архонту своего народа..."
Впрочем, киевская владычица — женщина. Она не сможет соперничать с ним и его владыками здесь. Пусть патриарх её крестит. Здесь не будет никакой потери.
Император согласно кивнул короной. Но глазами следил за каждым движением княгини. С этими русами нужно быть осторожным. Это хоть и варвары, но народ великий и воинственный. С ним нужно держать мир, чтобы не соединились с Хазарией, которая снова хищным глазом поглядывает на Ромею. Тут арабы и мусульманские правители Закавказья постоянно тревожат его великую державу, не приведи Господь, ещё вызвать против себя гнев русов и хазар. Впрочем, ему нужны мир и любовь с Киевом — и чтобы русы дали ему как можно больше воинов! Много ратников! Эта княгиня, пожалуй, охотно согласится дать ему своих мечников за честь, которую хочет получить от него. Да, он уговорит патриарха окрестить её, более того — станет её крёстным отцом и даст почётное имя своей дочери, или архонтессы... Все варварские владыки ныне добиваются этих почётных титулов. Он подарит княгине эти почётные звания и будет держать её как можно дальше от себя. О, это великое искусство — уметь держать на расстоянии сторонних владык и властителей. Ведь когда принимают крещение, сразу же стремятся сесть за стол рядом с кесарем, как с равным себе владыкой.
Вот и эта Ольга. Почему она не делает проскінезы — глубокого поклона — к его ногам? Почему трижды не падает ниц перед ним, как это положено всем? Только все её люди и челядь распростёрлись перед ним. А она стоит и говорит с ним, как с равным!.. И ещё тот юноша, что за её спиной, сияет к нему ясно-синими глазами, Верно, сынок. Логофет о нём говорил: убегал назад в Киев, а княгиня посылала погоню и вернула. Упрямый мальчишка — даже княжеской одежды не надел, стоит в белой рубахе и в красных сапожках. Взъерошенный чуб упал на чело. Обводит глазами зал — и не удивляется, Будто вырос в таких роскошах!..
— Мудры твои слова, княгиня. Владыка должен заботиться о своём народе и просить у Всевышнего благостей для него. Думаю, патриарх согласится на твою просьбу. А мы рады были бы иметь тебя в дочерях наших… и нашей державы. И повелеваем именовать тебя архонтессой твоего народа — русов.
— Благодарю за честь, великий кесарю. И тебе, царица Елена, благодарю за милость, что встретили здесь меня и моих людей... Вот подарки вам от нашей земли.
Ольга подняла вверх руку — и тогда из-за завесы в конце зала вышли четверо мужей в боярском одеянии, бегом поднесли к трону тяжёлый ларец и раскрыли его. В глаза императрицы и императора ударил свет тысяч драгоценных отшлифованных камней. Расшить ими одежду, нанизать на нить и опоясать себя ожерельями... О, какая красота!
Елена благодарно взглянула на княгиню и кому-то помахала рукой. В этот миг с другого конца зала ровными рядами вышли необыкновенно нарядные женщины и замерли в поклоне. Ольга вопросительно посмотрела на логофета, и тот удовлетворённо пояснил:
— Августа Елена и её придворные дамы приветствуют княгиню Ольгу.
Это честь, которой до этого, пожалуй, не удостаивался здесь ни один владыка окрестных земель. Начало хорошее! Только бы Святослав чего-нибудь не натворил. Какой-то он своевольный, гордый, непостижимый! Но ведь видит, какая честь и почёт оказываются им и их державе. Может, больше склонится душой к мысли породниться с этой империей. С кем поведёшься, от того и наберёшься. А главное, чтобы дали в жёны Святославу царевну!.. Тогда будет вечный и прочный мир между ними.
Об этом договорится сперва через послов. Но прежде она примет патриархово крещение. Никто тогда не скажет, что русская княгиня варварка!
И вот слышит слова препозита:
— Просят княгиню на совместный обед... Её величество августа Елена приглашает сейчас в свою залу. И ещё наш кесарь выделил надлежащее содержание для княгини и её людей.
Логофет стал зачитывать имена киевских пришельцев. Несколько чиновников разносили на золотом подносе большие и малые кучки серебряных міліарисиев.
Впрочем, княгине и её родственникам и послам дали только посольское содержание. Её, владычицу великой державы, приравняли к послу? Ладно, ещё не всё кончено...
Из тронного зала логофет повёл русов в залу Юстиниана, а затем в залу Кентурия. Высокие своды залы с сияющими мозаичными изображениями христианских святых подпирали шестнадцать колонн. Между теми колоннами глохли звонкие шаги русских послов, будто их поглощала глубокая тишина и прохлада. Здесь спадало напряжение от золотосяйного тронного зала, от света светильников и блеска высоких и скрытых слов. Здесь было легче дышать.
Посидели, отошли от усталости. И вот снова их ведут в другую залу. Там за обеденным столом уже сидел сам Константин. Был он не в пурпурном, а в белом одеянии. И корона на нём была другая — маленькая и лёгкая. В иных одеждах была и августа Елена — тоже вся в белом. Рядом с ними сидели в небольших, но высоких креслах их порфирородные дети. Ольга знала только о старшем, Романе, который должен быть наследником этого трона и державы. Несколько младших детей были девочками. Княгиня внимательно окинула их взглядом.
— Что же тебе более всего понравилось в нашем граде? — через своего переводчика спрашивает её кесарь.
— Божьи храмы... Христианские обители — монастыри... И порядок в твоей державе.
— Хочешь ли сказать мне ещё что-нибудь? Каковы твои нужды?
— Конечно, хочу. Чтобы твоя держава и моя жили вечно в мире и любви. Как сказано в христианских писаниях.
— Согласен с тобой, княгиня...
Ольга немного подумала и сказала:
— Разве не было бы хорошо, если бы мы с тобой скрепили этот мир и любовь брачным союзом наших детей? Хороши у тебя девочки. А у меня сын на поре. Наследник киевской державы.
Брови у кесаря — густые и чёрные — поползли на чело. Он начал чаще посматривать на блестящую толпу своих вельмож, и за этим занятием будто не находил в себе желания что-либо ей отвечать.
А ведь он хотел бы ей сказать то, о чём написал в своём трактате для своего сына Романа, будущего кормчего этой блистательной державы. Константин взглянул на Романа, словно хотел сказать ему: видишь — вот опять варвары требуют для своих династий нашу императорскую кровь!.. А потом, как родичи, будут вмешиваться в наши дела, забирать земли и грады и мятежить...
Роман понял отцовский взгляд, улыбнулся. Константин обратился к переводчику:
— Передай княгине мои слова. По законам и обычаям нашего двора мы не можем этого сделать, княгиня. В прошлом императоры, которые женили своих детей на детях других владык, причинили большой вред власти и государству. И хазары, и болгары немало крови здесь пролили, требовали императорских корон и плащей.
— Моя земля даст тебе, кесарю, много воинов — отобьёшься от всех! — спокойно заверила Ольга кесаря.
О, воины нам очень нужны. Есть ли правда в твоих словах?
— Только правда, кесарю. Мечи киевских воинов скрепят между нами мир и любовь.
— Мы... ещё будем говорить об этом, княгиня...
— Я не стану требовать у тебя ни короны, ни плаща. Дай мне для сына жену из своего рода.
— Это так… Надо обдумать это!..— бормотал Константин...